– И как же пошел бизнес?
– Планы были грандиозные. Я хотел развить свою фирму, даже договорился взять в лизинг в Канаде дирижабль, это позволило бы снизить себестоимость трелевки до 7 долларов. Это сделало бы ее даже дешевле обычной. Но меня достала налоговая полиция. Они регулярно вламывались ко мне в офис, реквизировали документы и держали их у себя месяцами. Бухгалтеру приходилось ходить к ним, как на работу. Но последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, было ультимативное требование губернатора Хабаровского края брать на работу летчиков только из местного управления. А я ведь не из вредности договаривался с их коллегами из Владивостока, а потому, что они расценки устанавливали разумные. Пришлось закрывать фирму. Двести человек потеряло работу. И кто от этого выиграл, не понимаю! Я после этого и уехал в Новую Зеландию – под предлогом изучения языка, но на самом деле с прицелом на эмиграцию.
Русских в Новой Зеландии никогда много не было. Если кто и попадал, то надолго не задерживался, переезжая в Австралию или США. И сейчас, после массовой эмиграции девяностых годов, в стране не больше шести тысяч русских, пять тысяч из которых сосредоточено в Окленде, а остальные – в Веллингтоне, Крайстчерче, Данидине, Гамильтоне.
В Окленде действуют Русское общество Новой Зеландии, информационная служба помощи российским эмигрантам, выходит в эфир радиопрограмма на русском языке, издается газета, работают Русский клуб и воскресная школа. Но центром русской общины по-прежнему остается Русская зарубежная православная церковь.
На север, к теплу
Окленд удивительно напоминает уменьшенную копию Сиднея. Небоскребы из стекла и бетона, остатки «исторических» зданий конца XIX в., мост Харбор-бридж – все, как и в столице Австралии, но меньше по размеру. Только телевизионная вышка Скай-тауэр здесь выше – 328 метров.
В Окленде я надолго задерживаться не стал. В конце зимы самое теплое место должно было быть на крайнем севере страны. Туда я и отправился.
Первый новозеландский водитель Брин Грант-Маки провез меня всего пару километров, но на прощанье дал свою визитную карточку.
– Если будет нужна помощь, сразу звони.
Фангарей (по-маорийски – Драгоценная бухта) был основан англичанами как торговый порт для отправки древесины и смолы деревьев каури. Потом в окрестностях города стали добывать уголь, сеять пшеницу, разводить крупный рогатый скот, строить суда. Сейчас здесь крупнейший коммерческий центр Северных земель.
В бухте, на стоянке яхт, я поинтересовался, не нужны ли кому-нибудь матросы. Но до начала сезона осталось еще несколько месяцев, и все яхты стояли на приколе. Часть из них пустовала, в других, как в собственных домах, жили яхтсмены. С одним из них я разговорился на берегу.
– Жаль, у меня нет на яхте свободного места. Не могу пригласить тебя к себе переночевать.
Так и пришлось мне спать на берегу реки, недалеко от гаражей для моторных лодок.
На окраине Фангарея находится живописный водопад. Это был первый водопад, встретившийся мне в Новой Зеландии. Но потом я имел возможность убедиться, что по количеству водопадов на единицу площади эта страна – одна из первых в мире. Утро я потратил на поиски: вначале водопада, а потом выезда на трассу. Но попал туда как раз вовремя: только-только начался проливной дождь, как я застопил «Мерседес».
Тони Аткинсон тоже однажды путешествовал автостопом.
– Вдвоем с моей подругой из Англии мы заехали к ее дяде в Марракеш, в Марокко. Оставив у него большую часть своих вещей, мы налегке отправились на море, покупаться и позагорать. Туда, в средневековый португальский порт, зашла яхта. Капитан пригласил нас с собой на Канарские острова. Мы, конечно, тут же согласились и целый месяц провели под парусом, побывав практически на всех мелких островках. С Тенерифе вернулись в Марракеш на самолете и продолжили свое путешествие через Северную Африку, Иран, Пакистан, Индию, Австралию.
Договор Вайтанги
Бывший хитч-хайкер высадил меня в Опуа, на окраине Залива островов. Все 144 острова с берега увидеть невозможно, но даже те, что видны невооруженным взглядом, создают необычную атмосферу этого места, которая привлекала и маори, и первых европейских поселенцев.
Именно здесь, в Корорарека (сейчас это поселок Расселл), в 1840 г. высадился специальный представитель британской короны капитан Гобсон и начал переговоры с вождями маори. Ему удалось уговорить около пятидесяти из них подписать 6 февраля мирное соглашение, получившее позднее название Договор Вайтанги. В соответствии с ним, маори признали верховную власть королевы Виктории, а взамен получили гарантии защиты и подтверждение прав собственности на свою землю.
На месте впадения реки Вайтанги в море построили мемориальный комплекс с самым большим в мире военным каноэ и несколькими хижинами, воссоздающими для туристов антураж подписания договора. Тут же на берегу стоит переделанный под летнее кафе парусник, а рядом – поле для гольфа.
Я обычно не ношу с собой палатку и часто сплю прямо под открытым небом. Ночь застигала меня в пустыне и джунглях, в тайге и городских парках, на берегах рек и морей, на полях ржи и ячменя, пшеницы и подсолнечника, кукурузы и риса, сахарного тростника и даже на минном, как потом выяснилось, поле. А вот на поле для гольфа мне раньше спать не приходилось. И я тут же воспользовался уникальной возможностью, расстелив свой спальник возле одной из лунок, справедливо полагая, что в темноте играть не будут, и мне не грозит оказаться под обстрелом. Так и оказалось. Ночью было тихо и спокойно. И дождя не было. Но когда я проснулся рано утром, надо мной уже собиралась туча. Нужно было срочно собираться – нет ничего хуже, чем вставать и упаковывать вещи под дождем.
Бывает, и под дождь попадаю, но в тот раз я успел укрыться от него в лесу, под густыми кронами деревьев, и на меня лишь покапало с листьев. Капли с веток падали и тогда, когда я перешел по мосту реку Вайтанги и попал в мангровые заросли.
Мангровые заросли попадались на моем пути и в Таиланде, и в Австралии. Но попасть внутрь их можно было только на лодке. Здесь же, перейдя по специальным деревянным мосткам, можно увидеть растущие из воды деревья на расстоянии вытянутой руки.
Название водопада Харуру в переводе с маорийского означает Большой шум, что не говорит о наличии у местных жителей особой фантазии. Большим шумом называют, наверное, половину всех водопадов мира. А разнообразию их названий на географической карте мира мы обязаны лишь тому, что не понимаем большинства языков.
Приехав в Новую Зеландию, я практически сразу столкнулся с языком маори: Whangarei, Taumarunui, Te Papa Tongarewa, Whangamomona и сотни других, похожих названий… Сами же маори меня почему-то не подвозили. Вот и до Керикери я доехал с двумя полинезийцами, но не местными, а с Тонго.
Поселок Керикери в первые годы колонизации был столицей белых поселений и крупнейшим портом. Здесь, можно сказать, начиналась история современного новозеландского государства. История, надо признать, не очень длинная. Первое каменное здание – знаменательно, что это был магазин, – было построено в 1831 г.! За магазином, на другой стороне реки перед началом тропинки к водопаду «Радуга» находится автостоянка с огромным плакатом: «Уважаемые автовладельцы, пожалуйста, закрывайте свои машины на ключ, не провоцируйте воров!» Это красноречивее всякой статистики характеризует криминальную обстановку в стране. Только представьте такое напоминание на улицах Москвы или Парижа!
Тропинка проходит по берегу реки, через густые заросли вечнозеленого леса, мимо нескольких водопадов. Самый крупный из них водопад «Радуга». Когда я дошел до него, начался дождь, и в воздухе действительно появилась радуга. Но неужели здесь дождь идет каждый день?
Легенды маори
Погода испортилась. Спать под открытым небом я не рискнул и отправился на поиски ночлега. Возле дороги обнаружилась католическая миссия: церковь, школа и еще несколько домов. Свет горел только в школе. Туда я и зашел. И вместо крыши над головой получил совет: «Вон там, через дорогу, стоит заброшенный дом. В нем никто не живет, и ты сможешь спокойно переночевать».
Дом был трехкомнатный и, очевидно, давно брошенный его хозяевами. В спальне стояли кровати с матрацами, но без постельного белья; в зале – неработающий телевизор; во дворе – ржавая легковушка. Оказавшись в чужом доме без разрешения хозяев, я обычно вспоминаю Машу из сказки «Три медведя». И мне сразу становится неуютно. Поэтому я не стал забираться внутрь, а лег спать на веранде. Но ночью начался сильный дождь, крыша протекла, и мне пришлось-таки зайти в спальню и досыпать уже на кровати.
Чем дальше я забирался на север, тем реже мне встречались белые и тем чаще – маори. Их предки приплыли сюда около тысячи лет назад с мифического острова Хаваики (скорее всего, это был остров Ранатеа, но точно никто не знает).