Подсказку для решения этой загадки дала другая моя архивная находка – рукописный подлинник речи Молотова (АВП РФ), на который меня навела статья Г. Н. Песковой «Наше дело правое». Пескова первой заметила отличия рукописного молотовского текста от речи, прозвучавшей по радио. Выше я объяснил причину обнаруженных различий тем, что Молотов мог согласиться на выступление вместо вождя, лишь заполучив от того согласованный с ним по телефону и заверенный его подписью текст речи. И Молотов получил требуемое из Сочи по фототелеграфу (см. с. 516).
Тогда все объясняется. Если Сталин 19 июня 1941 г. уехал в Сочи, то в первой половине дня 21 июня он уже был на месте, и все беседы и обсуждения в последний мирный день и в первый день войны члены Политбюро вели с ним из его кремлевского кабинета по ВЧ-телефону, главным образом через Молотова. А все его замечания и формулировки вносились в тексты решений этих дней, но только не его рукой. Поэтому же он не мог 21–22 июня подписывать и править своей рукой самые важные и срочные решения, связанные с началом войны.
Текст же сводки Главного командования, возможно уже предварительно обсужденный с ним по телефону, ответственный руководитель ТАСС Я. Хавинсон с пометкой «ДЛЯ ТАСС» послал телеграфом ему в Сочи. Сталин откорректировал текст красным карандашом, и фототелеграммой ее направили в ТАСС или прямо в редакцию газеты «Правда». Поэтому если в архиве ТАСС или газеты «Правда» будет обнаружена эта фототелеграмма, то на ней вся сталинская правка будет черная. Оставалось только найти архив, в котором находится подлинник документа со сталинской правкой. Если это будет АП РФ или РГАСПИ, куда передана часть Президентского архива, то все эти мои рассуждения правильны. Я пытался узнать архивный номер подлинника «Сводки» у издателей книги, но безуспешно.
Помог мне очередной сборник «Вестника Архива Президента Российской Федерации» [18. С. 31], в котором был опубликован текст этого документа с указанием его архивного номера – АП РФ, Ф. 50. Д. 450. Л. 1. Значит, документ этот остался в личном архиве Сталина, откуда и перекочевал в Президентский. Значит, 22–23 июня 1941 г. его никуда не увезли, а отправили снятую с него фототелеграмму. Либо еще проще – послали обычную телеграмму с учетом сталинской правки.
Вот теперь надо думать, почему Сталин мог 22 июня 1941 г. внести не очень принципиальную правку в эту не слишком важную сводку, но не оставил следов своей руки на самых важных документах начала войны, если работа над ними шла в его кабинете, а он от дел якобы не отходил, работу не прекращал и в отпуск в Сочи не уезжал? И почему он молчал с 22 июня по 3 июля? Пока нет других объяснений, кроме одного – он уехал 19 июня в отпуск и поэтому весь первый день войны участвовал в решении важнейших вопросов по телефону. Перед выступлением по радио Молотов по телефону же потребовал от него подпись под текстом обращения, Сталину ничего не оставалось, как сделать это, воспользовавшись фототелеграфом.
Но, подписывая фототелеграмму, он не удержался и внес еще несколько исправлений, поэтому рукописный текст выступления Молотова (автограф) и отличается от произнесенного им по радио и опубликованного 24 июня в «Правде» (благодаря чему мне удалось все это выяснить). Таким образом был отработан канал срочного общения с вождем, позволяющий получить немедленно документ за его подписью и с его правкой. Возможно, так было и со Сводкой. Но, учитывая, что фототелеграф – незащищенный канал связи, наиболее секретные документы (кроме документов «Особой папки»)вождю доставляли самолетом в Сочи фельдъегеря или высокопоставленные визитеры. В этом случае официальное оформление документов задерживалось на сутки (самолет с фельдъегерями возвращался с подписанными документами в день их подписания или на следующее утро).
Поэтому в другие (кроме 22 июня) дни подпись, а порой и правка, и комментарии Сталина есть на целом ряде документов периода 19 июня – 2 июля 1941 г. Но за 22 июня обнаружен пока лишь один такой документ – упомянутая «Сводка Главного Командования».
Неравный обмен. Обмен посольств в 41-м
Почему дата обмена посольств стала тайной?
В своей книге «Великая тайна… Ключи к разгадке» [62. С. 368–372] я уже писал о том, что до настоящего времени обмен посольств СССР и Германии остается загадкой – его обстоятельства, место, а главное, дата не названы до сих пор.
На мой взгляд, причин для скрытия подробностей этого обмена было три. Первая – нежелание руководства обеих сторон в дни смертельной схватки на полях сражений оповещать об этом свои народы, поскольку так или иначе это был вполне цивилизованный контакт со смертельным врагом, который, притом что ежедневно гибли тысячи солдат и офицеров, мог вызвать совершенно нежелательную реакцию.
Вторая – очевидная уступка со стороны Германии, почему-то нарушившей общепринятую в таких случаях мировую практику обмена при начале войны с равным количеством дипломатов и граждан противоборствующих стран. Причина этой уступки неясна и сегодня.
И наконец, третья – предполагаемая мною дата обмена совпала с датой написания Яковом Джугашвили письма своему отцу из плена, а также с датой назначения Сталина наркомом обороны.
Мне не удалось найти ни одного упоминания о точной дате обмене посольств не только в работах отечественных и зарубежных историков, но и в мемуарах его участников и в публикациях советской и российской прессы.
В газете «Правда» за 20 июля 1941 г. мне удалось обнаружить сообщение, состоящее лишь из одной строчки: «Бывший посол СССР в Германии Деканозов вернулся в Москву 19 июля 1941 года». Из него, безусловно, следует, что так оно и было, иначе газета за 20 июля никогда не дала бы такой информации. Кстати, этот день тоже был субботой, и тогда подтверждаются слова Бережкова о том, что его на следующий день после прилета в Москву, несмотря на то что это было воскресенье, вызвали на работу в НКИД. А описанная им сильная бомбежка после его возвращения тоже была, но через пару дней. Возможно ли это?[124] Вполне, если Деканозова довезли на автомашине до Стамбула, где на аэродроме его ждал советский самолет, на котором он летел из Стамбула в Москву, не пересекая Черное море, а облетая его над территорией Турции. Однако при этом получается, что и русские, и немцы, писавшие впоследствии об обмене посольств, или искажали, или скрывали его дату. Почему же?
Когда Яков Джугашвили оказался в плену (по неопубликованным архивным документам РГАСПИ)
Возможно, дата возвращения Деканозова столь тщательно скрывалась из-за того, что 19 июля 1941 года кроме указанного обмена произошло еще одно важное событие: Яков Джугашвили – сын предсовнаркома и генерального секретаря ЦК ВКП(б) Сталина, находившийся в немецком плену, именно в этот день написал записку своему отцу. После перестройки в нескольких источниках появилась ее фотокопия с припиской, что это «письмо» было доставлено Сталину «дипломатическим путем». В подписи к этой фотокопии часто сообщалось, что она была приведена в специальном выпуске газеты «Правда», отпечатанном немцами на оккупированной территории и заброшенном с самолетов на советскую землю в августе 1941 г.
«19.7.41. Дорогой отец! Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германию. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша»
Действительно, такие листовки летом 1941 г. сотнями тысяч сбрасывались на советские войска и в наш тыл. В книгах и исторических исследованиях говорится, что первая листовка с сообщением о пленении Якова Джугашвили была найдена в расположении советских войск возле Никополя 7 августа 1941 г. Однако в фондах РГАСПИ мне удалось обнаружить сообщение о том, что листовки разбрасывались и раньше, причем даже в Подмосковье. Так, жительница Бронниц домашняя хозяйка А. В. Шибанова «ходила в лес 2 августа за грибами и на кусту прицеплену нашла висящию листовку от своего родного врага». Она утверждает в своем заявлении, которое она вместе с листовкой отвезла в Москву и передала в Особый сектор ЦК партии, что «по Бронницкому району нашли таких листовок полные пачки в полях, лесах, в колхозных деревнях» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1554. Л. 11–12).
Однако в Москве уже знали об этом, ведь 19 июля 1941 г. (в день возвращения в Москву Деканозова) ответственный руководитель ТАСС Хавинсон направил секретарю ЦК Маленкову сообщение агентства Гавас-ОФИ о пленении сына Сталина. Из этого следует, что первое документально зафиксированное сообщение ТАСС руководству страны о пленении Якова Джугашвили появилось в тот же самый день, когда он написал записку отцу, а Деканозов доставил ее в Москву, а не 7 августа, когда Жданов передал Сталину немецкую листовку о пленении сына, как считалось до сих пор. Истинная дата первого сообщения о пленении явно скрывалась.