И мы обязательно увидимся до твоего отъезда. Давай встретимся перед Новым годом?
– Почему не раньше?
– Второго января адмирал уезжает в Брюссель, и мне так много нужно…
– Отлично, – холодно сказал Бенджамин, – пусть так и будет.
– О, Бен, – Имоджен почувствовала досаду, – ты ведешь себя как ребенок. У меня есть обязанности, я просто не могу делать то, что хочу. Я нахожусь на службе, и ты должен это понять.
– Разумеется, я понимаю.
– Тебе повезло, – продолжала она, – твоя работа, чем бы ты там ни занимался, предоставляет тебе некоторую свободу. Но у меня есть начальник. На самом деле много начальников, и сейчас мне нужно вернуться к своим обязанностям.
В канун Нового года, пока Имоджен готовилась к поездке в Париж, Джой лежала на кровати и с завистью смотрела на нее.
– Куда он тебя сегодня поведет? – спросила она.
– В ресторан под названием «Прокоп». Я никогда там раньше не была, но Бен сказал, что место хорошее, даже, как он выразился, шикарное.
– Везет же тебе, – сказала Джой.
– А вы что тут будете делать? – поинтересовалась Имоджен, крася губы помадой и завязывая шелковый шарфик вокруг шеи. – Не сомневаюсь, что вы весело проведете время.
– Ну да, кажется, у нас запланировано несколько игр, – ответила Джой. – Потом пойдем в деревню. Кое-кто из местных жителей пригласил нас на ужин. Правда это мило с их стороны?
– Да, звучит замечательно, – сказала Имоджен. – Жаль, я не могу пойти с вами.
– Ой, не говори глупостей. Ты встречаешься со своим красавчиком женихом и будешь обедать в чудесном ресторане. Тебя ждет прекрасный вечер!
– Возможно, – проговорила Имоджен, надевая пальто.
«Прокоп» в самом деле оказался шикарным рестораном, и Имоджен даже немного пожалела, что не уделила должного внимания своему внешнему виду.
– Говорят, это старейший ресторан Парижа, – заметил Бенджамин, заказывая вино к их блюдам.
– Да, здесь очень красиво, – согласилась Имоджен, восхищаясь обоями шафранового цвета и люстрами.
– Моя мама ждет не дождется, когда сможет познакомиться с тобой, – сказал он, наливая белое вино в хрустальные бокалы.
– Ой, – неуверенно проговорила Имоджен, – это так мило.
– Она предложила нам пожить вместе с ними. У них большой дом в пригороде Вашингтона. Там тебе будет хорошо. Они тебя обязательно полюбят.
– В пригороде Вашингтона? – удивилась Имоджен. – Кажется, ты говорил, что мы с тобой можем жить в Нью-Йорке.
– Да, когда-нибудь, возможно. Но работа требует моего отсутствия большую часть времени, и мне будет приятно думать о том, что мои родители заботятся о тебе.
– Но обо мне не нужно заботиться, – возразила Имоджен. – И почему тебе почти все время придется отсутствовать по работе? Я думала, что после войны ты вернешься к своей юридической практике.
– Да… я так поначалу и планировал, но потом все изменилось. Я не могу все рассказать, да тебе и не нужно об этом знать, но тебе понравится в Вашингтоне.
– Что значит, мне не нужно знать? – Она почувствовала раздражение из-за того, что он разговаривал с ней в таком покровительственном тоне.
– Я просто хотел сказать, что сейчас все так неопределенно. Вот и все.
– Видишь ли, Бен, – сказала Имоджен, ставя бокал на стол, – у меня тоже есть планы… Я хочу стать архитектором. Закончить учебу.
– Правда? – Он жестом попросил официанта принести еще вина. – Я не знал, что для тебя это так важно. Но, думаю, ты можешь попробовать поступить в университет в Вашингтоне.
– Конечно, важно! – выпалила она. – И мне нравится мой курс в Ньюкасле. Я не хочу бросать его!
– Конечно, – весело сказал Бенджамин. – Но ты еще можешь передумать. Возможно, вместо этого мы решим создать семью.
Имоджен сделала глоток вина и почувствовала, как холодок пробежал по спине, когда она попыталась представить свое будущее в доме неподалеку от Вашингтона вместе с загадочными родителями Бенджамина.
К концу обеда стол украсили две большие тарелки с иль флотантами.
– В память о нашем первом совместном ужине, – объявил Бен, наливая им по бокалу похожего на сироп «монбазияка».
– Ой, – сказала Имоджен, – я помню, это очень вкусно. Спасибо.
Десерт оказался слишком сладким, а Имоджен уже была немного пьяна, поэтому, сунув ложку в рот, она почувствовала легкую тошноту.
После обеда они шли по тихим улочкам района Сен-Жермен и наконец оказались перед отелем Бенджамина. Имоджен с неохотой согласилась на его уговоры и поднялась вместе с ним в номер.
– Ты ведь воспользуешься кое-чем, – сказала она с нарочитой небрежностью, падая на кровать.
Бенджамин стал снимать с нее жакет, развязывать галстук и расстегивать пуговицы на блузке.
– Конечно, – пробормотал он.
– Я не должна забеременеть.
– Знаю, – сказал Бенджамин, ложась рядом с ней на кровать и целуя ее.
Имоджен почувствовала, как его руки проскользнули под ее бюстгальтер, как он горячо задышал ей в шею. Она схватила его за руку, убирая ее с себя:
– Бен, я серьезно!
Он внезапно остановился и приподнялся на локтях.
– Хорошо. Но мы ведь помолвлены. Разве это будет так ужасно?
– Да, – многозначительно сказала Имоджен, пытаясь сесть, – будет. Это будет концом всего! – добавила она и накинула блузку себе на плечи.
– Джинни, что ты делаешь?
– Прости, Бен, мне очень жаль, но ничего не выйдет. – Она спустила ноги с кровати и стала застегивать молнию на юбке. – Когда-то я тебя любила. По крайней мере, мне так казалось. Ты красивый, умный, обаятельный… Разве могла я не влюбиться в тебя? Но проблема в том, что я продолжала убеждать себя, будто ты – тот, кто мне нужен. А я ведь не должна была этого делать, не так ли? А теперь… когда мы снова встретились, я поняла нечто важное. Я не хочу замуж. Не хочу жить в Америке с твоими родителями. И я точно не хочу ребенка, по крайней мере сейчас. У меня есть работа. Очень важная. Я приехала в Париж для определенных целей, а не для того, чтобы завести любовную интрижку.
Имоджен встала, расстегнула цепочку на шее и сняла кольцо. Подержав его немного в руке, она отдала его Бенджамину.
– Не делай этого, – взмолился он. – Джинни, пожалуйста, я хочу удержать тебя! Ты еще передумаешь. Все дело в войне, когда она закончится, все снова будет замечательно. Разве ты этого не понимаешь?
Имоджен завязала вокруг шеи шарф, надела жакет и опустила ноги в ботинки.
– Ты прав. Отчасти дело в войне. Но главная проблема в том, что я думала, будто влюбилась в тебя. Война заставила меня сделать это. Меня очаровала вся эта романтическая обстановка. Ты был таким обаятельным и внимательным, и мысль о том, что мы можем никогда больше не увидеться, толкнула меня на опрометчивый