Читать интересную книгу Падение царского режима. Том 3 - Павел Щёголев

Белецкий. — Это общий вопрос. Я, в данном случае, представляю только звено в цепи. Вопрос о сотрудниках стоял также и при мне и после меня. Я припоминаю циркуляр Брюн де сент-Ипполита, в сентябре или октябре 1914 года, о внедрении в партию социалистов-революционеров. Министр, князь Щербатов, несмотря на общественную складку его деятельности, взял директором Моллова — на правах товарища министра. Моллов — типичный представитель прокурорского надзора школы И. Г. Щегловитова, был всегда товарищем прокурора по политическим делам и всегда шел навстречу заявлениям агентуры.[*] Моллов был очень короткое время, он ушел, потому что А. Н. Хвостов его немного знал и не хотел его иметь; наконец, в эту минуту Болгария объявила войну, Моллов — болгарин, считалось неудобным, чтобы во главе департамента полиции, где проходили иногда доклады по контр-разведочной части, стояло лицо, выходившее из балканских кругов…

Председатель. — Теперь позвольте спросить вас, кто, в частности, руководил деятельностью Малиновского?

Белецкий. — Малиновский был старый сотрудник. Полковник Мартынов, начальник московского охранного отделения, во время выборов в Государственную Думу приехал в Петроград и доложил о возможности прохождения Малиновского в члены Государственной Думы. Доложил он в особом отделе заведывающему Еремину и Виссарионову. Они доложили об этом мне. Мы обсуждали, при чем Еремин высказывался против проведения его в Государственную Думу, указывая на то, что это — прием довольно опасный, так как дело выборов вел сам министр Макаров при товарище министра Харузине. Не знаю, известно ли было Харузину относительно Малиновского, этого не смею утверждать; но, в виду серьезности дела, я переговорил по телефону с Золотаревым; Золотарев принял Мартынова и сказал, что нужно поставить вопрос в зависимость от Джунковского: если Джунковский согласится на проведение, объясним ему, что представляет собой Малиновский, и примем этого сотрудника; на этот случай даны были указания, чтобы разговоры с Малиновским вел я и Виссарионов. Тогда Мартынов отправился в Москву (может быть, поехал Виссарионов, боюсь утверждать). Во всяком случае, Джунковскому было доложено и, с разрешения Джунковского, Малиновский был проведен через избирательную комиссию.

Председатель. — Почему нужно было проводить через избирательную комиссию?

Белецкий. — Потому что у Малиновского были в прошлом известные дефекты, не дающие ему возможности быть членом Государственной Думы по закону.

Председатель. — Вы опять смягчаете. Если поставить точку на и, эти дефекты окажутся обвинением Малиновского в краже со взломом. Таков был его дефект?

Белецкий. — Этот дефект известен, в справках о судимости всегда можно найти обвинение.

Председатель. — Вы опять уклоняетесь. Это то, о чем я говорю.

Белецкий. — То, что я докладываю, я подтверждаю; вы видите, что я не уклоняюсь от истины. — Прошел известный промежуток времени, который дал возможность Малиновскому загладить. В партийной среде он представляет величину довольно крупную. Он даровитый и способный человек. Я и Виссарионов имели с ним свидание и знали таким образом, какие пожелания идут от партии большевиков, которых у нас было много в среде социал-демократической; сведения Малиновского давали возможность департаменту полиции проверять сведения заграничной агентуры; затем — давать осведомительные сообщения о руководящих началах будущих работ этих партий; затем, посредством его, разбивать то, что могло так или иначе мешать правительству. Он относился с таким доверием, что некоторые письма, которые он сообщал департаменту полиции в копиях, давали нам возможность знать о задачах партии. Наконец, он был командирован фракцией в Швейцарию, на съезд партии. Если вы помните, это был большой съезд большевистских и меньшевистских организаций, задача его заключалась в слиянии пропаганды для общей работы. Малиновскому были даны указания, чтобы он, по возможности, способствовал разделению партий. Пользовались им, чтобы знать, что делалось в среде анархистов, в среде социал-демократической, и не только по партии большевиков, но и меньшевиков, потому что эти партии были так или иначе связаны; для министра внутренних дел эти сведения имеют большое значение.

Председатель. — Значит, вы с Виссарионовым имели свидания с Малиновским, согласно инструкции, на конспиративной квартире?

Белецкий. — Свидания происходили в различных местах. На конспиративной квартире редко, они устраивались чиновнику Курочкину. А с Малиновским мы виделись в разных местах, чтобы не обращать внимания; в отдельных кабинетах ресторана, и т. д.

Ольденбург. — Скажите, департаменту полиции не приходило в голову, что проведение в высшее государственное установление, каким является Государственная Дума, государственного преступника, принадлежавшего к партии большевиков, человека с запятнанным прошлым, есть акт провокационный?

Белецкий. — Я сам сказал о Малиновском, не дожидаясь вашего вопроса. Я считал себя виновным в том, что произошло.

Председатель. — Вы считаете, что это провокация?

Белецкий. — Я считаю себя виновным. Я сознаю, потому что это меня упрекало всегда.

Председатель. — Вернемся к истории дела, Мартынов приехал к вам спросить по поводу этого случая; как вы решили вопрос с Макаровым и Золотаревым?

Белецкий. — Когда вопрос был разрешен наверху, я даже не докладывал, я себя отстранил от этого. Мы рассматривали его в своей среде. Мартынов по ходу дел знал, что представить Малиновского можно, что Малиновский может пройти в члены Государственной Думы, если есть желание, и высказывался, что он ценный сотрудник, аттестацию дал о ценности его; возник вопрос о том, что мы, при помощи его, имеем возможность проникнуть в центр партии, он впоследствии был членом Ц.К. (Центрального Комитета). Полковник Еремин высказался против, считая, что вопрос может разоблачиться, и выйдет большой государственный скандал. Эти соображения были высказаны мной Золотареву по телефону (у нас был особый дворцовый телефон, который не подвергался наблюдению). Не смею вам сказать, какой был доклад Золотарева у Макарова; но только, когда явился ко мне Мартынов, он явился с указанием, что Малиновского можно проводить. Надо было войти в контакт с председателем комиссии (кто-то из членов окружного суда). В виду серьезности дела, оно было поручено мне с Виссарионовым, Виссарионов не высказывался ни в ту, ни в другую сторону.

Председатель. — Значит, руководили этим сотрудником вы с Виссарионовым?

Белецкий. — Виссарионов хорошо знал раньше особенности характера сотрудника, знал все партийные тонкости. Он мог задавать такие вопросы, а я говорил с Малиновским по вопросам общего характера. Он продолжал сотрудничать при Маклакове, которому с самого начала было доложено об этом генералом Джунковским; притом я обращался к Джунковскому, как раз перед уходом Еремина. Я увидел, что Джунковский недоволен моей работой, и поднял вопрос о смене. Брюну, который принимал от меня департамент полиции, я сказал об этом сотруднике, сказал, что вводил его вместе с Виссарионовым. Брюн мне ничего не сказал, и потом Малиновский был передан мною А. Т. Васильеву, вице-директору департамента полиции. Затем он был провален.

Председатель. — Как провален?

Белецкий. — Не могу сказать. У нас была такая этика, никто из нас не интересовался тем, что делалось в департаменте полиции, чтобы не подчеркнуть, что кто-нибудь интересовался, вмешивался. Я знаю, что Малиновский провален при Джунковском и бежал.

Председатель. — Бегство и отказ от звания члена Государственной Думы объясняется, по вашим сведениям, провалом?

Белецкий. — Я думаю, что он был провален; в сущности, для того, чтобы вести такого центрального сотрудника и использовать его сведения, надо иметь много, если не умения, то, во всяком случае, такта. Например, он дает сведения, что приезжает такой-то. Если вы его схватите, вы безусловно провалите лицо указавшее. Сведениями Малиновского мы пользовались не для того, чтобы творить розыск; для этого в каждом городе, в особенности в Петрограде и Москве, была хорошо поставлена партийная агентура; Малиновский был нам нужен, как член Ц.К. (Центрального Комитета), как лицо, играющее крупную роль, которое знает, что делается в партии. Эти сведения давали возможность узнавать на местах, что предполагается, какие задачи будут преследоваться данной организацией в тот или другой момент. Затем, — затруднительное положение, в которое он всегда попадал, когда приходилось говорить с кафедры Государственной Думы. Если спросите пятерку из Сибири, они скажут, что Малиновский иногда долго болел для того, чтобы не выступать; потому что были такие запросы, которые могли поставить правительство, если бы роль Малиновского потом разъяснилась, в самое щекотливое положение. Я сознаю и считаю, что должен был бы настаивать по совести; но я, по слабости человеческой, этого не сделал, должен вам сказать и прошу верить, что все, что произошло, ссылка депутатов и т. п., осуществилось через год. Я знал, что делается в партийной среде, даже имел в своем распоряжении архив партии в течение ночи, я знал, чем они дышат; тем не менее, ни один член Государственной Думы не понес при мне никакого наказания, хотя я великолепно знал, где, когда и кто из них бывает. Вам могут подтвердить те же члены фракции, что в то время, когда полиция могла знать, что будут собрания, удваивалось наблюдение. Если вы возьмете делопроизводство пяти, вы увидите, как я его охранял. Мне он нужен был, как сила центральная, открывавшая путь широкой проверки. А с точки зрения розыскной, его провалило бы охранное отделение, потому что он был единственный сотрудник департамента. Охранное отделение имело здесь широкую агентуру, оно сейчас же всячески провалило бы, если бы знало, что такое лицо имелось в распоряжении департамента полиции. Они знали, что мы имеем, по сведениям, которые давались; но думали, что эти сведения идут из заграницы.