Читать интересную книгу Железный король. Узница Шато-Гайара (сборник) - Морис Дрюон

Главный капитан ломбардцев попросил разрешения почтительно облобызать серебряную ногу, потом обернулся к Карлу Валуа и спросил:

– А почему, ваше высочество, вам требуется именно десять тысяч ливров?

Валуа вынужден был объяснить, что из-за порядков, введенных Мариньи, казна совсем оскудела, а просимая сумма требуется для отправки Бувилля в качестве главы миссии…

– В Неаполь… да, да, – сказал Толомеи. – Да, мы ведем с Неаполем крупные дела через наших родичей Барди… Женить короля… Да, да, понимаю вас, ваше высочество… Наконец-то соберется конклав… Ах, ваше высочество, конклав обходится дороже любого дворца и куда менее надежен! Да, ваше высочество, слушаю вас.

И когда наконец Валуа открыл все свои планы этому низенькому кругленькому человечку, который делал вид, что речь идет о неизвестных ему предметах, вынуждая тем самым собеседника к откровенности, банкир произнес:

– Ваш план действительно тщательно обдуман, и я от всего сердца желаю успеха вашим начинаниям; однако я еще не совсем уверен, что вам удастся женить короля, не совсем уверен, что у вас будет папа и что, если даже все пойдет согласно вашим предначертаниям, я получу обратно свое золото, буде я смогу вам его одолжить.

Валуа сердито взглянул на Робера. «Что за странного человека вы ко мне привели, – говорил этот взгляд, – неужели я зря распинался перед ним?»

– Ну, ну, банкир, – сказал Артуа, подымаясь, – может быть, у тебя и нет требуемой суммы, но, если ты захочешь, ты сможешь ее нам достать, я-то тебя хорошо знаю. Какие тебе нужны проценты? Какие льготы?

– Да никаких, ваша светлость, ровно никаких, – запротестовал Толомеи, – ни от вас, вы же сами прекрасно знаете, ни от его высочества Валуа, чье покровительство мне всего дороже, и я думаю… просто думаю, как бы мне вам помочь.

Потом, обернувшись к серебряной ноге, он добавил:

– Вот его высочество Валуа только что сказал, что он хочет возродить добрые старые обычаи Людовика Святого. Что он под этим подразумевает? Намерен ли он ввести все обычаи без изъятия?

– Само собой разумеется, – ответил Валуа, не понимая еще, к чему клонит банкир.

– Стало быть, будет восстановлено право баронов чеканить монету в своих владениях?

Оба кузена переглянулись с таким видом, будто их осенила господня благодать. Как они сами не подумали об этом раньше!

И впрямь, унификация денег, имеющих хождение в стране, равно как и королевская монополия на выпуск монеты, были введены лишь в царствование Филиппа Красивого. До этого времени бароны и высшая знать выпускали (или по их приказу выпускали) свою собственную золотую и серебряную монету, которая имела хождение наравне с королевской монетой в их ленных владениях; эта привилегия приносила огромные доходы. Извлекали из этой операции выгоды и те, кто, подобно ломбардским банкирам, поставлял металл для чеканки монеты и играл на разнице курсов отдельных провинций.

В своем воображении Карл Валуа тотчас же представил, сколь блистательно пойдут его дела.

– Не соблаговолите ли вы также сказать мне, ваше высочество, – продолжал Толомеи, не отрывая взгляда от реликвии, как бы весь поглощенный умиленным созерцанием святыни, – намерены ли вы восстановить также право баронов вести междуусобные войны?

Речь шла еще об одном феодальном обычае, упраздненном Филиппом Красивым с целью помешать знатным вассалам заливать кровью французскую землю по любому поводу и даже вовсе без такового – лишь бы свести старые счеты, удовлетворить мелочное тщеславие или просто рассеять скуку.

– Ах, если бы вернулось это славное времечко, – воскликнул Робер Артуа, – я бы, не мешкая, отобрал свое родовое графство у этой суки, у моей уважаемой тетушки Маго.

– В случае, если вам понадобится вооружить ваши войска, – сказал Толомеи, – я могу достать оружие по самым сходным ценам у тосканских оружейников.

– Мессир Толомеи, вы с удивительной точностью выразили как раз то, что я намеревался претворить в жизнь, – воскликнул Валуа, – и вот поэтому-то я прошу вас о доверии, прошу сотрудничать со мной.

Карл Валуа действительно верил, что мысли, высказанные банкиром, уже приходили ему на ум, и ясно было, что в беседе со следующим посетителем он выдаст их за личные свои соображения.

Толомеи молчал, он тоже предавался мечтам, ибо великие финансисты наделены столь же живым даром воображения, как и великие полководцы, и опыт показывает, что, погрязнув в самых прозаичных расчетах, они втайне грезят о могуществе.

Главный капитан ломбардцев уже видел себя в мечтах главным поставщиком золота высокородным баронам Франции, а также поставщиком оружия, то есть подстрекателем междуусобных войн.

– Ну как, – спросил Карл Валуа, – решились вы теперь дать мне просимую сумму?

– Возможно, ваше высочество, возможно, вернее, я-то лично никак не могу ее вам одолжить, но попытаюсь поискать денег в Италии – кстати, и ваши послы поедут именно туда. Придется мне стать поручителем, что, безусловно, связано с немалым риском, но я пойду на риск, лишь бы услужить вашему высочеству. Понятно, ваше высочество, и от меня вместе с вашим послом тоже поедет человек, он отвезет заемные письма, получит деньги и будет отвечать за все финансовые операции.

Его высочество Валуа недовольно нахмурил брови: условия, предложенные банкиром, ничуть его не устраивали – он предпочел бы получить деньги прямо в руки, с тем чтобы хоть малая их толика осталась в его кармане для удовлетворения самых неотложных нужд.

– Э, ваше высочество, – продолжал Толомеи, – ведь не я один буду участвовать в этом деле; итальянские банкирские компании еще более недоверчивы, чем мы, грешные, и я, хочешь не хочешь, обязан дать им полную гарантию, что их не обведут вокруг пальца.

На самом же деле ему просто хотелось послать вместе с королевским гонцом и своего представителя, дабы быть в курсе дел.

– Кого же вы намереваетесь дать в спутники нашему мессиру Бувиллю? – спросил Валуа. – Как бы он не скомпрометировал нашего посланца.

– Подумаю, ваше высочество, подумаю на досуге. Людей-то у меня мало…

– А почему бы вам не послать того мальчика, который ездил с моим поручением в Англию? – воскликнул Артуа.

– Моего племянника Гуччо? – переспросил банкир.

– Ну да, того самого, вашего племянника. Он сообразителен, неглуп и хорош собой… Он поможет нашему другу Бувиллю, который, кстати сказать, ни слова не знает по-итальянски, избегнуть всех дорожных неприятностей. Поверьте мне, кузен, – обратился Артуа к Карлу, – этот малый для нас просто находка.

– Он мне нужен здесь, – ответил банкир, – но ничего не поделаешь, ваша светлость, пусть едет. Уж так оно повелось: ни в чем я не могу вам отказать, всегда-то вы добьетесь от меня своего.

Когда за мессиром Спинелло Толомеи закрылась дверь, Робер Артуа потянулся всем телом и заметил:

– Как видите, кузен, я вас ничуть не обманул!

– А знаете, что разрешило его колебания? Вот что! – ответил Валуа, торжественно-театральным жестом указывая на серебряную ногу своего деда. – Видно, уважение ко всему, что носит на себе печать благородства, не окончательно утеряно во Франции и может еще поднять до прежних высот наше королевство!

Этим вечером волна радости, нетерпения и надежды затопила душу некоего молодого человека – этим молодым человеком был Людовик Сварливый – в ту минуту, когда дядя объявил ему, что через два дня Бувилль в качестве королевского посла отбывает в Италию.

Зато другой молодой человек тем же вечером не испытал особой радости, когда его дядя сообщил ему ту же самую весть – и этим молодым человеком был Гуччо Бальони.

– Как так, племянник! – сердито воскликнул Толомеи. – Тебе же предлагают совершить чудесное путешествие, посмотришь Неаполь, познакомишься с тамошним двором, поживешь среди особ королевской крови и, надеюсь, даже сумеешь завести себе там друзей, если только ты не idioto completo[13]. И конклав увидишь, а конклав – зрелище незабываемое. Повеселишься, а главное – многому научишься. И не корчи, пожалуйста, la faccia lynga, такой унылой физиономии, будто я сообщаю тебе невесть какую печальную новость! Тебе слишком легко и хорошо живется, мой мальчик, и поэтому ты не умеешь ценить удачи. Вот она, теперешняя молодежь! Я в твои годы… да я бы от радости до небес подпрыгнул, сломя голову побежал бы укладываться. Тут, видно, замешана какая-нибудь девица, с которой тебе не хочется расставаться, поэтому ты и сидишь с такой грустной миной, верно ведь?

Смуглое, почти оливковое лицо молодого Гуччо чуть-чуть потемнело, как и всегда, когда он краснел.

– Ба! Если любит, подождет, – продолжал банкир. – Женщины для того и созданы, чтобы ждать. Никуда они не денутся. А если ты опасаешься, что она тебя любит не очень сильно, смело веселись тогда с теми, кто повстречается в пути. Единственно, что не вернется, – это молодость и возможность попутешествовать по белому свету.