Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

Впрочем, не один лишь Рёншильд возлагал надежды на появление крымцев. Ждали крымского хана и граф Пипер, и Мазепа. Они знали и о воинских приготовлениях против России в Стамбуле, и о замене хана в Бахчисарае Девлет-Гиреем, ярым ненавистником Москвы. Измена запорожцев во главе со старым знакомцем Мазепы, кошевым атаманом Костей Гордиенко, открыла для шведов прямой путь для сношений с Крымом и Османской империей. Уже в конце марта Пипер отправил первое письмо крымскому хану, а в мае прибыли посланцы Девлет-Гирея.

В королевской казне все еще бренчали миллионы золотых, награбленных в Польше и Саксонии, и обычно скупой Пипер денег на этот раз не жалел. Хотя он и не был военным, но слышал, как все реже стреляют шведские пушки, знал, что порох и ядра на исходе, и полагал, что остался один путь к победе — втянуть в войну Крым и стоящую за ним Османскую империю, точно так же преграждавшую русским путь к Черному морю, как Швеция преграждала русским выход к Балтике.

— Мы союзники уже по этим историческим обстоятельствам, так и объясните турку! — напутствовал Пипер полковника — волоха Сандула, посылая его к сераскеру Бендер, под правлением которого находился и Очаков.

Сераскер Бендер известен был как горячий приверженец антирусской партии в Стамбуле и друг того самого Исмаил-паши, которого прочили командующим в походе против московитов. Через Бендеры пробирался к королю и тайный секретарь Клинкострём, посланный из

Львова Станиславом Лещинским и генералом Крассау. Обратный путь из Бендер к Полтаве Сандул и Клинкострём держали вместе, в обозе ханской депутации к Карлу XII. Русские драгуны депутацию ту не задерживали, и 22 июня татарское посольство благополучно прибыло в шведский лагерь. Возглавлял его начальник личной гвардии хана — крутолобый и горячий крымский татарин, не раз удачно ходивший в набеги на Украйну и Россию. Даже сейчас крымец не удержался и сжег по пути несколько встречных сел и хуторов, захватив украинок-полоня-нок. В письме хана, которое начальник ханской гвардии на коленях вручил Карлу VII, Девлет-Гирей извещал, что ради великой любви к шведскому королю он не хочет и слышать никаких русских увещеваний, не принимает русский бакшиш и готов пойти в дальний поход вместе с непобедимыми шведами.

— На словах мой повелитель,— ханский гвардеец выпрямился во весь свой могучий рост,— просил передать тебе, о мой король: орда на подходе!— И добавил от себя:— Я оставил ее на Перекопе. Думаю, сейчас орда уже на Днепре!— И хищно оскалился, словно увидел зарево пожаров над днепровскими селами.

Пипер и Мазепа, стоявшие за креслом короля, довольно переглянулись: удача шла в руки!

Добрые известия на первый взгляд привез и Сандул, передавший сераскеру письма от Пипера и Мазепы. Письма были немедленно пересланы в Стамбул, и ответ оттуда не замедлил последовать. Из ответа было ясно, что Великая Порта соглашалась принять посла короля для дальнейших переговоров о союзе.

— Со своей стороны,— добавил бравый волох,— сам сераскер после хорошего бакшиша,— тут Сандул озорно усмехнулся,— просил поторопиться с отправкой посольства и обещал всяческую помощь в Стамбуле.

— Переговоры? Но это долго!— вырвалось у Карла.

И тогда полковник-волох рубанул по-кавалерийски,

заставив сердито поморщиться графа Пипера:

— Полагаю, турок ждет непременной виктории вашего величества, только тогда он и пойдет в дело.

Следом вынырнул Клинкострём. Тайный секретарь обычно возникал в ставке короля как тень, и ни король, ни даже сам его непосредственный начальник граф Пипер не знали всех передвижений тайного посланца.

— Какого дьявола вы добирались из Львова кружным путем через Бендеры, Клинкострём?— с раздражительностью раненого спросил король. Третья подряд аудиенция утомила его, да к тому же он недолюбливал этого прощелыгу Клинкострёма, наверняка приставленного к нему бабушкой Гедвигой. Но Клинкострём спокойно выдержал королевский взгляд и с мнимым простодушием развел руками:

— Мой король! На войне наши пути часто определены неприятелем. Русский Заднепровский корпус Гольца соединился с войском нашего давнего и упорного противника гетмана Сенявского у Меджибожа, а отряды киевского генерал-губернатора Голицына стоят вдоль Днепра.

— Ох уж этот Голицын!— вырвалось у короля.— Сперва опередил нас в Батурине, затем разорил своими отрядами Сечь, а теперь перерезал все мои прямые коммуникации с королем Станиславом и Крассау. Надеюсь, Лещинский идет к Днепру? Что же вы молчите, Клинкострём?

— Ваше величество!— Клинкострём перешел на трагический шепот. —Русские драгуны и поляки Сенявского разбили под Бродами войска короля Станислава, которыми командовал гетман Сапега. Лещинский и генерал Крассау сейчас оставили Львов и отступают к Варшаве. Вся их надежда на скорую победу вашего величества.

В королевской палатке воцарилась гнетущая тишина.

«Как в трагедиях Шекспира!»— невольно отметил про себя Клинкострём.

Этот дипломат и разведчик все происходящее рассматривал как огромную театральную постановку, где ему приходилось играть разные роли. При таком театральном подходе к жизни всегда существовала как бы некая отстраненность от нее, позволявшая Клинкострёму сохранять полную невозмутимость и спокойствие.

— Ну что же, господа,— прервал затянувшееся молчание король,— вот вам итоги дипломатии графа Пипера: турки ждут нашей виктории в Стамбуле, татары ждут ее у Перекопа, король Станислав ждет ее в Варшаве. Все ждут. Все ждут, как зрители, черт их побери! Мы остались одни, господа! Что вы на это скажете? — Король обвел взглядом лица своих генералов.

Вперед выступил Рёншильд, сказал твердо:

— Сир! Когда мы начинали войну, мы тоже были одни. Однако мы побили всех: и датчан, и поляков, и саксонцев, и русских. У нас та же армия, сир. Дайте нам сойтись с московитами в генеральной баталии, и я, как под Нарвой, приведу в вашу палатку всех русских генералов!

Рёншильд горделиво осмотрел министров и генералитет. Все понимали, что, вследствие ранения короля, ему снова командовать войсками, как и под Нарвой, где он руководил войсками по молодости Карла XII.

— Боюсь, новой Нарвы не выйдет, фельдмаршал...— сердито пробурчал Левенгаупт,— Русские многому научились за девять лет.

— Ну конечно, с вами, генерал, могут выйти только лесные баталии! — съязвил Рёншильд.

Но король на сей раз не поддержал обычных насмешек над незадачливым Левенгауптом, которому после Лесной не доверяли команду ни над одной частью. То ли рана подорвала всегдашнюю самоуверенность короля, то ли известие Клинкострёма сбило его спесь. Ведь если признаться по чести, Карл ждал в первую очередь не столько прихода татар или турок — силы неизвестной и неопределенной,— сколько подхода шляхетской конницы короля Станислава и шведской пехоты корпуса Крассау. Эти войска полностью подчинялись воле Карла. Они должны были доставить тяжелые пушки и порох, хлеб и припасы. По серьезном размышлении король собирался дать генеральную баталию только после этих подкреплений. Теперь же выходило, что придется давать ее в самых невыгодных обстоятельствах.

— Ваше мнение, генерал Левенгаупт?— с необычной любезностью обратился Карл ко второму по званию генералу своей армии.

Тот вытянулся, сказал без придворного лукавства:

— Поскольку, сир, помощи от короля Станислава и генерала Крассау нам теперь не приходится ждать, а турки поджидают нашей виктории, сидя в Стамбуле, остается полагаться только на свою армию. Но в обозе кончаются порох и снаряды, наши пушки бездействуют, а на шпагу Полтаву, как мы убедились после всех штурмов, не возьмешь! К тому же шведы — не татары и не запорожцы: не привыкли питаться одним мясом без хлеба. Восьмая часть солдат мучается кровавым поносом! Люди в жалком состоянии. В упландском полку я сам видел солдат в бабьих одеждах и даже в лаптях. Посему, полагаю, есть лишь один выход: сняться ночью бесшумно с лагеря и отступать за Днепр, бросив пушки и прикрывшись сильным арьергардом.

— Как под Лесной?— снова съехидничал Рёншильд.

— Хотя бы и так! Иначе будет хуже, чем под Лесной!

— Вот что значит битый генерал!— Рёншильд передернулся.— Все мысли о ретираде!

— Русские говорят — за одного битого двух небитых дают!— отмахнулся Левенгаупт и, обратившись к королю, отчеканил: — Лучше ретирада с честью сегодня, чем позорное бегство или капитуляция завтра!

— Позвольте, генерал!— Граф Пипер даже вышел из-за королевского кресла — своей обычной позиции.— Но ордынец нам только что сообщил, что хан на подходе!

Левенгаупт досадливо поморщился.

— Легкая ордынская конница может помочь только в преследовании неприятеля, а не в самой генеральной баталии,— как неразумному ребенку, терпеливо принялся пояснять он министру. — К тому же известно, что и к русским идет орда калмыков. И пока крымский хан ждет у Перекопа рескрипта из Стамбула, калмыки будут уже в полном распоряжении царя!