молодой человек, – сказал кто-то.
Я порозовел. Это была Слава.
– Прыгнул, это уж точно, и спас этого джентльмена!
– Старикан утоп, что ли?
– Уж этот мне дуралей Гарри Хок!
Я проникся жалостью к мистеру Хоку. Общественное мнение было настроено против него. То, что сказал о нем профессор, когда обрел дыхание, я повторить не могу – и не потому, что забыл, но потому, что всему есть предел и переступать через него не положено. Достаточно сказать, что относительно мистера Хока он всецело разделял мнение зрителя, назвавшего того «дуралеем». Должен признать, что мой товарищ по заговору поступил весьма разумно, оставшись в стороне от происходящего. Он сидел в лодке, которую вернул в исходное положение, и задумчиво вычерпывал воду старой консервной банкой. На язвительные эпиграммы с берега он внимания не обращал.
Профессор выпрямился и протянул руку. Я крепко ее сжал.
– Мистер Гарнет, – сказал он, ну точь-в-точь будто был отцом героини в «Герое Хильды», – недавно мы расстались в гневе. Позвольте мне поблагодарить вас за благородное мужество и надеяться, что прошлое будет забыто.
Я выдал блистательный ответ, продолжая сжимать его руку. Толпа сочувственно зашумела. Я сказал:
– Профессор, вина была моя. Покажите, что вы меня простили, – пойдите со мной на ферму и переоденьтесь во что-нибудь сухое.
– Превосходная мысль, мой мальчик, я действительно немножко промок.
– Немножко, – согласился я.
Мы энергично зашагали вверх по склону к ферме.
Укридж встретил нас у калитки.
Диагноз он поставил молниеносно.
– А вы насквозь промокли, – заметил он.
Я не стал отрицать.
– Лодка профессора Деррика, к несчастью, перевернулась, – объяснил я.
– А мистер Гарнет героически нырнул в море совсем одетый и спас мне жизнь, – перебил профессор. – Герой, сэр. На сто… апчхи!
– Вы простужаетесь, старый конь, – сказал Укридж, само дружелюбие и участливость. Воспоминания об их с профессором неприятной стычке забылись, как прошлогодний снег. – Так не годится. Идите наверх, подберите что-нибудь из гардероба Гарнета. Мои собственные шмотки будут вам не впору. А? Идемте, идемте, я принесу вам горячей воды. Миссис Бийл… МИССИС БИЙЛ! Нам требуется ведро горячей воды. Немедленно. А? Да, немедленно. А? Ну хорошо, как только вы ее согреете. Ну-ка, Гарни, мой мальчик, выкладывай одежку. Что скажете вот об этом, профессор? Миленькая серая штучка из тонкой шерсти. Вот рубашка. Сбрасывайте мокрую одежку, и миссис Бийл ее высушит. И ни слова ни о чем, пока вы не переоденетесь. Носки! Подать сюда носки! Предъявить носки! Ну, вот. Пиджак? Примерьте этот блейзер. В самый раз – в самый раз.
Он хлопотал вокруг, пока профессор не переоделся, а затем увел его вниз и угостил сигарой.
– Ну, так в чем дело? Что случилось?
Профессор объяснил. В своих объяснениях он был беспощаден к злополучному мистеру Хоку.
– Я удил, мистер Укридж, сидя спиной к нему, и вдруг лодка закачалась из стороны в сторону с такой силой, что я чуть не потерял равновесие, но тут лодка перевернулась. Это человек – идиот, сэр. Что, собственно, произошло, я не видел, так как сидел к нему спиной, о чем уже упомянул.
– Так Гарнет, конечно, видел. Что случилось, старый конь?
– Все произошло так внезапно! – сказал я. – Мне показалось, что у него начались судороги. Наверное, причина в них. Он имеет репутацию трезвенника и надежнейшего человека.
– Вот таким никогда не доверяй! – сказал Укридж. – На поверку они оказываются самыми вредными. Совершенно очевидно, что он был в стельку пьян и опрокинул лодку, когда решил пуститься в пляс.
– Великое проклятие алкоголь, – сказал профессор. – Да-да, мистер Укридж, не откажусь. Благодарю вас. Благодарю вас. Так достаточно, а содовой поменьше, с вашего позволения. А-а-а! На вкус приятнее соленой воды, мистер Гарнет. Э? Э? Ха… Ха!
Он был в прекраснейшем расположении духа, и я прилагал невероятные усилия, чтобы он и дальше в нем пребывал. Мой план завершился таким триумфом, что его коварная подоплека ничуть меня не тревожила. Согласно моим наблюдениям, так оно обычно и бывает в подобных случаях. Раскаяние пробуждается, если преступление сорвется.
– Как-нибудь на днях нам следует сыграть партию в гольф, мистер Гарнет, – сказал профессор. – Я несколько раз видел вас на поле, играли вы прекрасно. Последнее время я испробовал деревянную короткую клюшку. Просто поразительно, насколько увеличивается меткость.
Гольф удивительно сближает. Мы прогуливались по ферме, обсуждая тонкости игры, и каждое мгновение все больше укрепляло entente cordiale.
– Нет, мы обязательно должны сыграть партию, – сказал профессор. – Интересно установить соотношение наших сил. За время, что я здесь, моя игра значительно улучшилась. Значительно.
– Единственный успех, каким я могу похвастать с тех пор, как начал играть, – сказал я, – это ничья с Энгусом М’Леркином на поле в Сент-Андрусе.
– С тем самым М’Леркином? – спросил профессор уважительно.
– Да, но, наверное, день для него выпал неудачный. Разыгралась подагра или еще что-нибудь такое. И так хорошо я, бесспорно, с тех пор не играл.
– Тем не менее… – сказал профессор. – Нет, мы обязательно должны сыграть партию-другую.
С Укриджем, пребывавшим в состоянии наименьшей своей бестактности, он теперь был на дружеской ноге.
Этому весьма способствовала горячая поддержка, с какой Укридж встречал его обличения по адресу грешного Хока. Человек, которому требуется излить обиду, исполняется симпатией к тем, кто выслушивает его терпеливо и сочувственно. А Укридж был теперь само сочувствие.
– Этот лодочник – беспринципный негодяй, – сказал он, – и ему следует руки-ноги поотрывать. Послушайте моего совета и больше не садитесь в его лодку. Покажите ему, что вы не из тех, с кем можно позволять себе лишнее. Человеческая жизнь в опасности, когда вокруг рыскают такие вот Хоки.
– Вы абсолютно правы, сэр. Этому субъекту нет оправданий. Больше я нанимать его не стану.
Внимая этому дуэту поношений по адресу того, кого я соблазнил свернуть с пути добродетели, я чувствовал себя более чем виноватым. Но профессор не желал и слушать ни о каких смягчающих обстоятельствах. Мои попытки найти ему оправдания встречали самый холодный прием. Профессор все больше разгорячался, и я тотчас бросил моего собрата-заговорщика на произвол судьбы. В конце-то концов добавка к оговоренному вознаграждению (как-нибудь на днях) вполне компенсирует ему убытки, которые ему мог причинить отказ профессора от его дальнейших услуг. Впрочем, положение мистера Гарри Хока было достаточно надежным: я же позабочусь, чтобы он не пострадал.
Исполнившись этим филантропическим чувством, я вновь завел с профессором разговор о достоинствах тех или иных клюшек, прицельных ударах и лунках, таящих те или иные коварства. И за стол села веселая и дружная компания, – к счастью, миссис Бийл не ударила в грязь лицом – наша трапеза состояла из