Читать интересную книгу Разгневанная земля - Евгения Яхнина

В Дебрецене Кошута ожидала тяжкая весть: генерал Феттер опасно заболел, лежит в госпитале и надолго выбыл из строя.

Кошут опустился в кресло. Гёргей будто предусмотрел такую ситуацию: «Аулих, Клапка, Дамианич и я, мы так хорошо понимаем друг друга, что достигнем бо́льшего, если останемся без главнокомандующего». Слова! На деле это означает: «Я или никто!» Да! Сама судьба подсказывает решение.

Президент позвал секретаря:

— Пишите приказ о назначении Гёргея временным верховным командующим.

Наконец-то желание Гёргея исполнилось — он главнокомандующий. Теперь в его руках вся полнота власти.

Подписанное президентом и главнокомандующим обращение к гонведам было встречено всеми с воодушевлением.

«Солдаты! Близок решительный день. Тысячи наших братьев бродят под открытым небом, лишённые крова. Трупы убитых сыновей, отцов и родных вопиют о мести. Патриоты стонут в тюрьмах в ожидании мучительной смерти на виселице… Солдаты! Докажите, что в ваших жилах течёт мадьярская кровь! Помните, что на вас глядит весь мир. Мы боремся не только за своё дело, но и за дело всего человечества… Вперёд, солдаты! Смело вперёд, как вы шли в первые дни. Покройте имя мадьяр новой славой!»

Контрнаступление по всему огромному фронту от Токая до Сегедина началось при общем подъёме.

Верхнедунайская армия, стоявшая северо-восточнее Буды — Пешта, начав с победоносного боя у Ха́твана, безостановочно гнала вражеские войска с венгерской земли. Каждый день австрийцы теряли территории, которые перед тем были ими завоёваны ценой огромных жертв.

В полном согласии с Гёргеем корпусные генералы Клапка, Дамианич, Надь Шандор, Аулих одерживали блестящие победы.

Очищая укреплённые позиции врага в Ишасеге, Ге́делло, Ва́це, венгры нанесли наконец 19 апреля сокрушительный удар австрийцам под Надь Шарло.

Корпус Аулиха неудержимо продвигался к Пешту.

Враг покидал венгерскую столицу. Укрываясь за неприступными стенами Буды, австрийцы уничтожали за собой временные переправы.

Цепной мост, краса и гордость обеих столиц, был ещё цел, когда конница Аулиха ворвалась в город и помчалась к знаменитому сооружению. Генерал стремился нагнать австрийские колонны на мосту и, не дав им опомниться, сбросить в реку.

Однако комендант Буды генерал Хе́нци был также решительным полководцем. Он взорвал мост прежде, чем подоспела кавалерия Аулиха, едва последние австрийские солдаты ступили на левый берег Дуная.

Оглушительный грохот рушившегося моста отозвался болью в сердце ещё молодого генерала Аулиха. Но в следующую минуту, когда он увидел ликующую толпу пештских жителей, услышал их радостные приветствия освободителям, а в окнах домов и магазинов появились национальные трёхцветные флаги, генерал обрёл прежнюю стойкость и уверенность. В кармане у него лежал приказ Гёргея: немедленно после занятия Пешта приступить к осаде Буды. Нельзя терять времени, надо скорее назначить администрацию города и вывести войска, чтобы не дать коменданту Буды оснований обстреливать мирное население Пешта. Но прежде всего — открыть тюрьму, освободить патриотов!

У тюрьмы Аулих увидел разочарованную толпу: солдаты генерала Шлика, последними покинувшие Пешт, увели с собой пленников.

На вопрос о судьбе Баттиани старый тюремный сторож сообщил, что арестованный граф содержится в будайском каземате.

Народ всё прибывал на улицы. Никому не сиделось дома в этот счастливый день. Всё больше весенних цветов и национальных значков расцветало на груди у гонведов — ими щедро одаряли воинов пештские женщины.

Аулих заметил в толпе немолодую женщину, с надеждой глядевшую на него. Когда их глаза встретились, женщина заплакала. Генерал спрыгнул с лошади, протиснулся к плачущей, участливо положил руку ей а плечо:

— Много натерпелась, матушка?

Женщина, смущённая и растроганная таким вниманием генерала, перестала плакать и с неожиданным спокойствием ответила:

— И-и, милый, не обо мне речь. Одной разве мне пришлось хлебнуть горя! О Яноше, о сынке моём единственном, тревога…

— Яношей в армии много… Фамилия-то как? — спросил Аулих.

— Яношем Мартошем звать его.

— Знаю я капрала Мартоша. Он жив, здоров. Можешь гордиться таким сыном… Его эскадрон сейчас в другом месте стоит, неподалёку отсюда. Где тебя найти?

Генерал говорил, и лицо Марики прояснялось, морщинки как будто исчезали, глаза светлели, а улыбка делала его совсем молодым.

— В каменоломнях я работаю, в бараках там живу… Господи, отец родной, разыщи моего сына!

— Сын придёт к тебе! Обещаю! Прощай, да хранит тебя бог!

Крепко пожав руку Марике и ласково кивнув ей на прощание, Аулих вскочил на коня.

Молодая, хорошо одетая женщина, наблюдавшая эту сценку, повинуясь чувству благодарности, которое испытывали сегодня все жители Пешта, бросилась к Аулиху и, притянув к себе полу его шинели, бережно дотронулась до неё губами.

Глава десятая

Старый лоточник

«Можно владеть Коморомом и не быть хозяином Венгрии, но нельзя быть хозяином Венгрии, не владея Коморомом» — гласит старая венгерская поговорка.

«Ключом к Венгрии» называли крепость Комором из-за выгодного местоположения этого города.

Тяжёлые орудия, глубокие подземные ходы, надёжные береговые укрепления и естественные каменные преграды сделали крепость неприступной.

С самого начала зимнего похода австрийцев Комором был обложен неприятельскими войсками.

Занятие австрийцами крепости Буды не мешало развитию наступления венгерских войск. Иное было с Коморомом. Надо было добиться, чтобы австрийцы сняли осаду с Коморома, тогда венгерская армия сможет беспрепятственно продвигаться к границам Австрии.

Комором раскинулся на мысе острова Шютт, при впадении реки Ва́аг в левый рукав Дуная.

Старинная крепость представляет собой четырёхугольник с бастионами, под которыми находятся просторные подземелья и казематы. Эту старую крепость прикрывает новое, далеко раскинувшееся укрепление. Между обеими крепостями, старой и новой, остаётся обширное пространство с неприступными оборонительными редутами. Два предмостных укрепления[67] расположены на левом берегу Ваага и на правом берегу Дуная. Таким образом, для блокады крепости требуется очень большое количество войск.

В войну 1849 года Комором приобрёл огромное значение. Проникнуть в крепость не было никакой возможности. В то же время благодаря предмостным укреплениям гарнизон мог безнаказанно делать вылазки и пополнять военный инвентарь и продовольственные запасы осаждённых.

Такие внезапные нападения кавалерийских частей гарнизона, поддерживаемые лёгкой артиллерией, доставляли много хлопот австрийцам.

Однажды в полдень близ хорватских траншей показался старик в лохмотьях, с всклокоченными волосами, на которые была напялена старая примятая шляпа. Не таясь ни от кого, он шёл прямо к городу Коморому.

Это был еврей-разносчик с иголками, ваксой, нитками, химическими спичками и детскими игрушками. Пользуясь правом, дарованным евреям в Венгрии, — беспрепятственно путешествовать по стране, он шёл не спеша от самого Дебрецена до Коморома по горам и равнинам, городам и деревням, предлагая свой немудрёный товар. Нередко коробейник подвергался всевозможным насмешкам: ребятишки дёргали его за длинные волосы, бросали в него камнями, а пьяные хорватские солдаты крали у него ваксу. С австрийцами он объяснялся на еврейском языке, во многом сходном с немецкой речью. Так забрёл он в один прекрасный день в окрестности Коморома и был замечен австрийскими патрульными, которые задержали его с единственным намерением развлечь своих товарищей в траншеях.

— Да ты не бойся, — подбадривали они старика. — Расскажешь, что делается на белом свете, покажешь, какие у тебя товары. Может, ты и песни петь умеешь?

Старик упирался, с трудом подбирал немецкие слова, объяснял, что торопится добраться к вечеру до селения, где переночует. Но беспокойство разносчика только смешило солдат, и они привели его в окопы, где такой неожиданный гость вызвал бурное веселье. Однако несчастный разносчик вдруг рассвирепел и потребовал дежурного офицера. Когда тот появился, еврей гневно накинулся на него:

— Почему эти здоровые парни напали на несчастного старика? Это всё потому, что никто не хочет честно трудиться, чтобы заработать себе кусок хлеба. Вот люди и затевают войны. Вы сидите здесь вооружённые, а там, в крепости, окопались такие же бездельники… Только и ждёте удобной минуты, чтобы пырнуть друг друга штыком… А не лучше ли договориться по-хорошему и разойтись всем по домам?

Он говорил на искажённом немецком языке, но его понимали и… хохотали. Развеселился и офицер: