пододвинул его к себе.
— Может быть, воды? — спросил Никита, и Алексей Степанович из последних сил заорал:
— Вон!
Капитаны растерянно направились к двери. Алена старалась опередить их, чтобы оказаться рядом с Никитой.
— Не уходи, прошу тебя! — взмолилась Лиза, тоже растерянная из-за всего, что произошло, но Алена с неожиданной злостью оттолкнула ее:
— Отстань ты! Отцепись, змея!
Она догнала Никиту уже за калиткой. Он, не оборачиваясь, шел к лесу, и Алена с трудом поспевала за ним, задыхаясь от быстрой ходьбы и сдувая с раскрасневшихся щек прядку волос.
— И ты из-за Борща?! Кончай… Ничего же не стряслось! Подумаешь! Просто этот лопух Степанов сморозил глупость!
— А ты слышала, как он повернул?! «Я догадываюсь, чья рука!»?
— Побежит жаловаться?
— Наверняка. Еще из университета вышибут. Я-то переживу, а вот отец… Его и так мучит, что он мне будущее не обеспечил.
Алене было трудно соображать на ходу, — она приостановилась, а затем догнала Никиту.
— Я попробую уломать его через Лизу. А если не получится, попрошу деда, — Алена заметила тень неудовольствия на лице Никиты.
— Обойдемся без благодеяний. И Лизу просить не надо.
— Ясно, — сказала Алена, уже не стараясь идти с ним вровень.
— Что тебе ясно?
— Ясно, ради кого ты декламировал Тургенева. «Кто не видал Венеции в апреле, тому едва ли знакома вся несказанная прелесть этого волшебного города». Только что ты нашел в этой Борщевой? У нее такие неровные зубы…
Никита с неприязненным любопытством взглянул на Алену:
— Подножку ставишь своей же подруге!
— Ты мне дороже всех подруг!
— Все это слова, слова, слова.
Он резко повернулся, чтобы уйти. Алена испуганно закричала:
— Я тебя люблю!
Он замер вполоборота к ней:
— Что?
— Люблю! Люблю!
— Любишь?! А, понимаю! У тебя появилась новая роль, которую ты с успехом разыгрываешь.
Он изобразил почтительное внимание зрителя.
— Это не роль, — сказала Алена.
— Очень жизненно, оч-чень…
— Почему ты не веришь? Это же жестоко. Я не лгу.
— А помнишь, как ты выступала в райкоме комсомола? Ты поддержала меня, Леву, Николая? Нет, ты прежде всего думала, как бы не прогадать самой. Выжидала, куда подует ветер. Пропесочат этих капитанов или погладят по головке?
— Но я вас совсем не знала!
— Если бы нам дали выговор, ты бы к нам и не подошла. Не стала бы рисковать. Ты же очень осторожна! У тебя такой прославленный дед!
— Ты мстишь мне за деда? Но дед же не виноват, что его не сняли, как твоего отца! Он занимался промышленностью, а не сельским хозяйством.
— Оставь в покое отца и не произноси тех слов, которых не понимаешь. Никогда не говори, что ты меня любишь.
— А если люблю?!
— Опять!.. — Никита с тоской озирался вокруг.
— Все равно люблю! — выкрикнула Алена. — Люблю, потому что ты у меня первый!
Никита поставил ногу в развилку сросшихся берез.
— Это шантаж?
— Дурак! — она захлебывалась беззвучными слезами.
— Не надо, — он бережно взял ее за плечи.
— Зачем ты читал ей Тургенева? — спросила она, затихая в его руках.
— Мне так хотелось. Каприз.
Никита нетерпеливо посмотрел в сторону дач.
— Милый, ты ведь меня не бросишь, правда? — Он осторожно убрал руки с ее плеч, и Алена от отчаянья вся подалась к нему. — Неужели после того, как Борщевы тебя выгнали, ты сможешь выбрать эту фарфоровую… фарфоровую… — Алена от волнения не могла вспомнить нужное слово.
— Прощай, — сказал Никита.
— Ты меня бросаешь?!
— Ты мне неприятна. Все.
— Нет! — Алена не выпускала его руки, слегка присев, словно ребенок, ожидающий, что рассерженный взрослый потащит его за собой.
Вдали показались люди.
— Пусти же! — Никита старался разжать ее пальцы. — Пусти меня, кляча!
Он вырвался и зашагал вперед.
— Что?! Как ты меня назвал?! — Алена стала торопливо поправлять растрепанные волосы. — Он назвал меня… клячей! — она сильно потянула болтавшуюся пуговицу. — Клячей! Клячей! — оторванная пуговица оказалась у нее в кулаке, и Алена шатаясь побрела прочь от дороги.
Лиза долго не могла понять, в чем она виновата перед Аленой. «Отцепись, змея!» — это звучало оскорбительно, и Лиза даже обиделась на подругу, но затем решила ее простить. Наверное, ей самой было плохо, раз у нее вырвалось такое. Лиза обернулась к отцу, как бы желая узнать, слышал ли он эти слова. Алексей Степанович неподвижно сидел в кресле, на подлокотнике которого Алена оставила изломанный и исковерканный спичечный коробок. Голова отца была запрокинута, а глаза закрыты. Лиза испугалась, не в обмороке ли он.
— Оставь меня одного, — проговорил он сквозь зубы, угадывая ее намерение привести его в чувство.
Лиза на секунду застыла, как будто человек, которого она принимала за спящего, на самом деле видел все, что она делала.
— Может быть, тебе помочь?
— Ничего не надо. Уйди.
— Не принимай близко к сердцу. Они сами жалеют об этой выходке, и больше всех Мика. По-моему, он не со зла, просто с языка сорвалось. Так ведь часто бывает, — Лиза говорила то, что вряд ли могло успокоить отца, но зато как бы отнимало энергию, заставлявшую его сердиться. — Этот Мика, он всегда такой тихий… И что это с ним!
— В тихом омуте… — Алексей Степанович не стал продолжать, не желая выплескивать на дочь раздражение, в котором она не была повинна.
— Наверное, ему хотелось заслужить доверие капитанов. Вот он и перестарался.
— Возможно. Меня это не интересует.
Алексей Степанович говорил, не открывая глаз.
— А может быть, ты поставил ему двойку и он обиделся? У этого Мики отец все пропивает, а у него две сестренки, и им нельзя без стипендии.
Алексей Степанович молчал. Глаза были закрыты.
— Прости, я не буду, — сказала Лиза и тихонько вышла в коридор.
Надо было разыскать Федю. Лиза заглянула к нему в комнату и очень удивилась, застав его там (неужели он не слышал голоса за стенкой!). Федя стоял к ней спиной и ждал, когда нагреется калорифер.
— Зачем ты это достал? Тебе холодно? Отец же просил не включать электроприборы! Может случиться пожар!
— У меня нет спичек. Нечем закурить.
— Спустился бы на кухню…
— Как же! Тут такие баталии…
— Значит, ты слышал?! — спросила Лиза. — Почему же ты не вмешался и не защитил отца?! Этот сумасшедший Степанов ему такого наговорил!
— Ничего, у отца нервы крепкие. — Спираль калорифера нагрелась, и Федя прикурил от нее сигарету. — Его на пушку не возьмешь.
— Он сейчас лежит с головной болью. Между прочим. — Лиза выдернула из розетки шнур.
— Сочувствую. Только напрасно ты волнуешься. Такой организм, как у отца, рассчитан на двойной срок. — При слове «двойной» Федя сделал особенно глубокую затяжку.
— Прекрати! Ты просто бесишься оттого, что