Читать интересную книгу Новый Мир ( № 12 2010) - Новый Мир Новый Мир

 

Владимир Бондаренко. Почему ушел Толстой? Об этом спорят уже век, не находя ответа... — “Завтра”, 2010, № 36, 8 сентября <http://www.zavtra.ru>.

“Революция и советская власть перечеркнули эту начинающуюся толстовскую религию, перечеркнули и ее апостолов. Вот поэтому нам непонятен сам Чертков и его роль при Толстом. Поэтому нам непонятна сила тогдашнего толстовского влияния на мир. Теперь уже религиозные идеи Толстого никогда не получат нового рождения, остались фактом истории и литературы. Может быть, и хорошо”.

Александр Генис. Говоря о Боге. — “Новая газета”, 2010, № 97, 3 сентября <http://www.novayagazeta.ru>.

“У Кафки об этом так: „Чрезвычайно мучительно, когда тобой управляют по законам, которых ты не знаешь”. Чего мы (и уж точно — я) не понимали, так это того, что Кафка не считал ситуацию исправимой или хотя бы неправильной. Он не бунтовал против мира, он хотел понять, что тот пытается ему сказать — жизнью, смертью, болезнью, войной и любовью: „В борьбе человека с миром ты должен быть на стороне мира”. Сперва в этой дуэли Кафка отводил себе роль секунданта, но потом встал на сторону противника. Лишь приняв его выбор, мы готовы приступить к чтению книги, в которой рассказывается о Боге столько, сколько мы можем вынести. „Замок”, — сказал Оден, — наша „Божественная комедия””.

“Замок — это, конечно, Небеса. Точнее, как у Данте, — вся зона сверхъестественного, потустороннего, метафизического. Поскольку неземное мы можем понять лишь по аналогии с людским, то Кафка снабжает высшую власть иерархией. Ее Кафка выписывал с той скрупулезной тщательностью, которая так веселила друзей, когда автор читал им главы романа. Их смех отнюдь не обижал Кафку. <…> Мы не привыкли считать книги Кафки смешными, но другие читатели, например Томас Манн, именно это и делали.

В определенном смысле „Замок” — действительно божественная комедия, полная сатиры и самоиронии. Кафка смеется над собой, над нами, над К., который способен описать высшую реальность только через низшую и привычную”.

 

Федор Гиренок. Реквием. — “Завтра”, 2010, № 36, 8 сентября.

“Полтора месяца страна дышала отравленным воздухом. Гарь и дым проникали в наше нутро и изнутри ничтожили нас. Вместе с гарью и копотью в наши расплавленные мозги проникала мысль о единочестве русской жизни. Единочество — это внешнее единство, оставляющее каждого из нас внутри своего абсолютного одиночества. Россия — это лучшее, что сделали русские за всю свою историю. Но это лучшее мы теряем. Теперь мы точно знаем, что воздух России отравлен, но это единственный воздух, которым нам дано дышать. И мы дышим этим воздухом, наблюдая из своего одиночества за тем, как медленно и обреченно вымирает наш народ и умирает наше государство. Единочество смерти парализует нашу волю. Мы умираем так же, как когда-то в единочестве погибал экипаж подводной лодки „Курск”. Вокруг нас уже рыщут посланцы иных народов и иных культур, предвкушая возможность выполнения предназначенной им судьбой роли социальной гиены, пожирателя исторических трупов”.

 

Лев Данилкин. Куда приводят мечты. — “Афиша”, 2010, 13 сентября <http://www.afisha.ru>.

О книге Александра Долгина “Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка”. “Долгинская информационная утопия — общество, состоящее из самоорганизующихся (с помощью сетевого сервиса) коллективов, где потребляющие товары и услуги единомышленники помогают друг другу избавиться от шума и сконцентрироваться на важной информации, — выглядит ослепительно. <…> В его модели общение не рассматривается как досадная издержка при достижении некой цели; наоборот — „качественная коммуникация”, по Долгину, — одна из целей жизни, условие счастья. Однако ж что, если люди не хотят общаться?”

“<…> есть люди, которые в состоянии рубануть тесаком по тянущейся к ним „второй невидимой руке рынка” и уж как-нибудь сами позаботиться о том, чтобы их время было достаточно качественным. Как знать, может быть, в понятие „качественного времени” входит возможность быть гарантированно избавленным от чьих-либо рекомендаций?”

 

Григорий Дашевский. Проза без происшествий. — “Коммерсантъ/ Weekend ”, 2010, № 35, 10 сентября <http://www.kommersant.ru/weekend>.

“Дмитрий Данилов фокусирует внимание на том, что мы видим не видя и слышим не слыша, на том, что делаем не осознавая…”.

“Но не то чтобы Данилов говорил читателю: ты не хотел смотреть, а вон сколько тут нашлось интересного. Абсолютно ничего интересного тут не находится, а только то, что мы и думали, только то, на что и не хотели смотреть: „Красный Балтиец. Рядом со станцией Красный Балтиец — регбийный стадион ‘Локомотив‘, здесь играет в регби регбийная команда ‘Локомотив‘ (Москва). Станция Красный Балтиец раньше называлась Подмосковная. Ленинградская. Огромное здание с надписью: МАИ. Покровское-Стрешнево. Парк, пруд. Мост через канал, очень высокий, никаких заграждений, рельсы и сразу пропасть, так, во всяком случае, это воспринимается из окна электрички”. Но почему-то в изложении Данилова эти названия, повторы и перечисления звучат не унылой скукой, а какой-то странной гармонией”.

Сергей Елишев. Салазаровская Португалия. — “Москва”, 2010, № 9 <http://www.moskvam.ru>.

Очень познавательная статья. Среди прочего: “Для обретения политической стабильности в государстве Салазар законодательно закрепляет в конституции 1933 года систему цензовых ограничений как необходимого атрибута возникновения и существования гражданского общества (курсив мой. — А. В. ). К системе цензовых ограничений в салазаровской Португалии относились возрастной, образовательный, имущественный цензы, ценз оседлости и „антибраганцский” ценз. Пассивным избирательным правом, то есть правом избирать, пользовались как мужчины, так и женщины. Мужчины — достигшие 21 года, умеющие читать и писать, а из тех, кто не умел читать и писать, лишь те, которые платили прямые налоги. Женщины — достигшие 21 года, но лишь те, кто имел дипломы о наличии у них среднего или высшего образования. Президентом республики мог стать гражданин Португалии, являющийся таковым со дня своего рождения, достигший 35 лет; на пост президента республики не могли быть избраны члены и родственники (до 6-й степени родства) браганцской королевской династии. Указанные положения конституции позволяли отсекать от участия в политической жизни страны значительную часть населения: в выборах и плебисцитах, которые проводило салазаровское правительство, участвовало около 10% населения страны. Однако для существования в Португалии гражданского общества это было как раз необходимое (? — А. В .) число граждан”.

 

Максим Кантор. В ожидании фюрера. Что может спасти страну от фашистского переворота? — “Новая газета”, 2010, № 98, 6 сентября.

“Оппозиционеры требуют туманных прав — но только не социальной справедливости. Любое поползновение к социальной справедливости встречает усмешку профессора Преображенского: „Вы, может быть, все поделить предложите?” И чувствуешь себя Шариковым. Хотя, если вдуматься, чем же плохо делиться? Это как раз очень хорошо, это, кстати, не только Шариков предлагал, а еще и Христос, и Платон, и Томас Мор”.

“Сегодня России требуется Новейшая Экономическая Политика, дающая возможность роста социализма в одной отдельно взятой капиталистической стране. И если этого не произойдет, страна с неумолимой последовательностью скатится в фашизм. Требуется делиться, граждане. Потому что если не поделимся друг с другом сами и сейчас, нашу страну в скором времени поделят за нас”.

 

Леонид Костюков. Возвращение домой. — “ПОЛИТ.РУ”, 2010, 2 сентября <http://www.polit.ru>.

О книге стихотворений и эссе Владимира Гандельсмана “Ода одуванчику” (М., “Русский Гулливер”, 2010). Среди прочего: “Сейчас, когда издать поэтический сборник в России, в общем, не проблема, можно выделить две отчетливые тенденции и одну промежуточную. Ждать, когда прирастет книга совершенно новых стихотворений, очередная (скажем, восьмая) книга поэта „Стихи этого года”. Подкрепить новое избранным старым. Или, наконец, издать избранное на данный момент, усиленное новыми стихами и улучшенное за счет тщательного отбора. „Русский Гулливер” (за что ему и спасибо) пошел третьим путем. Чтобы понять тупиковый характер тоненьких „абсолютно новых” сборничков, надо восстановить ассоциированную с ними читательскую ситуацию. Это нацелено на читателя-коллекционера, у которого семь первых книг этого автора уже стоят на полке и ждут восьмую. Конечно, вбрасывание в культурный эфир больших самодостаточных „избранных” ведущих отечественных поэтов адекватнее — эти книги в состоянии утолить поэтический голод, который они же и вызывают; приобщить к современной поэзии нового читателя”.