Он был избран председателем Еврейского Антифашистского Комитета. Вместе с поэтом И. Фефером он посетил Соед. Штаты Америки, Великобританию и некоторые другие страны в 1943 году с целью привлечь еврейское общественное мнение Запада в поддержку военных усилий СССР.
По возвращении в Сов. Россию Михоэлс скоро убедился, что если театр, — как выражается в цитированной выше книге К. Рудницкий, — «в конце 30-х и в 40-е годы испытывал сильное, угнетающее воздействие идеологии и практики культа личности», т. е. сталинской диктатуры и произвола, — то после войны этот режим единодержавия вновь с особой яростью обрушился на еврейскую интеллигенцию в Советском Союзе, — как на национально настроенную, так и на ассимилированную.
Осенью 1948 года, когда началась полоса гонений на еврейское искусство и литературу, был закрыт Еврейский Камерный театр. С. Михоэлс погиб еще раньше: 13 января 1948 в Минске, куда он выехал в качестве представителя Комитета по государственным премиям. До сих пор не выяснены ни причины гибели, ни условия, в которых он погиб, ни подробности преступления. Тело Михоэлса было перевезено в Москву и 16 января состоялась гражданская панихида и затем похороны, на которых выступали с речами А. Фадеев, режиссер А. Таиров, еврейский поэт Фефер, соратник Михоэлса по еврейскому театру Зускин и др.
Во вступительной статье Рудницкого к книге «Михоэлс» (на стр. 53) мы находим сообщение, что спустя год после гибели Михоэлса погиб и другой из основных актеров Еврейского Камерного Театра: «Зускин был в 1949 году беззаконно репрессирован и погиб (т. е. расстрелян) в 1952 году». И дальше: Закрытие театра явилось «актом административного произвола периода культа личности» ...
Так трагически закончилась судьба замечательного еврейского театра в Советской России. На совести коммунистической диктатуры лежит и гибель выдающихся еврейских актеров.
С тех пор уже скоро 20 лет, как еврейского театра в Советской России нет. Одно время, особенно в первый период после десталинизации, власть склонна была давать обещания вновь допустить издание еврейской газеты, существование еврейского театра, литературы, народной школы и пр. Но в атмосфере продолжающихся до сих пор дискриминаций и других проявлений антисемитизма, об этих обещаниях легко забывали.
II. «ГАБИМА»
Первый театральный коллектив по имени «Габима» («Сцена»), дававший спектакли на иврит, возник в Белостоке в 1912 году. Основателем и руководителем «Габимы» был Наум Цемах, преподаватель иврит, человек неуемной энергии, фанатик театра на языке Библии. Год спустя белостокская труппа демонстрировала свое искусство на 11-м сионистском конгрессе в Вене, поставив пьесу Осипа Дымова «Вечный Странник». Художественный успех был довольно большой, но материальные результаты — плачевны. Члены труппы задолжали в отелях и не имели средств на проезд в Белосток. Отправился туда один Цемах. Он собрал среди друзей кой-какую сумму и «выкупил» своих погоревших коллег-актеров.
Четыре года спустя в Москве — это было уже в дни февральской революции, — тот же Цемах сгруппировал вокруг себя семь одаренных юношей и девушек, снял помещение на Каменном Мосту, вывесил дощечку с надписью «Габима», и с этой группой начал студийную работу. Было нетоплено, сидели в шубах и валенках. Сквозь обледеневшие окна едва пробивался дневной свет. Охваченный мыслью создать в Москве театр на языке Библии, Цемах сумел не без труда раздобыть поддержку этой казавшейся утопической идее со стороны видных деятелей театра и литературы, в том числе К. С. Станиславского, Максима Горького и даже большевика А. Луначарского.
Скоро студийская группа Цемаха перекочевала в двухэтажный особняк, принадлежавший одному купцу на Нижней Кисловке № б. Там же нашлись помещения для лекций и репетиций, и небольшой зал на 100-120 мест для будущих спектаклей.
Станиславский проявил горячую симпатию к необычному начинанию и согласился прочесть членам студии «Габимы» ряд лекций. Для дальнейшего обучения молодых энтузиастов актерскому искусству, Станиславский дал им одного из своих талантливых сотрудников по МХАТу, Е. Б. Вахтангова.
Среди первого состава студии «Габимы» небольшим сценическим опытом обладал только Цемах и отчасти Менахем Гнесин, который тоже был участником белостокской «Габимы», а также Давид Варди-Розенфельд, выступавший с успехом по провинции с «вечерами юмора». Все остальные участники никогда раньше на сцене не выступали. Поэтому для первых сценических шагов этой молодежи Вахтангов наметил несколько одноактных пьес (Переца, Берковича и друг.). Этот сборный спектакль назвали «Нэшэф Берейшит» (Праздник начала). Он был сначала показан близким друзьям театра, затем и публике. Это было в 1918 году. Уже в этих одноактовых пьесах заблистал талант молодой Ханы Ровиной, которая вскоре прославилась, как одна из лучших актрис нашего времени. Скоро выяснилось, что в Цемахе заложены зачатки актера высокого класса. Восторг вызвала бурно-пламенная Шошана Авивит, которая, однако, вскоре покинула «Габиму». И другие — Гнесин, Варди, Мирьям Элиас, актриса с голосом чудесного тембра, Хаеле Гробер, имевшая сенсационный успех в «Потопе» Бергера, — все они оказались даровитыми, хотя еще весьма незрелыми актерами.
«Вскоре после первых успехов — пишет в своей книге «Габима» один из ее актеров, Бэн-Ари Райкин, перед театром встала дилемма. Ведь не только для чисто театральных достижений возникла «Габима», играющая на языке Библии. К чему надо было ей в большевистской Москве создавать театр на иврит? Ведь играть можно было на идиш или по-русски. На театре на языке Библии лежит определенная национальная миссия». И руководители «Габимы» стали искать пьесу, в которой эта «национальная миссия» нашла бы свое выражение. Остановили выбор на пьесе «Вечный жид» Давида Пинского.
«Тема ожидания Мессии и образ Вечного Странника во многом — пишет Бэн-Ари — была созвучна настроениям тех взбаломученных дней, эпохи гражданской войны и еврейских погромов на Украине, где одно за другим стирались с лица земли местечки, в которых евреи проживали столетиями, создав свой традиционный быт и свои духовные ценности» ...
Перед молодыми «габимовцами» была задача: создать спектакль, действие которого разыгрывается в Палестине, в первом столетии нашей эры — в дни разрушения Иерусалима и уничтожения еврейской государственности — спектакль, в котором, наряду с театральным оформлением подчеркивалась бы и национальная сторона трагических переживаний еврейства. Заболевшего Вахтангова заменил Мчеделов, также представитель школы Станиславского. Помимо усовершенствования актерской техники, нужно было помочь «Габиме» уловить своеобразие восточного ритма и верный тон речи исторической эпохи, от которой нас отделяет свыше 1900 лет.
Этот спектакль «Габимы» мне пришлось видеть уже в Берлине, когда труппа «Габимы» приехала туда на гастроли. Это был очень красочный спектакль, в котором актеры в сцене на восточном базаре при продаже своих товаров пользовались напевом, построенном на кантелляционном чтении Торы. Ровина в ее плаче по разрушенному храму