меня любишь, Борбала?
— Безумно.
— И ты не забыла меня?
— Не было такой минуты, когда бы я не думала о тебе.
По лицу мужчины скользнула горькая усмешка. Девушка не видела ее и даже не подозревала, какие мысли рождаются в голове Фараго. Она не знала, какие глубокие раны оставила в его сердце ревность.
Он взглянул на любовницу. Ее длинные крашеные ресницы бросали под миндалевидными глазами тень, похожую на серп. «О, Борбала, как ты умеешь лгать, — думал мужчина. — Бог ты мой, с какой искренностью, как вдохновенно ты лжешь!»
— Борбала, — тихо позвал он.
Она открыла глаза.
— Борбала, нам нужно откровенно объясниться. Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, я не смог бы расстаться с тобой, даже если бы ты во время моего отсутствия родила ребенка…
— Адам…
— Борбала, дорогая, слушай меня, не перебивай, — продолжал Фараго и стиснул тонкую девичью руку. Он сполз с тахты, привлек к себе любовницу и в упор посмотрел ей в глаза. В голосе его звучала страсть. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Борбала, а не любовницей. Да, да… Женой, матерью моих детей. Я хочу иметь от тебя ребенка, хочу, чтобы род Фараго продолжался после моей смерти. Для нас начинается новая жизнь. Или здесь, в этой стране, или далеко, на чужбине, но в роскоши… Ты понимаешь, о чем я говорю? Я должен знать, принадлежала ли ты другому? Если ты не будешь откровенна со мной сейчас, как же я смогу верить тебе потом?
— Адам, родной мой, верь мне…
— Не могу, — прошептал мужчина, — не могу, я чувствую, что ты говоришь неправду. Я должен знать все. Понимаешь? Из-за тебя я подвергал себя опасности, рисковал, о тебе мечтал в тюрьме, только ты была утешением в моем ужасном одиночестве, потому что ты для меня означала жизнь… Борбала, для меня нет на свете ничего, кроме тебя: ни родины, ни возвышенных идеалов, решительно ничего. С тобой я везде найду родину… Говори, Борбала, расскажи все…
Глаза его любовницы наполнились слезами. Грудь ее неровно вздымалась.
— Адам, я… я люблю только тебя.
— Ты изменяла мне?
— Нет, — возразила девушка дрогнувшим голосом.
— Борбала, ты хочешь, чтобы после свадьбы я стал посмешищем, чтобы на нас указывали пальцем, чтобы надо мной издевались?
Она зарылась головой в подушку и зарыдала.
У Фараго учащенно забилось сердце. «Нет, нет, я не в состоянии бросить ее, даже если это было бы единственно разумное решение. Разумное, потому что Борбала лжет. Я знаю, к ней наведывался молодой русый врач, а позднее — тот жалкий чужестранец, старый, сгорбленный дипломат. Пока я изнывал в тюрьме, юное тело моей невесты ласкал другой, другой целовал ее. Почему же она скрывает, почему не искренна со мной?»
— Не плачь, Борбала, я не причиню тебе зла, — утешал он ее. — Ради нашего будущего прошу тебя, умоляю… Я должен все знать, я не могу жить в неведении… Ну, Борбала, милая моя, повернись ко мне, взгляни на меня, не плачь, я люблю тебя больше своей жизни… — Он нежно сжал ладонями ее голову и повернул лицом к себе. По щекам Борбалы катились слезы. Задыхаясь, она заговорила:
— Адам, я боюсь… ударь меня, но не мучь… Я с ума сошла, поступила безрассудно… потеряла голову…
— Дорогая, — дрожащим голосом прошептал мужчина, — ты ведь знаешь, что я прощу. Ну, успокойся, — он покрывал поцелуями лицо любовницы. — Я знаю, ты любишь меня… не плачь… Борбала зарыдала.
— Адам, убей меня, я не достойна тебя, — пролепетала она сквозь слезы. — Пока ты ради меня, ради нас страдал, я легкомысленно забыла о тебе… На мне грех, и я… никогда не прощу себе этого легкомыслия… Я, гордая Борбала Варашди, на жалкие медяки променяла свою непорочность… — Тело молодой женщины содрогалось от рыданий.
— Сколько у тебя было любовников? — спросил Фараго, задыхаясь от ревности. — Борбала, говори все.
— Адам, уйди, оставь меня! Мне нет прощения. Я заслужила наказание… Оно неминуемо…
— Кто были твои любовники? — безжалостно настаивал Фараго. — Я хочу… Я должен это знать.
Женщина молчала. Тишину нарушали только изредка прорывающиеся из глубины ее души рыдания.
— Говори! — Фараго терзал самого себя. Зная, что все равно не оставит Борбалу, он хотел испить до дна горькую чашу ее признаний. Он любил ее беспредельно и понимал, что, простив ее, навсегда привяжет Борбалу к себе, потому что она будет благодарна ему. В его сердце росла ненависть к врачу, дипломату, к другим…
— Говори же! — торопил он любовницу.
— Что говорить? Да, я тебе изменяла. Не мучай меня, не требуй подробностей.
— С кем изменяла?
— Не решаюсь сказать, боюсь…
— Чего боишься?
— Боюсь, что ты отомстишь им…
— Борбала, назови мне имена, имена…
— Обещаешь, что…
— Ничего не обещаю, — перебил мужчина. — Или, может быть, ты еще любишь их?
— Нет, не люблю…
— Тогда назови имена… О двоих мне известно.
Девушка подняла голову. Ее большие глаза расширились от удивления.
— О враче и дипломате, — продолжал Фараго. — Кроме них, кто еще был твоим любовником?
— Один артист и офицер…
— Офицер был коммунистом?
— Да, — тихо ответила женщина. Она покорилась: «Что будет, то будет. Конец мечте. Все равно между нами все кончено. Мне уж не стать женой Фараго. Этого Адам никогда не простит…».
— Ты, — прохрипел капитан, — ты, моя невеста, стала любовницей какого-то вонючего голоштанника! Дошла до того, что бросила свое тело какому-то коммунисту, невежде. — Он злорадно захохотал. — О боже, до чего докатилась Борбала Варашди. Я боролся против коммунистов, ставил на карту свою жизнь, а в это время моя невеста развратничала с каким-то безбожником-коммунистом… Лучше бы я умер, не дожив до такого позора…
Борбала молчала. Опустив голову, она смотрела перед собой…
— Борбала, зачем ты так поступила, зачем? Я еще мог бы понять, если бы ты отдалась человеку своего круга, но какому-то плебею, простому рабочему, ставшему офицером, какому-то бывшему лакею без роду и племени… — Фараго умолк.
«Что было бы, если бы Адам узнал правду, — думала Борбала, — ведь военный действительно был батраком. Летчик Иштван Сигети когда-то пас свиней в имении Варашди. Нет, этого он никогда не узнает, Его имя я не назову даже под угрозой смерти. Впрочем, капитан Сигети, бывший свинопас, теперь стал образованным человеком…»
— Кто был этот офицер? — спросил, помолчав, Фараго.
— Имре Порпацаи, — не моргнув глазом солгала женщина. — Но он не настоящий коммунист и не простой рабочий. Сын инженера…
Капитан поднялся и стал расхаживать по комнате. Остановился у окна и посмотрел на Дунай, стремительно несущий свои серые воды. Три года назад он точно так же стоял перед окном тюремной камеры.