вытаскивали на борт, освобождали от обломков ракушек, грязи и кусков губок, разорванных о подводные камни.
С других шлюпок спускались ныряльщики. Они — все умелые пловцы — погружались на глубину, зажав между ногами большой камень и вооружившись ножом, затем, срезав губку на глубине, торжественно поднимали ее на поверхность.
В те времена ловлей губок, что и сегодня является весьма доходным промыслом, занимались по всему Средиземному морю, в особенности у берегов Алжира и Туниса, Греции и Сирии. На ловлю выходило множество лодок с умелыми и хорошо обученными рыбаками и ныряльщиками, которых отбирали в основном среди рабов, сицилийцев, сардинцев, греков, не имевших себе равных в этом ремесле.
Тогда думали, что губки — это просто морские растения, а потом оказалось, что на самом деле это колонии мелких животных, наподобие кораллов.
То, как образуются эти губки, устилающие дно Средиземного моря, их излюбленное местожительство, очень любопытно. В других морях, за исключением разве что Красного, они встречаются очень редко и в таких ничтожных количествах, что их не стоит там собирать.
Одни губки образуются из отростков, оторвавшихся от материнского тела, которые, проплавав некоторое время по воле течений, прикрепляются к какому-нибудь подводному утесу, образуют колонию и разрастаются с непостижимой скоростью.
Другие вырастают на материнском теле, образуя ветви и отростки, которые потом сливаются в один общий ковер.
Устроены они тоже по-разному. У многих внутри губчатого тела есть частички ракушек и осколки камней — спикулы, они служат основой, поддерживающей живое желе. Есть губки, лишенные такой поддержки, они ценятся гораздо больше.
Губки вылавливаются ежегодно в больших количествах, но число их в море не уменьшается, поскольку они очень быстро размножаются. Не все они высоко ценятся, есть много бросовых экземпляров, в особенности если они содержат кальциевые включения, из-за которых делаются очень грубыми. Лучшие губки обладают роговым скелетом, они встречаются в южной части Средиземного моря. Самая ценная губка, самая мягкая, водится у берегов Сирии, ее называют венецианской губкой, немного уступает ей губка греческих островов, так называемая греческая, она достигает шестидесяти или даже семидесяти сантиметров в диаметре. И наконец, губка, которую ловят у берберийских берегов, марсельская. Ее добывают и сегодня, встречается она и у берегов Южной Америки, особенно много ее в районе Магелланова пролива. Но там она не такая красивая, как средиземноморская.
Прежде чем отправить ее на продажу, губку подвергают тщательной обработке, перемешивая ее с обломками ракушек, песком, камешками, с помощью кислоты ее отбеливают, чтобы сделать дороже.
В маленькой бухте ловля шла успешно. Драги, которые поднимали на лодки, были полны. Ныряльщики всплывали на поверхность, нагруженные ценным уловом.
Но как же тяжел был труд этих несчастных! Они все время были под палящими лучами солнца, которое жгло их обнаженные тела, раны от ударов плетки жестоких хозяев из-за соленой воды и солнечных ожогов причиняли им еще большие мучения. Сильнее других страдали те, кто вытаскивал драги, но и ныряльщикам приходилось не лучше, они появлялись на поверхности обессиленные, задыхаясь, с глазами, вылезающими из орбит.
— Это ведь наши, — сказал Железная Башка, с состраданием смотревший на бедолаг, которым хозяева не разрешали передохнуть ни минуты.
— Все они христиане, — ответил Нормандец, — им еще повезло. У них есть хижина, где они могут отдохнуть ночью, здесь нет специальных тюрем.
— И вы говорите, что им повезло! А как же плетки и бичи, которые постоянно обрушиваются на их спины?
— Это мелочь по сравнению с муками, которые испытывают заключенные в тюрьмах.
— Какой ужас! — воскликнул барон. — А христианские страны это терпят, хотя могли бы одним совместным усилием изгнать этих негодяев. Будем надеяться, что этот день не за горами.
Нормандец покачал головой, как будто сомневаясь, и приказал швартоваться.
Дейджели и в те времена был просто маленьким городком, в который заходили только фелуки с тунисскими товарами, чтобы забрать губку — единственное средство существования его жителей.
В селении было несколько сотен белых домиков без окон, с внутренними двориками, с террасами на крышах, где все жители собирались по вечерам, чтобы подышать свежим воздухом ночи. Было там и две-три мечети с изящными минаретами, с которых муэдзины возносили свои молитвы.
На берегу царило оживление, там уже возвышались горы губки, выложенные для просушки. Мавры, берберы, бедуины из Сахары, в чистых белых плащах, в огромных тюрбанах на бритых головах, оживленно разговаривали с рыбаками, разгружавшими лодки.
Нормандец спокойно высадился на берег. На него не обратили внимания, поскольку его корабль был хорошо известен в этих местах. Вместе с двумя своими матросами он быстро смешался с толпой. Ему нужно было прежде всего обратить на себя внимание, чтобы потом все могли подтвердить, что он пришел из берберийского порта, а не из итальянского.
Он заключил сделки, купил губку и съестные припасы, угостил кофе своих знакомых, помолился посреди улицы, когда пришел час молитвы, предписанный Кораном, как будто он и впрямь был правоверным мусульманином, и в полдень вернулся на корабль, сообщив всем, что отправляется в Алжир.
— Вот и готово, — сказал он барону, который ждал его в каюте, слегка встревоженный. — Я обеспечил себе свидетелей того, что я пришел в этот городок и что я свято верю в этого мошенника Магомета.
— Когда мы отплываем?
— После обеда. Если только это будет возможно, то, чтобы избежать неприятных расспросов и подозрений, я бы хотел попробовать войти в порт Алжира сегодня ночью. Будет облачно и совершенно темно. Когда мы войдем в порт и затеряемся среди множества кораблей, стоящих там, до нас никому не будет дела. А вы как думаете?
— Я полностью полагаюсь на вас, — ответил барон.
— Иногда берберы очень надоедливы и любопытны. Любые подозрения быстро пускают корни в их душе. И я их опасаюсь, хоть и могу доказать, что уже три года хожу в порты Берберии. Ведь вы знаете, что может сделать блоха, попав в ухо мошенника.
— Дело может кончиться колом, а то и чем похуже.
— Да защитит нас святой Исидор! — пробормотал Железная Башка, вздрогнув. — Ну и попали мы в переделку!
Они пообедали на мостике, в тени парусов, и к двум часам пополудни «Сулейман» поднял якорь. Легкий и стремительный, как чайка, он выскользнул из маленькой гавани.
Ветер с востока крепчал, и фелука быстро двигалась вдоль африканского берега. Матросам не нужно было лавировать, они могли отдохнуть.
Маленький берберийский парусник шел к мысу Карбон, стремясь войти в порт Буджа. В открытом море не видно было ни одного корабля, поскольку берберийские галеры всегда держались поближе к берегу, чтобы из засады напасть на любой корабль любой страны, не заключившей с