скрылась в густой хвое старого кедра.
Я просил, чтобы они показали мне это дерево. Мы пошли на место, и я увидел огромный ветвистый кедр, под которым валялось много шишек. Думая найти здесь свою Сару, я взял ее, кричал громко и свистел, обошел большой участок леса, но ответа не получил.
Обещав лесорубам за обезьянку большую награду и собрав там грузди, я отправился домой, на станцию, кратчайшим путем, через сопки.
Вскоре лето кончилось. Настали холода. Зеленый убор тайги пожелтел и листья начали падать. Осень вступила в свои права.
Я часто думал о своей обезьянке и о тайне ее исчезновения и до сих пор не могу себе объяснить причину ухода ее в тайгу.
Припоминая ее последнее возвращение и все ее поведение в тот летний вечер, я все более и более убеждаюсь в том, что приходила ко мне прощаться; но что заставило ее бросить уютное, теплое помещение и уйти в дикую суровую тайгу, полную для нее страхов и ужасов, лишений и смертельных опасностей, осталось тайной, неразрешимой и неразгаданной.
Влекла ли ее свобода, или биологическая потребность общения с природой? Кто знает.?
Долина Мидиана
Стояла погожая маньчжурская осень. В теплом ароматном воздухе носились тонкие нити паутины и небо, цвета индиго горело лучами яркого заходящего солнца. Сопки, пади и долины, одетые в золотую парчу увядшей листвы, мирно дремали, готовясь к долгому зимнему сну под белым покрывалом снегов. Тучные поля, отдав свой обильный урожай земледельцу, отдыхали, набираясь новых сил и творческой мощи для будущей деятельности. Кое-где, среди сжатых борозд желтели пирамидки хлебных снопов и лучи заходящего солнца играли золотыми бликами на румяных кистях чумизных колосьев.
Неумолчный хор бесчисленных насекомых звенел в чистом, прозрачном воздухе. Бабье лето было в полном разгаре. Над полями мелькали тени канюков и луней, плавно паривших над землей на своих мягких крыльях. Высоко в небе кружил могучий орлан-белохвост и зычный клекот его разносился по полям и долам.
С запада, как грозовая туча, темнела громада хребта Лао-е-лина, подернутая фиолетовой дымкой вечернего тумана.
Мы стояли на горном перевале. Перед нами расстилалась широкая долина реки Мидиан-хе, с ее золотистыми полями; темными перелесками; извилистою лентой реки, обрамленной в тёмно-бурую грань густых зарослей уремы.
Здесь царство фазанов! Многочисленные стада этой великолепной птицы пасутся и жируют на тучных нивах и размножаются беспрепятственно по склонам сопок и в кочкарниках мокрых долин.
Со мной бы неизменный спутник и товарищ по скитаниям, черно пегий красавец гордон, Ральф.
Он сидел у моих ног и также, как и я, любовался чудной панорамой и умные глаза его выразительно смотрели на меня и казалось говорили без слов.
Я погладил его широкий выпуклый лоб. Он лизнул мою руку и глаза наши встретились. Мы понимали друг друга и мысли наши вероятно были одинаковы.
Виляньем хвоста и улыбкой мой друг выразил мне свое сочувствие и преданность.
Внизу по долине и у подножья сопок виднелись отдельные фанзы и хутора. Мы спустились к ближайшей фанзе знакомого маньчжура, который встретил нас радушно и предложил расположиться в одной из летних построек, которая была свободна.
Хозяин, высокий крепкий старик, с сухим бронзовым лицом и тонкою косичкой на спине, растопил кан и поставил на огонь чайник. Жена его, худая и сгорбленная трудом старушка, с неизменною трубкой во рту, хлопотала по хозяйству, кормила свиней, готовила ужин и покрикивала на многочисленных голых ребят, бегавших тут же между свиньями, курами и телятами.
Ральф не отходил от моих ног и скалил зубы на китайских псов, державшихся в отдалении.
Напившись чаю и плотно закусив, я намеревался уже отправиться на боковую и притворил дверь фанзы. Но едва я лег, как явился хозяин с огромным полозом в руках. Змея спокойно лежала у него на плечах и смело смотрела на меня своими немигающими глазами. Оказалось, что в летней фанзе очень много крыс и полоз должен изгнать их, иначе они не дадут мне спать. Длина змеи была не менее сажени и толщина в руку.
Будучи выпущена на пол, она немедленно поползла к канам, нашла отверстие и исчезла там, изящно извивая свое гибкое черное тело. Не прошло и десяти минут, как под канами в толще глинобитных стен послышался неистовый шум, писк и визг. Очевидно полоз начал действовать и принимал крутые меры против грызунов. Они выбегали, как шальные, из норок и искали спасения в поле.
Хозяин ушел спать и я остался с Ральфом и с полозом в летнике.
Засыпая, я слышал какую-то возню под канами и беготню крыс около фанзы. Ральф лежал у моих ног и постоянно вздрагивал, просыпаясь от этого шума. Мне приходилось его успокаивать, при чем умный пес стучал своим хвостом циновке, давая мне понять, что он извиняется за беспокойство.
С соседнего хутора доносился дружный лай сторожевых собак.
В ближайших горах выли красные волки. Тихая осенняя ночь окутала мирную долину Мидиана своим звездным пологом.
Утром, чуть свет, меня разбудил хозяин. Я вышел на двор, что бы освежиться холодною водой из колодца.
Солнце еще не показывалось. Бледно-розовое небо на востоке светлело все более и более. Легкий утренний мороз сковал воду в лужицах и болотцах и покрыл землю белым налетом инея. Из глубины неба доносились крики пролетающих гусей и журавлей. Звуки эти лились на землю, радуя сердце и наполняя чистый, прозрачный воздух бодрящей жизнерадостной песнью.
«Вперед! Вперед!» – казалось говорила она. Ищешь глазами в синеве далекого неба вереницы пролетных птиц и невольно завидуешь им, легкокрылым, свободным, как ветер.
В хуторах и фанзах начался уже трудовой день. Дым столбом подымался из труб, слышались голоса людей и крики животных. Мычали быки; ржали у водопоя лошади; блеяли овцы в своих тесных хлевах; визжали неистово свиньи, прося у хозяйки корма; кудахтали хлопотливые куры, разгребая лапами навоз; гоготали на речке, гуси и утки; но все эти звуки покрывал крик осла, выпущенного из сарая и запрягаемого в мельничное ярмо: не нравится длинноухому эта скучная работа, с завязанными глазами, и он выражает протест, жалуясь на свою печальную участь.
Солнце поднялось уже над горами, когда мы с Ральфом вышли из фанзы и направились вдоль речки, по обочине уремы, откуда должны были выходить фазаны на жировку в поля.
Не успели мы отойти и сотню шагов, как из под ног вырвался петух-фазан, с треском крыльев и громким кудахтаньем, блестя на солнце чудным своим оперением. Я вздрогнул от неожиданности. Ральф стоял около меня,