дворянин. — Что это за яркое пятно?
— Я думаю, это маяк Дейджели, синьор.
— Это уже африканский берег?
— Наши фелуки идут быстрее, чем галеры, особенно моя.
— Вы свернете?
— Нет, синьор.
— Вы хотите зайти в этот городок?
— Да, господин барон.
— Но у нас там нет никаких дел.
— Дел, конечно, никаких. Но если мы зайдем в Дейджели, это обеспечит нам хорошее прикрытие, — ответил фрегатар с таинственной улыбкой.
— Я не понимаю.
— Вы знаете, что христианские корабли не осмеливаются входить в берберийские порты.
— Это общеизвестно.
— Так вот. Поскольку я не вошел в Тунис, чтобы не вызвать подозрений, что я иду из итальянского, французского или испанского порта, я зайду за пропуском в Дейджели, а потом покажу его алжирским властям, чтобы доказать, как дважды два — четыре, что я посещаю только берберийские порты. Ох, синьор, нужно быть очень хитрым и очень осторожным, чтобы не попасть на кол.
— А что вы будете делать в этом порту?
— Возьму на борт несколько центнеров губки. Сейчас как раз сезон ее отлова, так я не только получу пропуск как берберийский купец, но и заработаю немного денег.
— А вы хитрец!
— Речь идет о спасении жизни, синьор, — ответил Нормандец. — Господин барон, я приказал принести в мою каюту одежду мавров, пойдите выберите себе что-нибудь и наденьте. Переоденьте и вашего слугу тоже. Если вас увидят в вашей одежде, то сразу арестуют. Смотрите-ка, а ведь вас можно выдать за красивую девушку, с вашими-то голубыми глазами и белокурыми волосами. У вас черты лица такие нежные и тонкие, что никто не заподозрит в вас мужчину. Бьюсь об заклад, вы бы вскружили немало голов!
— Я предпочитаю оставаться мужчиной, по крайней мере пока, — ответил барон, улыбнувшись в ответ на странное предложение.
— Поторопитесь, синьор. Через два часа рассветет, и мы войдем в порт.
— А вашего «Сулеймана» там знают?
— Я бывал там раза два. Мой новый приход не возбудит никаких подозрений. В этом я уверен. Опасности нас поджидают не в Дейджели, а в Алжире. Это там власти подозрительны и любопытны.
— Вы не видели огней четырех галер?
— Нет, синьор. Либо они совершили ложный маневр, чтобы избежать преследования, либо ушли гораздо дальше на запад, прежде чем повернуть к Алжиру. Может быть, они приняли наши фелуки за два боевых корабля и испугались, что им придется выдержать еще один бой. Синьор барон, идите переоденьтесь, постарайтесь сделаться совершенно неузнаваемым.
Пока барон спускался в кормовую каюту, пробираясь между бочками и ящиками, Нормандец приказал приспустить латинские паруса, чтобы замедлить ход фелуки, поскольку не хотел входить в порт до рассвета.
Он знал, что на мысу Кавальо у входа в гавань расположены два укрепления, и не хотел получить ядро в борт фелуки, что было весьма возможно, если бы он попытался войти в порт ночью.
Как только рассвело, фрегатар приказал поднять на мачте тунисский флаг и направился к мысу Кавальо, за которым вокруг узкой гавани расположились белые дома мавров с широкими террасами, окруженными живописными пальмами.
Барон и Железная Башка поднялись на палубу. Барон надел мавританский костюм: синий кафтан с серебряным шитьем, пояс и широкие красные шаровары, подвязанные у коленей. Каталонец не смог найти ничего подходящего для своего внушительного живота, поэтому ему пришлось удовольствоваться штанами, наподобие тех, которые носят негры, и поясом, а на плечи он накинул широкий плащ из белой шерсти. Голову он повязал огромным красно-зеленым тюрбаном, который придавал ему карикатурный вид.
— Вы просто восхитительны, господин барон, — сказал фрегатар, тщательно осмотрев своих гостей. — Вы прямо молодой мавр, привыкший кружить головы. Вы, несомненно, вызовете восхищение молодых алжирок, если им удастся вас увидеть, и заставите ревновать их хозяев. А вот ваш товарищ, несмотря на свою мощную фигуру, вызывает подозрения. Но надеюсь, его примут за больного водянкой.
— Ну это мы еще посмотрим, что внушит большее уважение, моя палица или болезнь.
— Оставьте в покое вашу палицу, — сказал фрегатар. — Здесь нельзя распускать руки, нужно сохранять спокойствие, если не хотите испытать радости пыточной камеры. Алжирцам понравится смотреть, как вы мучаетесь, сидя на дымящемся горшке.
— А что это? — спросил Железная Башка.
— Это пытка, которая заставляет трепетать самих мавров, когда они видят это зрелище.
Барон и Железная Башка поднялись на палубу. Барон надел мавританский костюм…
— Боже мой! — воскликнул каталонец, отбросив палицу. — Должно быть, это что-то ужасное.
— Да, по сравнению с этим погружение в негашеную известь, сажание на кол, четвертование и прижигание кипящим воском кажутся безобидными забавами.
— А мы идем в Алжир!
— Нет, сейчас мы идем в Дейджели, мы попадем в Алжир не раньше сегодняшней ночи, а то и завтра.
Храбрец Железная Башка, потомок истребителя мавров, побледнел и посмотрел на барона, который разглядывал черные точки, двигавшиеся по бухте во всех направлениях, замиравших на какое-то мгновение, а затем продолжавших свое движение.
— Господин барон, — сказал он, — мы обезумели, жизнь нам, видно, совсем надоела.
— Железная Башка, — ответил дворянин сурово, — твои страхи начинают мне надоедать, ты становишься просто смешным.
— Ну нет, синьор, я совсем не боюсь… что вы! Чтобы Барбоза боялись берберов! Такое даже присниться не может! Я только говорю, что…
— Не докучай мне, Железная Башка. Ты мне уже надоел.
Потом, обернувшись к Нормандцу, который рассматривал пузатого каталонца с насмешливой улыбкой, сказал:
— Это всё лодки, все эти черные точки, правда?
— Да, господин барон, — ответил фрегатар. — Это лодки ловцов губок. Они как раз начинают лов. Мы увидим ныряльщиков за работой.
— Все они негры?
— Нет, синьор, это рабы-христиане, в основном сицилийские и сардинские рыбаки, вывезенные с островов.
— Я не сомневаюсь, что это очень трудное ремесло.
— Да, и вдобавок опасное, потому что, если акула пробирается в бухту, она никогда не возвращается в открытое море, не напав на какого-нибудь ныряльщика.
— Здесь вылавливают много губок?
— Да, и таких хороших, что они не уступают тем, которые добывают на островах Греческого архипелага и у берегов Сирии. Эй, рулевой! Осторожнее, я не хочу порвать веревки драг. За это владельцы лодок могут расстрелять нас из аркебуз.
«Сулейман» теперь, когда паруса его были приспущены, неспешно входил в бухту, огибая мыс Кавальо, защищавший порт от восточного ветра.
Первые лодки уже попадались им навстречу. Это были большие шлюпки с дюжиной гребцов и ныряльщиков на борту. На каждой был алжирец, вооруженный до зубов, с хлыстом в руке. Хлыст то и дело обрушивался на обнаженные тела рабов, оставляя кровавые раны, а несчастные кричали от боли.
Некоторые тащили драгу — железную сеть в виде мешка; сначала ее волокли по дну бухты, потом с трудом