Читать интересную книгу 1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

На конвенциях избрание делегатов происходило с помощью серии баллотировок: голоса делегатов подсчитывались по штатам. Эти баллотировки велись по ночам, вопреки потребностям телевидения, которое предпочло бы использовать прайм-тайм, пока не выяснялось, кто из кандидатов набрал абсолютное большинство голосов. Обычно чем больше проходило баллотировок, тем слабее становилась поддержка, оказываемая лидеру предвыборной гонки. Рокфеллер воображал, что делегаты «повернутся к нему лицом» после нескольких раундов. Рейган фантазировал, что Рокфеллер и Никсон окажутся в тупике в итоге нескольких баллотировок и наконец делегаты в поисках выхода обратятся к нему. Линдсей, хотя никто не верил в это, лелеял похожие фантазии на свой счет.

Первую баллотировку выиграл Никсон.

Единственная драма заключалась в борьбе Никсона с самим собой. В 1948 году, когда его политическая карьера только начиналась, он атаковал бывшего чиновника госдепартамента Элджера Хисса. Это вновь всплыло в 1952 году, когда имя Никсона оказалось замешано в скандале, разразившемся на фондовой бирже. А в 1962 году, потерпев поражение на выборах губернатора Калифорнии (это было всего через два года после того, как он проиграл Кеннеди президентскую гонку), Никсон сказал политике «прощай». Теперь он вернулся. «Величайшее возвращение со времен воскресения Лазаря», — писал Джеймс Рестон в «Нью-Йорк тайме».

Затем случилось нечто непонятное: во время своей речи при номинировании его кандидатом Никсон заговорил, как Мартин Лютер Кинг (Мейлер первым заметил это). То было не просто одно из его знаменитых перевоплощений, не просто эксцентрика. Никсон, который также перенял приветственный жест, принятый в Эс-ди-эс (поднятые два пальца, символизировавшие знак мира), не ставил себе никаких пределов относительно того, что он может усваивать и использовать. Мартин Лютер Кинг после смерти перестал быть мятежным агитатором и занял свое место в самом сердце американского истеблишмента. Его организация проводила пикет за стенами зала, где шла конвенция. В шести милях оттуда, в Майами, разразились первые расовые беспорядки. Губернатор Флориды говорил о необходимости ответных действий с применением силы, и чернокожие погибали под выстрелами. Ричард Никсон произносил речь.

«Я вижу день» — он повторил это девять раз, безошибочно воспроизведя знакомую интонацию*. «Я мечтаю...» Затем, продолжая свое выступление и, очевидно, захваченный собственным — или чьим-то — риторическим порывом, он возгласил: «Итак, к вершине, откуда мы сможем увидеть Америку во славе нового дня...»

Конвенция республиканцев в Майами, состоявшаяся во вторую неделю августа 1968 года, была скучной, что, согласно опросам, оттолкнуло от нее молодежь и чернокожих и никого не воодушевило. Единственная возможность придать драматичность происходящему — сожаление организаций чернокожих об исключении черных из делегаций Флориды, Луизианы, Миссисипи и Теннесси — не была использована, поскольку это событие предпочли не предавать огласке. «Все говорили в один голос, что это была самая скучная конвенция из всех, которые когда-либо проводились», — писал Норман Мейлер. Один телекритик сказал, что происходящее освещалось в эфире столь долго и все это было настолько неинтересно, что выглядело как «необыкновенно жестокое наказание» Однако скука сыграла на руку республиканцам: из-за нее люди не обратили внимания на уличные беспорядки и даже не заметили их. Опрос, проведенный в 1968 году в общественных школах Флориды, где согласно принципам сегрегации учились только белые, показал, что 59% студентов были обрадованы известием об убийстве Мартина Лютера Кинга или отнеслись к нему индифферентно. В то время как Никсон одержал победу в Майами, на улице Ральф Эбернати, глава «Конференции руководства христианских общин Юга», ранее руководимой покойным Мартином Лютером Кингом, возглавлял ежедневные демонстрации чернокожих, а по ту сторону залива, в черном гетто под названием Либерти-сити (город Свободы), возникло противостояние полицейских и чернокожих, сопровождавшееся насильственными действиями: сражающиеся переворачивали машины и вели огонь. Были вызваны войска Национальной гвардии. В то время как Никсон определял, кто станет при нем вице-президентом, трое чернокожих были убиты в ходе беспорядков в Либерти-сити.

Оставался только вопрос относительно вице-президента, и логика требовала, чтобы этот пост занял либерал, способный привлечь сторонников Рокфеллера, будь то сам Рокфеллер или мэр Нью-Йорка Джон Линдсей, отчаянно боровшийся за то, чтобы номинировали именно его, или сенатор от штата Иллинойс Чарлз Пёрси. При этом кандидатура Рокфеллера вряд ли могла быть принята, поскольку в 1960 году он отказался быть товарищем Никсона по предвыборной гонке.

В конце концов Никсон удивил всех — и это еще мягко сказано, — выбрав губернатора штата Мэриленд Спиро Т.

Эгню. Он сказал, что этот шаг продиктован желанием усилить единство партии, но сама партия не могла скрыть своего разочарования. Было проигнорировано мнение всего ее умеренного крыла. Список кандидатов от республиканцев чрезвычайно пришелся по душе южанам-белым, раздраженным борьбой за гражданские права, длившейся годами, и некоторым избира-телям-северянам, сторонникам «закона и порядка», которых приводили в ярость волнения и «беспорядок» последних двух лет, но более никому. Большую часть страны республиканцы оставили демократам. Демократ-ренегат из Алабамы Джордж Уоллес, давний сторонник сегрегации, проходивший по собственному избирательному списку, мог не только перетянуть на свою сторону демократов, но также лишить республиканцев значительного числа избирателей, приведя им пример южных штатов и всю стратегию, разворачивавшуюся на Юге. Никсона хотели вынудить выбрать кого-то другого, и это не произошло лишь благодаря тому, что мэр Линдсей, ведущий кандидат от либералов на этот пост, оказал Никсону услугу, поддержав предложенную им кандидатуру Эгню.

В свое оправдание Никсон сказал, что Эгню — «один из самых недооцененных политиков Америки». На следующий день Национальная ассоциация защитников цветного населения (НААСП) — одна из наиболее умеренных группировок чернокожих — осудила избирательный список, назвав тех, кто в нем фигурировал, «сторонниками противодействия белых». Было ли это плохой новостью для Никсона? Да и было ли это новостью? Ричард Никсон, как заметили некоторые, сформировал республиканскую партию заново.

Теперь оставался Чикаго — и тамошний съезд обещал не быть скучным.

Глава 16

ФАНТОМ, РАЗВЕЯННЫЙ РАБОТНИКАМИ СКОТНОГО ДВОРА

Джин Дженет, у которого имелся значительный опыт работы в полиции, говорил, что никогда не видел такого выражения на лицах, которые вообше-то должны были быть человеческими. И что это был за призрак, с воем пронесшийся от Чикаго до Берлина, от Мехико до Парижа? «Мы взаправду-правду-правду — как дубинка!» Своим тупым звериным сознанием они ощущали, что реальность ускользает от них.

Уильям Бэрроуз. «Приход Пурпурного — Того, Кто Лучше». «Эсквайр», ноябрь 1968

Ничего нереального в том, что произошло в Чикаго, нет. Напротив, все это весьма реально. Мэр, управляющий городом, — реальное лицо. Он — старая кляча. Западный истеблишмент следовало бы выпороть за то, что он придал его образу романтический ореол. Вид у него такой, будто он кричит «ура» не переставая.

Он — кляча. Сосед-хулиган. Чтобы понять, что он такое, его надо видеть.

Стаде Теркель. Из интервью «Нью-Йорк тайме», август 1968

Люди, прибывшие в Чикаго, должны начать готовиться к тому, что в течение пяти дней будут обмениваться энергией.

Эбби Хоффман. «Революционный ад как самоцель». 1968

Все предвещало дурной исход Национального демократического съезда в Чикаго в конце августа: центр, где проходили конвенции, сгорел; кандидат, вызывавший наибольшие надежды, был убит, оставив большинство избирателей с ощущением пустоты в душе — пустоты, которая заполнилась гневом; мэр города снискал дурную славу. Полиция Чикаго была склонна применять насилие.

Стаде Теркель недаром сказал о чикагском Маккормик-центре: «Это настоящая чикагская история». Центр был построен несколькими годами ранее, причем строительство обошлось в три с половиной миллиона долларов, и получил название по имени известного издателя газеты «Чикаго трибюн», придерживавшегося правых взглядов (наряду с мэром Дейли, он был одним из сторонников проекта). Экологи боролись с этим проектом, считая, что он нанесет ущерб озеру, а большинство чикагцев находило здание ужасно уродливым. Затем таинственным — или, как некоторые полагали, чудесным образом — в 1967 году он сгорел. Демократы лишились места для проведения собраний, а горожане гадали, на что же в итоге было потрачено три с половиной миллиона долларов.