Адмирал Шато-Рено, человек слабовольный, согласился с этим требованием, и галионы вошли в бухту Виго.
К несчастью, эта бухта широко открыта со стороны моря, и преградить доступ в нее невозможно. Поэтому нужно было поспешить с выгрузкой галионов до появления флота враждебной коалиции; времени на это было вполне достаточно, и все обошлось бы благополучно, если бы внезапно не возникло глупейшее дело о нарушении привилегий…
— Еы внимательно следите за моим рассказом? — вдруг прервал себя капитан Немо.
— Очень внимательно, — ответил я, теряясь в догадках, с какой целью он читает мне эту лекцию по истории.
— Итак, я продолжаю. Вот что произошло. У кадикских купцов была привилегия, в силу которой все грузы, прибывавшие из Вест-Индии, как тогда называли Америку, должны были разгружаться в Кадиксе. Таким образом, выгрузка в бухте Виго галионов, которые привезли золотые слитки, являлась нарушением их привилегии. Купцы пожаловались в Мадрид и добились у слабого Филиппа V эдикта, что транспорт будет секвестрован[50] в бухте Виго до тех пор, пока флот коалиции не снимет блокады с Кадикса.
Но покамест это решение выносилось в Мадриде, двадцать второго октября 1702 года английские суда вошли в бухту Виго. Адмирал Шато-Рено, несмотря на явное превосходство сил противника, мужественно сражался. Но, увидев, что золотой транспорт неминуемо должен попасть в руки врагов, он поджег и потопил галионы, которые пошли ко дну вместе со своим грузом.
Капитан Немо умолк. Признаюсь, я все еще не понимал, чем меня должна была заинтересовать эта история.
— А дальше? — спросил я.
— Дальше? Дальше следует то, что мы сейчас находимся на дне бухты Виго, и только от нас зависит проникнуть в ее тайну.
Капитан поднялся и пригласил меня следовать за собою.
Я успел уже оправиться от смущения и непринужденно пошел за ним.
В салоне было темно; сквозь открытые ставни виднелась искрящаяся за океаном морская вода. Я подошел к окну.
Прожектор ярко освещал воду на полмили в окружности. Свет его был настолько силен, что можно было рассмотреть каждую песчинку.
Матросы «Наутилусам, одетые в скафандры, ворошили на дне полусгнившие бочки, сломанные ящики, вытаскивая их из-под кучи других обломков. Из этих ящиков и бочонков сыпались струи золота, серебра и драгоценностей. Весь песок был устлан ими.
Взвалив на спину ящик или бочку, матросы шли к кораблю, складывали свой драгоценный груз и шли за новым запасом в эту неисчерпаемую сокровищницу.
Теперь я понял. Это был театр морского сражения. Здесь 22 октября 1702 года затонули галионы, которые везли золото испанскому королю. В этих россыпях капитан Немо черпал золото, когда оно ему было нужно. Только ему, ему одному принадлежали эти бочки. Он был прямым и единственным наследником этих миллионов.
— Знали ли вы, господин профессор, — улыбаясь, спросил капитан Немо, — что море содержит такое богатство?
— Я знал только то, что в морской воде в растворенном виде находится около двух миллионов тонн серебра.
— Это верно, но чтобы извлечь это серебро из воды, пришлось бы сделать больше затрат, чем получить прибыли, Здесь же нужно только дать себе труд нагнуться, чтобы поднять то, что потеряли люди. И не только бухта Виго служит мне сокровищницей: есть еще тысячи не менее богатых мест крушений, отмеченных на моей подводной карте. Понимаете ли вы теперь, что мое богатство измеряется миллиардами?
— Отлично понимаю, капитан. Разрешите только сказать вам, что, черпая золото в бухте Виго, вы опередили одно торговое общество, которое могло бы соперничать с вами.
— Какое?
— Общество, получившее от испанского правительства привилегию на производство работ по поискам затонувших галионов. Акционеры этой компании спят и видят эти пятьсот миллионов — ведь стоимость груза затонувших талионов была оценена именно в эту сумму.
— Пятьсот миллионов? — повторил капитан Немо. — Они здесь были, но их уже нет.
— Понимаю, — сказал я. — Поэтому несколько слов предупреждения участникам этого дела были бы совсем не лишними. Впрочем, кто знает, как это предупреждение будет принято? Вы ведь знаете, что игроки всегда больше сожалеют о крушении безумных надежд, чем о пропаже денег. Ну, да мне не жалко этих спекулянтов! Я больше сожалею о том, что эти деньги, которые могли бы облегчить нужду сотни тысяч бедняков, никогда не дойдут до них…
Я еще не кончил фразы, как почувствовал, что она оскорбила капитана Немо.
— Никогда не дойдут до них? — воскликнул капитан. — Значит, вы считаете, эти деньги пропали, раз они подобраны мной? Неужели вы думаете, что я для себя собираю эти сокровища? Кто вам сказал, что я не делаю с их помощью добрых дел? Я знаю, что на земле существует неисходное горе, угнетенные народы, несчастия, требующие помощи, и жертвы, взывающие о мести! Разве вы не понимаете, что…
Тут капитан Немо вдруг умолк. Может быть, он пожалел, что в порыве возмущения сказал лишнее.
Но я уже и так все понял. Каковы бы ни были причины, заставившие его искать независимость под водой, но прежде всего он оставался человеком. Его сердце обливалось кровью от страданий человечества, и он щедрой рукой оказывал помощь угнетенным народам.
Я понял теперь, кому предназначались миллионы, отправленные капитаном Немо в тот день, когда «Наутилус» находился вблизи охваченного восстанием острова Крита!
Глава девятая
ПРОПАВШИЙ МАТЕРИК
На следующее утро, 19 февраля, ко мне зашел канадец. Я ждал этого посещения.
У Неда Ленда был удрученный вид.
— Что скажете, господин профессор? — спросил он.
— Что же тут говорить, Нед? — ответил я. — Случай изменил нам.
— Да… Надо же было этому проклятому капитану остановить свой корабль как раз в ту минуту, когда мы собрались бежать.
— Что поделаешь, Нед, он должен был навестить своего банкира.
— Банкира?
Нед широко раскрыл глаза.
— Вернее, кассу своего банка. Я имею в виду дно океана, где богатство находится в большей сохранности, чем в любом государственном хранилище.
И я рассказал Неду Ленду события вчерашнего вечера, в тайной надежде, что мой рассказ примирит его с капитаном и заставит отказаться от мысли о побеге.
Но единственным результатом было горькое сожаление Неда Ленда, что ему не пришлось самому погулять на месте битвы при Виго.
— Однако, — сказал он, возвращаясь к преследовавшей его мысли, — ведь ничто не потеряно! То, что не удалось вчера вечером, может удастся сегодня…