Вскоре ребенок начал слабо кричать. Затем внезапно выплеснул содержимое своего желудка на пол и на мокасины Ветра. С кислой ухмылкой он передал орущего младенца в протянутые руки Летней Грозы. Посмотрев на свои облитые молоком мокасины, он сказал с притворным сожалением:
— Я должен был предвидеть, что это случится.
Летняя Гроза восторженно засмеялась, покачивая ребенка и прижимая его к своей груди. Она с нежностью и благодарностью посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на ребенка.
— Ты только посмотри на нее, Ветер! — с трепетом сказала она. Теперь, когда ребенок успокоился, и лицо его обрело нормальный оттенок, Летняя Гроза пришла в восторг от нежного бело-розового личика. Посреди двух пухленьких щечек красовался маленький вздернутый носик, а ниже шевелился очаровательный, похожий на розовый бутон ротик. Большие круглые голубые глазки были обрамлены темными ресницами, а крошечная головка покрыта нежными мягкими волосками, настолько светлыми, что они казались почти белыми.
— Она прелестна!
Смотря на выражение ее золотистых глаз, когда Гроза ласкала ребенка, Ветер уже больше не сомневался, что она жаждет заполучить себе этого младенца. Он тотчас же примирился с этим фактом.
— Ну что ж, жена, теперь у нас появилась новая дочь? — спросил он, заранее зная ее ответ.
— Да, пожалуйста! — Затем, чтобы проверить, что она не ошиблась, Летняя Гроза быстро развязала пеленки и полная страстного восторга подтвердила: — Да, дочь! Какой драгоценный сверток! Она напоминает мне ангела, которого тетя Элизабет каждый год помещала на вершину рождественской елки, такая же розовая и нежная! Маленький ангелочек!
Анжела, именно так и назвали ребенка, была единственной, кто остался в живых после нападения в тот день, поскольку душа пожилой женщины вскоре отлетела. Она умерла у порога собственного дома еще до того, как Гроза с Ветром вышли из последней хижины с ребенком. Таким образом, не осталось никого, кто бы мог назвать имя ребенка, а Библии с указанием имен этой семьи найти не удалось. Теперь некому было требовать ребенка назад, и никто уже не мог оторвать его от сердца Летней Грозы, уже начавшей любить его.
Жизнь Летней Грозы была полна если не спокойствия, то внутреннего умиротворения, которое испытывает человек, который любит и любим. Покажется невероятным, но она стала еще прекраснее в своем новом материнстве. Приехавший ранней осенью Джереми был ошеломлен глубиной нахлынувших на него чувств. Однако, как обычно, его срочные новости вытеснили все остальное.
— Несколько фортов объединяются, чтобы полностью захватить территорию, — зловеще предостерег он. — Мне удалось узнать, что они собираются наступать со всех четырех сторон одновременно, постепенно сжимая кольцо, пока вы не окажетесь в ловушке. Хотя им неизвестно ваше местонахождение, они совершенно точно рассчитали время наступления, — мрачно сообщил он. — Они решили схватить вас до первого снега и уже начали свою кампанию. От своего отца я также узнал, что они прочесывают те деревни, откуда, как они полагают, ты набираешь своих воинов, — обратился он к Ветру. — Они ищут тебя. Они знают, как ты выглядишь со слов некоторых оставшихся в живых свидетелей. Они также охотятся за твоей женой, которую они называют «Золотистые Глаза». — Джереми тревожно вздохнул. — Хорошо еще, что им неизвестно ее настоящее имя, но если они ее увидят, то сразу же узнают ее… и тебя. Вам нельзя возвращаться в отцовскую деревню этой зимой.
— Спасибо, что снова предупредил нас, Джереми, — задумчиво произнес Ветер. — Вскоре наступит зима. Возможно, нам лучше рассеяться до будущего лета. У многих моих воинов есть семьи, и они только и мечтают воссоединиться с ними. Остальные же могут разбиться на маленькие группы и разойтись кто в северном, кто в южном направлениях. Мы можем снова встретиться, когда начнут таять снега.
Пума, который должен был вскоре вернуться на ранчо, согласился. Он дал дополнительный совет:
— Поскольку наши группы будут находиться вне территории, по которой рыщет кавалерия, нам следует иногда совершать неожиданные нападения в самых различных местах. Это окончательно запутает солдат: они не будут знать, куда им идти и где нас искать.
— Вы с Летней Грозой могли бы пожить этой зимой у нас, — с надеждой предложила Таня. — Солдатам никогда не придет в голову искать вас там.
Вольный Ветер с благодарностью отверг это предложение.
— Нет, моя вторая мать, однако я благодарю тебя за это. У вас прекрасное ранчо, но моя душа будет тосковать там взаперти.
Таня не могла на него обижаться: она понимала его чувства и уважала их.
— Тогда будьте осторожны, и мы встретимся с вами весной.
Джереми сразу же привязался к маленькой Анжеле, хотя был несколько обижен.
— Гроза, почему ты не хочешь отправить малышку в Колорадо со своей матерью? Там ей было бы гораздо лучше.
Рассвирепев от негодования, Гроза надменно спросила:
— Ты считаешь, что я не могу обеспечить ей надлежащий уход, Джереми? Она одета, сыта и любима.
— Я не это имел в виду, Гроза. Всем известно, что ты прекрасная мать. — Его сердце пронзила боль при мысли о том, что она никогда не будет держать у своей груди его собственного ребенка, как это она делала с Идущим Облаком и Анжелой.
— А что же? — спросила она, и в ее золотистых глазах появился опасный блеск.
— Твоя жизнь теперь так сильно изменилась, — попытался объяснить он. — Ты находишься в постоянном движении. Опасность подстерегает тебя на каждом шагу.
— Многочисленные поколения шайеннов росли и процветали, ведя такой образ жизни, — упрямо возразила она.
— Возможно, но Анжела не шайеннка. Что будет, если кавалерийский отряд схватит тебя и обнаружит, что ты украла белого ребенка?
Плечи Грозы напряглись от гнева.
— Я ее не крала! Ее мать погибла, так же как и все остальные белые. Анжела тоже погибла бы, если б мы не взяли ее. Мы с Ветром спасли ее от удушья, найдя в корзине с пряжей, в которой ее спрятала мать.
— Она белая, — продолжал настаивать Джереми. — Надо чтобы она воспитывалась среди собственного народа. Если бы у меня была жена, я бы сам удочерил ее.
— Даже если бы у тебя было десять жен, я бы все равно не отдала ее тебе! — резко возразила Гроза.
Беглый взгляд на лицо Джереми заставил ее прервать свою тираду. Из всех людей она меньше всего хотела причинить боль Джереми и очень огорчилась.
— О Джереми! Прости меня!
Он посмотрел на нее, и в его печальных зеленых глазах отразилась вся сердечная боль, которую он испытывал.