поверхности воды белые пенистые гребни. Миновав станцию метро на набережной Орсе, они пошли по улице Л’Юниверсите, а потом по улице Жакоб.
– Вижу, ты хорошо знаешь дорогу, – похвалил ее Бенджамин. – А я так надеялся показать тебе Париж.
– Видишь, я и сама неплохо справилась с этой задачей.
В «Дё маго» было людно. Официанты, как всегда, были угрюмыми и высокомерными, но Бенджамин убедил их подыскать для них столик в тихом углу. Когда они уселись, он заказал шампанское.
– Конечно, месье, – сказал официант, подобострастно поклонившись.
– Что мы празднуем? – поинтересовалась Имоджен.
– Но это же очевидно! Нашу встречу.
Официант разлил шампанское в их бокалы, а затем поставил бутылку в ведерко со льдом, обернув горлышко белой салфеткой – заботливо, как мать, укутывающая своего ребенка в одеяло.
– Вуаля, месье! – сказал он и снова низко поклонился.
– До дна! – объявил Бенджамин, поднимая свой бокал. – Разве не так говорят у вас, в доброй старой Англии?
– Нет, не так, – ответила Имоджен, чувствуя раздражение.
Возможно, все дело было в холоде, или в официанте-подхалиме, или же в том, что она чувствовала снисходительное отношение Бенджамина к ней. Вид у него был немного смущенный.
– Что ж… ты чудесно выглядишь. Возможно, немного похудела? – Он взял ее за руку.
– Да, видишь ли… питались мы не особо хорошо. Хотя в пайках давали шоколад. А иногда деревенские жители жалели нас и приглашали на обед.
– Твое кольцо, – сказал Бенджамин. – Ты его не надела.
– А, да… – Имоджен высвободила руку, ослабила свой шелковый шарф и достала цепочку, висевшую у нее на шее. Кольцо с бриллиантом заблестело в свете ламп. – Оно оказалось мне слишком велико, и я боялась его потерять.
Он улыбнулся, явно испытывая облегчение:
– Значит, придется его переделать. Возможно, даже здесь, в Париже.
– Возможно, – проговорила Имоджен. – Но, знаешь, я очень занята. После Нового года адмирал уезжает, и мне нужно все организовать.
– Конечно, – сказал Бенджамин, почувствовав ее сомнения. – Спешить не стоит. Я тоже скоро уеду. Второго или третьего января.
– А, понятно. Значит, ты здесь ненадолго.
– Да, наверное. Я приехал на праздники, чтобы повидать тебя, и еще у меня назначена пара встреч.
В кафе было шумно, но между ними внезапно повисла неловкая пауза, когда официант снова стал наполнять их бокалы.
– Имоджен, – сказал Бенджамин после того, как официант ушел, – что-то случилось?
– Нет, все замечательно, – ответила она, сделав глоток шампанского.
– Джинни, я тебя знаю… и вижу, тебя что-то тревожит. Расскажи мне.
– Я пыталась тебе дозвониться… после высадки союзников, – начала она. – Перед поездкой во Францию нам с Джой дали увольнительные на несколько дней, и мы поехали домой, но на одну ночь остановились в Лондоне. Я подумала, что мы с тобой могли бы встретиться.
– Да, это было бы замечательно, – заметил он, наполняя их бокалы.
– Я позвонила в твой отель. Мне сказали, что ты уехал, не оставив нового адреса.
– В нашу последнюю ночь я говорил тебе, что должен уехать. Но, помнишь, я пообещал, что найду тебя? И я ведь нашел, правда? – Бенджамин снова сжал ее руку.
– Мне дали твой рабочий телефон.
– Правда? – Его обычно беззаботная улыбка стала немного натянутой.
– Я позвонила по нему. Но мужчина на другом конце провода сказал, что не знает тебя.
– Наверное, номер был неправильным, – спокойно ответил Бенджамин.
– Я так не думаю. У меня сложилось впечатление, что он тебя знал. И это был номер района Мейфэр, а ты как-то говорил, что работаешь там.
– Но там работает много людей, милая. Джинни, перестань переживать из-за этого. – Он осушил свой бокал шампанского и налил себе снова.
– Видишь ли, Бен… этот случай заставил меня кое о чем задуматься. Я совершенно не знаю, кто ты.
– Что ты имеешь в виду?
– Чем ты на самом деле занимаешься?
– Я же говорил тебе, что работаю на союзников.
– Правда? – Она высвободила руку. – Я начинаю задаваться вопросом, с кем я на самом деле заключила помолвку? У нас у всех немного секретная работа, но ты – особенный случай. Даже у тебя на работе отрицают факт твоего существования.
– Имоджен… Джинни… я на самом деле существую. Я здесь, с тобой. И я люблю тебя. Что еще тебе нужно знать обо мне? – Он опустил бокал на стол и пристально посмотрел на нее, словно пытаясь заставить поверить ему.
Сидя напротив Бенджамина, Имоджен смотрела в его голубые глаза и на его мягкие губы. Ей хотелось поверить ему. На мгновение она почувствовала влечение к нему и покраснела при воспоминании о его руках, ласкающих ее тело, о губах, целующих ее, и о том, как он проник в нее.
– Я не знаю, Бен, – проговорила она и отвернулась. – Все это так непонятно. И мы так долго были вдали друг от друга.
– Понимаю, – сказал он. – Это очень непросто. Но не будем спешить. Давай проведем эти несколько дней вместе, чтобы получше узнать друг друга. А когда война закончится, все встанет на свои места. Ты должна верить мне, Имоджен. Я знаю, что прошу у тебя слишком многого, но, пожалуйста, верь мне. Я тебя люблю, и это единственное, что имеет значение.
Рождество Имоджен провела вместе с другими «ренами» и офицерами в замке. Они играли в хоккей на снегу, а затем, чтобы хоть немного согреться, растопили в гостиной камин позолоченным креслом. Это был чистейший акт вандализма, но, когда кресло охватило пламя, они обрадовались, каким бы возмутительным поступком это ни казалось. Они пили ром и местное вино, курили сигареты, ели простую еду и делились своим шоколадом из пайков. Это было весело и приятно, и Имоджен чувствовала себя частью одного большого коллектива, который стал для нее чем-то вроде семьи. Вечером в День подарков они с Бенджамином обедали в брассери «Липп» на бульваре Сен-Жермен. Стены ресторана были украшены керамической плиткой и зеркалами, они ели окорок с тушеной капустой и запивали все это белым вином. После обеда они стояли в самом конце широкого бульвара и целовались. Имоджен дрожала от ледяного ветра, который дул прямо на них.
– Давай вернемся в мой отель, – прошептал Бенджамин ей на ухо, – пожалуйста.
– Я не могу, – ответила она. – Сегодня я должна вернуться к себе. Завтра с утра у меня много работы. Мне очень жаль.
В этот момент Имоджен поняла, что в глубине души даже испытывает облегчение из-за того, что не может остаться.
– Даже не знаю, зачем я только приехал в Париж, – с раздражением сказал он. – Складывается такое ощущение, что ты совсем не хочешь меня видеть. Через несколько дней я уеду.
– Это неправда! – возразила она. –