— Разве? Друзья разговаривают. Ты шел пешком до Пентагона, и я об этом узнала от Гэнси! Твой отец скотина, и это я узнала от Гэнси! Ноа все знает. Ронан все знает.
— Они знают не все. Они знают, потому что были там. Гэнси знает, потому что был там.
— Да, а почему же меня не было?
— А с чего бы тебе там быть?
— С того, что ты бы пригласил меня, — сказала Блу.
Мир наклонился. Он моргнул, и мир выпрямился.
— Но не было никаких причин для твоего там присутствия.
— Верно. Конечно. Потому что в политике не место девушкам! Мне неинтересно. Голосование? Что? Я забыла мой фартук. Вообще-то, думаю, я должна прямо сейчас быть на кухне. Моя скалка…
— Я не знал, что ты…
— О чем я и говорю! Разве тебе такое приходило в голову?
Не приходило.
— Хотя, ты бы не пошел никуда без Гэнси, — рявкнула Блу. — Вы вдвоем чудесная парочка! Целуй его!
Адам, потеряв напор, поднял голову.
— Ну, я не хочу быть просто кем-то, с кем целуются. Я хочу быть настоящим другом тоже. Не только кем-то, с кем весело проводить время, потому что… потому что у меня есть сиськи!
В основном она не ругалась, но «сиськи» были настолько близки к ругательству, насколько Адам только мог себе представить в этот момент. Сочетание сисек и преобразования беседы раздражало его.
— Прекрасно, Блу. Гэнси был прав. Ты, и правда, можешь быть бешеной феминисткой.
Блу закрыла рот. Ее плечи немного тряслись: не как дрожь от страха, а как вибрация перед землетрясением.
Он выдал:
— Ты все еще не ответила на мой вопрос. Ничего из того, что ты сказала, фактически, не имеет отношения к нам.
Уголки ее губ угрюмо опустились.
— Ты хочешь правду?
— Это то, чего я хочу с самого начала, — сказал Адам, даже несмотря на то, что он в действительности не знал, чего теперь от нее хотел. Он хотел, чтобы эта ссора закончилась. Он жалел, что пришел. Он хотел вместо этого спросить ее о Глендовере. Он жалел, что не попросил ее пойти с ним на вечеринку. Как он мог? Его голова была слишком забита, слишком пуста, слишком искажена. Он зашел слишком далеко, прямо мимо твердой почвы, но, казалось, не мог повернуть назад.
— Верно. Правда. — Она собрала ладони в кулаки и скрестила руки. — Так вот она. Всю мою жизнь мне твердили экстрасенсы, что, если я поцелую свою истинную любовь, я его убью. Вот так. Ты счастлив? Я не говорила тебе этого сразу, потому что не хотела произнести «истинная любовь» и отпугнуть тебя.
Позади нее шатались деревья. Другое видение попыталось проявиться. Он старался выпутаться из этого и просеять воспоминания, стремясь согласовать их почти поцелуй с ее откровением об этом смертельном пророчестве. Все это не ощущалось настоящим, но ничего таковым не ощущалось.
— А теперь?
— Я не знаю тебя, Адам.
«Это не твоя ошибка, — шептал воздух. — Ты непостижимый».
— А теперь?
— Теперь? Теперь… — Наконец, голос Блу немного задрожал. — Я не говорила тебе до сих пор, потому что я поняла, что это неважно. Потому что это будешь не ты.
Он будто бы ощутил один из ударов отца. Момент безжизненности, а потом кровь стремительно приливает к месту контакта. И тогда это была не печаль, а теперь знакомое тепло. Оно пронзило его, словно взрыв, разбивая окна и поглощая все в мгновенном порыве.
Он мог себе представить размах своей руки в замедленном темпе.
Нет.
Нет, он уже делал так прежде с ней и не станет делать впредь.
Он отвернулся, один кулак прижав ко лбу. А другим он ударил по стене, но не сильно. Как будто наказывал себя, выпуская эмоции. Он разорвал гнев на части, кусок за куском. Сфокусировался на жжении, ужасном огне в его груди, пока тот не вышел.
Это не будешь ты.
И в конце, все, что осталось, было: "Я хочу уйти".
Должно быть где-то другое место, где он еще не был, какая-то почва, где эти эмоции бы не разрастались.
Когда он обернулся, она неподвижно наблюдала за ним. Как только она моргнула, две слезы скатились, как по волшебству, по ее щекам. Быстрые слезы. Те, которые бывают в ваших глазах и скатываются к подбородку раньше, чем ты осознаешь, что плачешь. Адам о таких знал.
— Это правда? — спросил он. Он задал вопрос так тихо, что слова вышли сиплыми, будто скрипка играла слишком мягко.
Еще две слезы стояли в очереди, но, когда она моргнула, они остались в глазах. Сияя, как маленькие озера.
Не ты.
Не он с его убогим гневом, с его долгим молчанием, с его сломленностью.
Не ты.
«Взгляни на себя, Адам, — раздался голос Гэнси. — Просто взгляни».
Не ты.
— Докажи, — прошептал он.
— Что?
Громче:
— Докажи.
Она начала мотать головой.
— Если это не я, то ничего не будет, не так ли?
Она замотала головой сильнее.
— Нет, Адам.
Громче.
— Если это не я, Блу, то это не имеет значения, ведь так? Так ты сказала. Это никогда не буду я.
Она печально сказала:
— Я не хочу ранить тебя, Адам.
— Или это правда, или нет.
Блу положила руку на его грудь и нажала.
— Я не хочу целовать тебя. Мы не будем вместе.
Не ты.
С тех пор, как отец в последний раз ударил его, левое ухо Адама было мертво и безответно. Никакого шипения, никаких помех. Просто отсутствие чувствительности.
Сейчас так ощущало себя все его тело.
— Ладно, — согласился он бесцветным голосом.
Блу вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Я сожалею. Правда, сожалею.
— Ладно.
Чувства возвращались, но они были несфокусированными и тусклыми. Мерцающими и нечеткими. Они не будут с ней вместе. Они не будут с Гэнси на одной стороне. Не было больше «не здесь» и «не сейчас». Здесь. Сейчас. Просто вместе будут он и Энергетический пузырь.
Я непостижимый.
Он спускался по лестнице, хотя не помнил, как покинул комнату Блу. Он что-нибудь сказал? Он просто ушел. Не знал куда. Голоса и образы мелькали вокруг него, давя на него со всех сторон.
Один голос прорезал диссонанс. Он был самым тихим в доме.
— Адам, — сказала Персефона, поймав его за рукав, когда он открыл парадную дверь, — время нам поболтать.
Глава 50
Персефона дала ему пирог. Тот был с орехами пекан, она сама его испекла, и ему предоставлялся вариант не брать. Мора хмуро смотрела на него.
— Ты уверена, что так надо, Пи? Наверное, тебе лучше знать…
— Иногда, — признала Персефона. — Ну же, Адам. Мы идем в комнату для предсказаний. Блу может пойти с тобой. Но это будет очень личным.
Он не осознавал, что Блу была там. Он держал голову опущенной. На его руке после прогулки по магистрали остались царапины, из-за которых он безмолвно переживал и которые прятал под краями одежды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});