Она резко, со всхлипом, вздохнула.
— Это правда, мистер Киркхем?
— Клянусь Господом. Как будто вы стояли рядом, коснулись моего плеча и велели остановиться. Не подниматься выше. Эти дьявольские корона и скипетр звали меня к себе тысячей голосов. Но когда я услышал вас — или подумал, что слышу, — их голоса смолкли.
— Ох! — В глазах Евы было восхищение, щеки ее потеряли бледность.
— Вы позвали меня? — прошептал я.
— Я смотрела, как вы поднимаетесь, вместе с… остальными, — сказала она. — И когда второй след вспыхнул на стороне Сатаны, я, собрав всю силу воли, послала вам предупреждение. Снова и снова молила я, пока вы стояли в нерешительности: «О милостивый Боже, кто бы ты ни был, дай ему услышать меня! Позволь ему услышать меня, добрый Господь», — и вы услышали.
Она замолчала, глядя на меня широко раскрытыми глазами, щеки ее быстро краснели.
— Вы узнали мой голос! — прошептала Ева. — Но вы не услышали бы или, даже услышав, не обратили бы внимания, если бы не… если бы не…
— Если бы не что? — торопил я.
— Если бы нечто, помимо нас, не готово было помочь нам, — задыхаясь, сказала Ева.
Теперь она покраснела до корней волос; я был вполне уверен, что она назвала не ту причину, о которой думала.
У меня была более материалистическая теория происшедшего. Что-то во мне, а не вне меня обострило чувствительность моего мозга. Я никогда не сталкивался с убедительными доказательствами того, что нематериальная энергия способна смягчить толчки на неровной дороге нашего земного путешествия. Я всегда предпочитал помощь доброго Провидения в виде, например, маленького вора-кокни с его прекрасным знанием секретов стен Сатаны, Однако подобное возможно; и если Еве спокойнее в это верить, пусть верит. Поэтому я серьезно кивнул и заверил ее, что это похоже на правду.
— Нет ли среди людей Сатаны такого, кого можно было бы убедить действовать против него? — спросил я.
— Нет, — ответила Ева. — Консардайну я нравлюсь. Думаю, он пошел бы далеко, защищая меня. Но он связан с Сатаной. Все они с ним связаны. Не только страхом — вы видели, что случилось с Картрайтом, — но и другими причинами. Сатана хорошо платит, мистер Киркхем. И не только деньгами… У него ужасная власть… нечестивая власть. О, людям нужны не только деньги! И не только деньги он дает им! Вы даже представить себе не можете…
— Наркотики? — предположил я без особого воображения.
— Вы говорите глупости — нарочно, — сказала она. — Вы хорошо знаете, что способен дать Люцифер. А он может… и дает… И даже те, кто проиграл ему, надеются получить еще один шанс… Или получить что-нибудь, исполняя его каприз.
— Случалось ли что-нибудь подобное?
— Да, случалось. Но не думайте, что он это делал из милосердия.
— Вы хотите сказать, что это просто игра; он манит свободой, которая кажется такой близкой?
— Да, — ответила она. — Чтобы от отчаяния они не становились менее полезными для него.
— Мисс Демерест, — резко спросил я, — почему вы считаете, что я не такой, как другие?
— Вы пришли к нему не по своей вале, — сказала она. — И вы не раб его семи сверкающих следов.
— Я был очень близок к этому вчера вечером, — с сожалением сказал я.
— Они не смогли… захватить вас, — прошептала она. — Как других. И не смогут. Не должны, мистер Киркхем.
— Я не собираюсь давать им такую возможность, — мрачно заметил я.
В ответ она дала мне руку.
Я взглянул на часы и чуть не подпрыгнул.
— Нам осталось меньше десяти минут. А мы даже не составили какой-нибудь план. Нужно встретиться снова — и побыстрее. И надо продолжать обманывать Сатану.
— Это будет очень трудно, — она кивнула. — Но об этом я позабочусь. Вы, конечно, понимаете теперь, что именно по этой причине я так оскорбительно вела себя с вами?
— Даже до признания Сатаны я предположил что-то в этом роде, улыбнулся я. — И вы, конечно, понимаете, что мое не менее оскорбительное предложение Сатане отдать вас мне было вызвано тем же?
— Больше того, — негромко сказала она. — Я знаю, что вы думали на самом деле.
Я снова бросил взгляд на часы. Только шесть минут — должно хватить.
— Послушайте, — вдруг сказал я, — ответьте мне правдиво. Как вам впервые пришло в голову, что именно я могу помочь вам вырваться из западни?
— Как только вы меня поцеловали.
— Ева, — сказал я, — а сейчас маскировка необходима?
— Нет, — искренне ответила Ева. — А что?
— Вот что! — Я привлек ее к себе и поцеловал. А Ева обхватила меня за шею руками и поцеловала от всего сердца.
— Какое совпадение, — прошептал я ей на ухо. — Именно в тот же момент я решил принять участие в игре.
— О… Джим, — вздохнула Ева. На этот раз она меня поцеловала.
Машина пошла медленнее. Я беспомощно ругнул беспощадное расписание Сатаны.
— Ева, — быстро заговорил я и сунул ей в руки ожерелье Сенусерта. — Ты знаешь маленького англичанина по имени Баркер? Электрика? Похоже, он тебя знает.
— Да, — ответила она удивленно. — Знаю. Но как…
— Свяжись с ним, как только сможешь. Мне некогда объяснять. Но Баркеру можно доверять. Скажи ему, чтобы он пробрался ко мне в комнату в первый же вечер после моего возвращения. Всеми правдами и неправдами он должен быть у меня. Поняла?
Она кивнула, глаза ее были широко раскрыты.
— Устрой так, чтобы ты тоже была там вечером.
— Хорошо… Джим.
Я посмотрел на часы. Осталась минута и три четверти. Мы использовали их наилучшим способом.
Машина остановилась.
— Помни о Баркере, — прошептал я.
Открыв дверцу, я вышел из машины. Дверца за мной закрылась, и машина двинулась дальше. Обелиск оказался совсем рядом. Я послушно обошел его. Выходя на Пятую авеню, я увидел в ста футах от себя человека. Пальто и шляпа у него были такие же, как у меня. Он размахивал малаккской тростью. Меня охватило любопытство. Я двинулся к нему и тут же остановился. Пойдя за ним, я нарушу инструкции Сатаны. Мне меньше, чем когда-либо, хотелось делать это. Я неохотно повернул назад.
Остановив такси, я поехал в клуб. Все вокруг было розовым. Мне хотелось петь. Прохожие на авеню весело скользили мимо. Ева слегка «ударила» мне в голову.
И вдруг розовый свет померк, песня смолкла. Возвращался рассудок. Несомненно, отсутствие ожерелья уже обнаружено. Двери музея закрыты, никого не выпускают без обыска. Вероятно, тревога прозвучала, уже когда я спускался по лестнице. Возможно, я единственный, кто вышел из музея.
Если это так, меня заподозрят. Я нарочно привлек к себе внимание охранников не только в коридоре, но и в самой сокровищнице. Они меня запомнили. Почему же я ускользнул, несмотря на весь переполох? Значит, у меня была для этого причина. А какая причина? Только сбежать с ожерельем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});