Приближаясь к могиле отца, я увидела большой букет нарциссов, которые он очень любил и собственноручно сажал в нашем садике в Гатчине. Нарциссы были одним из первых чудес весны моего детства. Меня этот жест неизвестных почитателей растрогал до слез. Я часто приезжаю и долго гуляю по кладбищу, где похоронено много людей, связанных с моим отцом.
Вот высокий конус, похожий на «черного человека» — Леонид Андреев. Они часто ссорились с отцом. Вот задумавшийся над стопкой книг Н. К. Михайловский, на именинах которого полюбили друг друга мои отец и мать. А вот Мамин-Сибиряк с дочерью Аленушкой, а внизу под памятником скромная доска: «Мария Морицовна Абрамова». Вот могила Н. Гарина-Михайловского, о последней трагической встрече с которым отец написал очерк; С. А. Венгерова, А. Н. Будищева, забытого сейчас писателя, соседа и друга Куприна по Гатчине.
Здесь и старшее поколение великих мастеров: Тургенев, Салтыков-Щедрин, Гончаров, Успенский, Лесков. Добролюбов перед смертью попросил похоронить его рядом с Белинским, и вот уже более ста лет их два памятника окружает общая чугунная ограда.
Мои прогулки не грустные, здесь столько бессмертных.
Каждый оставил для потомства часть своей души, своего таланта и ума.
И я знаю, что и мой отец жив, жив в своих книгах, стоящих на полках миллионов советских людей.
Москва, 1968–1977Об авторе и об этой книге
Ксения Куприна, дочь замечательного русского писателя, рассказала о том, что она знает и помнит о своем отце.
Нет нужды повторять, как любимо в нашей стране творчество Александра Ивановича Куприна, как популярны его произведения «Молох», «Олеся», «В цирке», «Поединок», «Гранатовый браслет», «Листригоны», «Гамбринус», «Юнкера», «Жанета». Можно с уверенностью сказать о том, что Куприн-писатель получил в нашей стране воистину всенародное признание.
Богатая событиями жизнь Куприна, его многообразное творчество, его драматическая биография — все это составляет чрезвычайно сложную картину. Удивительная и трагическая судьба. Раннее сиротство (отец, мелкий чиновник, умер, когда мальчику был год); непрерывное семнадцатилетнее затворничество во всякого рода казенных заведениях (сиротский дом, военная гимназия, кадетский корпус, юнкерское училище); затем — после нескольких лет унылой военной службы в провинции — выход в отставку, полуголодное существование человека без профессии («Был землемером. В Полесье выступал предсказателем. Артистом в городе Сумы — изображал больше лакеев и рабов. А потом с балаклавскими рыбаками связался, славные были ребята! Кирпичи на козе таскал, арбузы в Киеве грузил. Был псаломщиком, махорку сажал, в Москве продавал замечательное изобретение — „Пудер-клозет инженера Тимаховича“. Преподавал в училище для слепых. А когда меня оттуда выгнали — пошел на рельсовый завод…» — вспоминал сам писатель); первые литературные удачи; стремительный взлет: слава, деньги, кутежи, безудержная трата сил, и — в эмиграции, в далеком Париже, — быстрое физическое угасание, жестокая нужда; наконец — осуществившаяся мечта вернуться на родину…
О Куприне, его творчестве, его биографии и судьбе написаны десятки книг, обстоятельных монографий, серьезных научных трудов, специальных статей, предисловий и т. д. Ксения Куприна — не литературовед, не критик. Ей, понятно, не под силу во всей полноте воссоздать яркую и противоречивую фигуру знаменитого писателя. Впрочем, на это не могли претендовать и предшественники, в частности, первая жена Куприна — Мария Карловна Куприна-Иорданская, автор воспоминаний «Годы молодости» (вышедших в 1960 году в издательстве «Советский писатель», затем, в расширенном и дополненном виде, опубликованных в 1966 году «Художественной литературой» в серии литературных мемуаров).
Задача, стоящая перед Ксенией Куприной, осложнялась к тому же целым рядом дополнительных трудностей.
Автор книги «Куприн — мой отец» описывает, естественно, прежде всего то, что сама увидела, запомнила, пережила. Если годы молодости М. К. Куприной-Иорданской совпали с расцветом писательского таланта Куприна, если она была близким свидетелем его дружеских отношений с Чеховым, Горьким, Буниным, если с ней он делился своим святая святых — замыслами новых произведений, и она, сама близкий друг, жена, издательница видного литературно-художественного журнала «Современный мир» («Мир божий»), наблюдала вблизи, как воплощались эти замыслы в действительности, то совсем иной запас впечатлений и возможность осмыслить увиденное судьба отвела Ксении Куприной.
Она родилась в 1908 году, когда купринская слава была в зените, но как личность сложилась уже там, в эмиграции, и только через толщу позднейших наслоений, порой — предрассудков могла вспомнить события, совпавшие со временем своего детства. По собственным впечатлениям Ксения Александровна, понятно, воссоздает лишь факты позднейшие: пору первой мировой войны, революции, исхода за рубеж и — особенно — эпоху эмиграции. Но и эти впечатления не были и не могли быть в такой степени зрелыми, чтобы по ним воссоздалась объективная и цельная картина противоречивой, полной драматических поворотов жизни Куприна.
Именно этим объясняется неполнота и даже некоторая наивность у автора книги «Куприн — мой отец» в трактовке ряда идейных заблуждений писателя. Это проявляется, в частности, в том, что Ксения Александровна выделяет в Куприне прежде всего проявление «стихийности», несколько односторонне объясняет общественное поведение своего отца в пору, когда решались судьбы русской интеллигенции. Конечно, Куприн никогда не был политическим мыслителем, и ему, художнику, были в высшей степени присущи и стихийность души, и инстинкт здорового реалистического дарования, и особое жизнерадостное здоровье. Но как бы ни был силен стихийный, интуитивный элемент в мироощущении Куприна, каким бы политическим простодушием он ни страдал, он много и глубоко размышлял о жизни, о событиях в стране, принимал в разное время ту или иную сторону в кризисные, революционные периоды. Вспомним хотя бы его гражданственную позицию во время первой русской революции, его страстный отклик на расправу царского правительства с матросами восставшего «Очакова» (статья «События в Севастополе») и даже прямое участие в судьбах спасшихся революционеров (что нашло отражение в позднейшем рассказе «Гусеница»).
Однако нередко писатель и заблуждался, потому что слишком сложна была историческая обстановка, достаточно сильна была над ним власть норм и традиций породившей и питавшей его социальной среды — в том число норм и традиций консервативных, обветшавших. Это проявилось особенно ярко и в начале первой мировой войны, когда Куприн (в числе очень многих других русских литераторов) поддался казенно-патриотическому поветрию, и в пору Великой Октябрьской революции, конечные цели которой он приветствовал, но считал, что она произошла не вовремя, слишком рано, пала на неподготовленную почву; в те дни он выдвинул идею создания «беспартийной» газеты для крестьян — «Земля».