Гарри такое не приходило в голову, но в тот момент его это не очень волновало. В стопке, которая ему досталась, на самом верху обнаружились два пергамента, на первый взгляд совершено пустых, если не считать печать Министерства магии. Гермиона специально привлекла к ним внимание и обратилась к членам Д.А. с просьбой «такое не выбрасывать».
— Похоже, это засекреченные документы Министерства, — сказала она. — Темный лорд их, конечно, прочел, а вот мы вряд ли сможем. Но в Ордене наверняка найдутся люди, которые знают, как это рассекретить.
Гарри с самого начала считал, что все это придется передать в Орден. Но прежде он намеревался сам узнать как можно больше, чтобы не допускать отныне того же, что в прошлые годы. «Если бы я с самого начала знал все, что меня больше всех касается, может быть, на нашей стороне дела теперь шли бы куда лучше», — считал он. Гриффиндорец понимал, что бесполезно выражать претензии взрослым членам Ордена Феникса и тем более Министерству, и решение просто перехватить инициативу казалось ему самым удачным.
Третьим доставшимся ему документом было, что с первого взгляда определил Гарри, самое обычное личное письмо, но вот обращение показалось ему смутно знакомым.
«Уважаемая миссис Смит!
Я много думал над нашим вчерашним разговором и посчитал, что теперь не могу скрыть от Вас некоторые обстоятельства моей биографии. Вы были чрезвычайно добры со мной, но не стану скрывать, что Ваша откровенность причинила мне сильное душевное волнение. Это может показаться Вам невероятным, дорогая мадам, но все, что я намерен сообщить Вам — правда. Трагический пафос заключается в том, что женщина, продавшая медальон Слизерина за бесценок — моя мать».
На этом Гарри прервал чтение и заглянул в самый конец письма. Подпись, изящная, разборчивая, позволяла ему заключить, что письмо действительно написано Томом Реддлем.
Однако содержание поначалу заставило Гарри усомниться в этом. Уж никак не ожидал он от Волдеморта подобной честности! «Он же не должен афишировать свое полукровное происхождение», — искренне считал Гарри, а между тем мадам Смит получила доступ к тем же самым фактам, которые так старательно раздобывал в свое время Дамблдор, разве что Том Реддл, конечно, умолчал в письме об убийстве семьи Реддл. Но он сжато описал свое сиротское детство, значение шанса, выпавшего ему благодаря учебе в «Хогвартсе», блестящую учебу и так ничем и не объясненный отказ от блестящей карьеры. Закончил он свои откровения вежливо и прохладно: «Вы вправе относиться ко мне теперь, как угодно, а я, со своей стороны, желаю Вам всего наилучшего, мадам. Надеюсь, Вы понимаете, что после всего написанного мной я больше не могу себе позволить появляться перед Вами».
Дочитав, Гарри обнаружил, что все это время задерживал дыхание, и теперь у него круги перед глазами от недостатка кислорода. Он совершенно не понимал, в чем заключается невозможность дальнейшего общения, и чувствовал здесь какой-то подвох. Юноша помнил, что женщина, получившая это письмо, умерла через день при непонятных обстоятельствах, и никто ничего не узнал про Тома. Но понять логику действий молодого Волдеморта он никак не мог, и потому обратился за разъяснениями к Гермионе.
Та, внимательно прочитав, тут же остановила работу всех остальных требованием внимания к «особо важному заданию».
— Пожалуйста, найдите письмо для Тома Реддла, написанное особой по имени миссис Смит, — попросила она.
«Зачем?» — не понял Гарри, а между тем ребята невольно поглядели в сторону Захариаса Смита. Гарри со своего места ничего, естественно, не увидел, поскольку Смит сидел к нему спиной.
— Затем, что лорд Волдеморт, очевидно, еще в молодости знал, как добиться своего, — отрезала Гермиона, когда Гарри все же спросил ее. Она нисколько не удивилась содержанию письма, но вот разволновалась не на шутку, и Гарри, которого оно заинтересовало просто оттого, что совпало с тем, что он знал благодаря встречам с Дамблдором, теперь не знал, что и думать.
Действительно, ответ вскоре нашелся в стопке Эрни Макмиллана. По такому случаю члены Д.А. отложили работу, Гермионе даже пришлось зачитать кое-что вслух. И тогда соображения Гермионы стали Гарри как нельзя лучше понятны: миссис Смит рассыпалась в извинениях и сочувствии бедному молодому человеку, которому так не повезло по жизни. Миссис Смит чувствовала себя ужасно перед ним виноватой. Она уговаривала Тома ее «навестить как можно скорее для серьезного разговора», и под конец это прозвучало как приказание.
— Либо я фантазирую, либо… — мысль Гарри вполне оформилась, и все же он с сомнением поглядел на Гермиону.
— Я допускаю, что она сама собиралась отдать ему медальон Слизерина, а возможно, и чашку Хельги, и что там у нее было еще, хотя не все, конечно, — пробормотала она.
— Извините, что вмешиваюсь, — заговорил вдруг Захариас Смит. Гарри знал, что во время этого разговора многие косились на хуффульпуффца, но сам почти не обращал на него внимания, и теперь с интересом взглянул на него. Голос Захариаса был какой-то тусклый, как будто он заставлял себя говорить, на щеках играли красные пятна.
— Если речь идет о моей троюродной бабке, а судя по всему, это так, то можете не гадать. Я вам так скажу, — объявил он. — Она поступила именно так, как вы предполагаете.
— Так-так-так, — вполголоса передразнила Джинни, и Гарри впервые в жизни метнул на нее суровый взгляд, приказывая замолчать. Захариасу Смиту, впрочем, было не до Джинни.
— Такой был скандал, говорят. В моей семье это до сих пор помнят, — добавил он.
Гарри кивнул, стараясь побороть смущение. Захариас никогда ему особенно не нравился, но сейчас он, безусловно, переступил через собственную гордость, чтобы помочь, и гриффиндорец не мог не оценить этого. Гарри никак не ожидал, что это копание в бумагах примет такой оборот, а между тем лицо Смита приобрело цвет спелых помидоров.
— Только мы никогда и представить не могли, чтобы тот парень оказался Темным лордом, — пробормотал хуффульпуффец.
— Захариас, очень жаль, что оказалась затронута такая неприятная тема, — тон Гермионы был именно таким, как нужно, сочувствующим и в то же время требовательным.
— Да ладно, — пожал плечами Смит. — Я-то с ней не был знаком, конечно, а дело есть дело. В общем, история обычная, хотя и не делает чести нашей семье, а эта тетка мне, между прочим, даже и не кровная родственница.
К этому моменту установилась идеальная тишина. Гарри даже думать не хотел, что бы он чувствовал на месте Захариаса, и в глубине души его уважение к хуффульпуффцам возросло.