К концу 1905 г. финансовое положение власти было нелегким. Налоги почти не поступали. Золотой запас Гос. банка сильно сократился; не столько манифест Совета рабочих депутатов, сколько паника, охватившая состоятельные круги, была тому причиной. В. Н. Коковцову было поручено проехать во Францию, чтобы получить внешний заем. Такое поручение в разгар московских событий могло казаться безнадежным. Но государь учитывали события, происходившие за пределами России. В начале 1906 г. должна была собраться Алжезирасская конференция. Франции была нужна дипломатическая поддержка. Одного слова государя о том, что Россия поддержит Францию в марокканском вопросе, оказалось достаточно, чтобы французский премьер Рувье приложил все усилия для удовлетворения финансовых нужд союзного правительства. Россия получила краткосрочный кредит в 150 миллионов р., с обещанием большого займа по окончании марокканского кризиса.
Граф Витте номинально оставался у власти еще свыше четырех месяцев после декабрьской победы над революцией; но руководство событиями с начала декабря фактически снова перешло в руки государя. Это сказывалось во всех областях. Военные и полицейские власти действовали совершенно независимо от Совета министров, и сам премьер, отказавшись от самостоятельной политики, «плыл по течению».
«Витте после московских событий резко изменился, - писал государь своей матери 12 января. - Теперь он хочет всех вешать и расстреливать. Я никогда не видел такого хамелеона… Благодаря этому свойству его характера почти никто ему больше не верит, он окончательно потопил себя в глазах всех… Мне очень нравится новый министр юстиции Акимов… Дурново действует прекрасно… Остальные министры - люди sans importance!»
17 декабря государь принял трех митрополитов и беседовал с ними о созыве церковного собора. 27 декабря он обратился с рескриптом к с.-петербургскому митрополиту Антонию. Напомнив, что еще весною возникала мысль о созыве Собора, государь писал: «Ныне я признаю вполне благовременным произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной церкви… Предлагаю вам определить время созвания этого собора».
Для подготовки созыва образовано было предсоборное присутствие, приступившее к работам 6 марта. В нем участвовало человек пятьдесят, в том числе десять иерархов. Оно разделилось на семь отделов, ведавших различными вопросами. Председательствовал митрополит Антоний. Видное участие в работах принимал обер-прокурор синода кн. А. Д. Оболенский.
В январе 1906 г. государю довелось снова подойти к больному вопросу русской жизни, поставленному на очередь четыре года перед тем, но отодвинутому войной и революционной смутой: к земельному вопросу. Еще манифестом 3 ноября 1905 г. были отменены выкупные платежи - единственный крупный прямой налог, лежавший на деревне. В обществе ходили слухи о том, будто государь перед выборами в Г. думу намерен обещать крестьянам помещичьи земли (в виде наказания земцам за участие в смуте) и этим приобрести поддержку крестьян в борьбе с «освободительным движением». Такие замыслы были совершенно чужды государю: он и не помышлял «покупать голоса крестьян» путем нарушения права частной собственности. К тому же он полагал, что выход не в сокращении частной земельной собственности, а, скорее, в ее распространении и на крестьян.
Принимая 18 января депутацию крестьян Курской губ., государь сказал: «Всякое право собственности неприкосновенно; то, что принадлежит помещику, принадлежит ему; то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему. Земля, находящаяся во владении помещика, принадлежит ему на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам».
Междуведомственное совещание во второй половине января отвергло проект главноуправляющего ведомством земледелия Н. Н. Кутлера, предусматривавший принудительное отчуждение арендуемых земель; Н. Н. Кутлер подал в отставку.
Позиция государя в аграрном вопросе была государственной, открытой и честной, но перед «крестьянскими» выборами в Г. думу она давала противникам власти опасное демагогическое орудие в руки.
Революционные партии ушли «в подполье». Из Союза освобождения, земских конституционалистов и части элемента «Союза союзов» сложилась конституционно-демократическая партия. Ее учредительный съезд происходил во время первой всеобщей забастовки; в ноябре и декабре она не играла никакой роли, и только отлив революции выдвинул к.-д. на первый план. На съезде в начале января партия высказалась за конституционную и парламентарную монархию (вопрос этот в октябре был оставлен открытым) и решила готовиться к выборам в Г. думу, в отличие от более левых групп, призывавших к бойкоту.
В начале февраля собрался съезд Союза 17 октября. На нем обнаружилось, что провинция значительно правее либерального центра; и в то время как ораторы центрального комитета М. А. Стахович, А. И. Гучков критиковали действия власти и требовали отмены исключительных положений, провинция реагировала совсем иначе. «Мы тем самым подпишем разрешение на вторую революцию!» - воскликнул минский делегат Чигирев. «Только при военном положении мирные граждане вздохнули свободно», - говорили другие. Резолюция об отмене чрезвычайных положений собрала 142 голоса против 140, и Центральный комитет для избежания раскола предпочел от нее отказаться. Зато другая резолюция съезда - о созыве Гос. думы не позже конца апреля - получила быстрое удовлетворение: 14 февраля открытие Думы было назначено на 27 апреля.
20 февраля издан был манифест, развивавший, дополнявший и вводивший в известные рамки общие принципы, провозглашенные 17 октября. В нем указывалось, что за государем остаются все права, кроме тех, которые он разделяет с Гос. думой и Гос. советом, состоящим наполовину из назначенных, наполовину из выборных членов. «Не есть ли бесспорно заключенное в манифесте 20 февраля юридическое подтверждение того, что самодержавие упразднено - приятный сюрприз? « - писал П. Б. Струве в «Полярной Звезде».
4 марта были обнародованы временные правила о союзах и собраниях. Существенным ограничением прав Гос. думы были бюджетные правила 8 марта. Они устанавливали, что целый ряд частей бюджета считается, как выражались тогда, «забронированным». Платежи по государственному долгу, бюджет министерства двора, военный и морской бюджеты могли изменяться только в законодательном порядке, т. е. с согласия Думы и Совета и с утверждения государя. По тем же правилам при расхождении между Думой и Советом принималась цифра, более близкая к прошлогодней смете. В случае неутверждения в срок или отклонения бюджета в силе оставалась смета предыдущего года.
Вопрос о смысле слова самодержавие оживленно обсуждался в печати. Одни толковали его как неограниченность, другие, ссылаясь на историю, говорили, что это означает лишь внешнюю независимость от какой-либо другой державы.
Принимая 16 февраля депутацию Иваново-Вознесенской самодержавно-монархической партии, государь сказал: «Передайте всем уполномочившим вас, что реформы, Мною возвещенные 17 октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые Мною даны одинаково всему населению, неотъемлемы; Самодержавие же Мое останется таким, как оно было встарь».
Русское собрание выпустило особый листок, излагавший его точку зрения: «Могут когда-нибудь наступить обстоятельства, при которых Русский Царь будет нравственно обязан для блага своего народа действовать помимо Гос. Думы и даже отменить манифест 17 октября… Пусть никто не пытается превращать этот манифест в обязательство, извне наложенное на Царя, и придавать ему форму какого-либо договора или двустороннего акта».
Алжезирасская конференция была благополучно доведена до конца, и В. Н. Коковцов снова прибыл (в марте) в Париж для заключения большого займа (на миллиард рублей) для ликвидации военных счетов (гл. обр. - на погашение краткосрочных займов) и для покрытия дефицита революционного года. Левые круги вели кампанию против этого займа; приезжали в Париж с тою же целью и русские либералы; но их усилия не имели никакого успеха, и они потом не любили об этом вспоминать. Французское правительство считалось с реальным фактом отлива революции и было заинтересовано в укреплении франко-русского союза, сильно расшатанного событиями последних двух лет; Алжезирасская конференция показала, насколько ценной является русская поддержка. Поэтому, хотя кабинет Рувье сменился кабинетом Саррьена в самый разгар переговоров, даже новый министр внутренних дел Клемансо не подумал возражать против займа и заявил русскому послу, что выпады против «царизма» на столбцах его газеты не следует «принимать близко к сердцу»: мало ли что пишут безответственные журналисты!
Заем был выпущен в апреле; он имел большой успех в публике. «Плюю тебе в глаза, прекрасная Франция!» - возмущенно восклицал Максим Горький.