Читать интересную книгу Карпатская рапсодия - Бела Иллеш

Как только выпадает снег, деревня Верецке почти совершенно отрезана от внешнего мира. Деревенские жители выходят из своих хижин, отапливаемых краденными в графском лесу дровами или высушенным коровьим пометом, только в случаях крайней необходимости. Например, когда кончатся дрова и надо снова воровать.

Но кузнец-финн был из другого теста. Как только появились первые сероватые снежные облака, кузнец приготовил себе из дуба два длинных узких шеста с загнутыми кверху концами, а когда горы покрылись снегом, он прикрепил их ремнями к ногам и показывал на склоне горы такие фокусы, каких жители Верецке даже во сне не видывали. Он залезал на самую высокую вершину горы, а потом скользил вниз с самой кручи, даже не скользил, а прямо летел вниз, в долину. Но это было бы еще ничего. В самые ужасные морозы — в десять, двенадцать и даже пятнадцать градусов — он ходил с непокрытой головой и, как его ни упрашивала Аксюша, ни за что не соглашался прятать под шапкой свои густые светло-рыжие волосы.

«Невероятно, чтобы кузнец-финн залезал на гору в такой ужасный мороз только для того, чтобы опять соскользнуть вниз», — думали верецкинцы.

Многие предполагали, что у кузнеца не все дома, а более недоверчивые начинали уже перешептываться — нет ли тут какого колдовства?

— Надо выследить, что делает кузнец там, наверху! Холод говорил против этого предложения, любопытство — за.

Верецкинцы выследили кузнеца. И были горько разочарованы.

Кестикало не встречался на вершине горы ни с какими ведьмами. И ничего там не делал. Только смотрел в небо, которое в такие зимние дни бывает то голубым, то свинцово-серым. Потом закрывал глаза и прислушивался к шепоту сосен. Сосны на Карпатах говорят на том же языке, что и в далекой Финляндии.

Наслушавшись вдосталь сказок у сосен, Кестикало опять раскрывал глаза, встряхивал непокрытой головой и, не глядя ни вправо, ни влево, летел вниз, в долину, так что за ним поднималось облако сухого снега. Следившие за ним две верецкинские старушки ругали тех, кто их сюда направил, но еще больше бранили «помешанного финна», который даже с ведьмами не дружит и только для того карабкается на овеянную ветрами вершину, чтобы дурачить набожный мирный народ. Несколько дней вся деревня сердилась на «помешанного финна». Но так как, при всех его странностях, он все же был полезным человеком, а две потерпевшие неудачу старушки были только дармоедками, народ быстро примирился с Кестикало, а старушек до конца жизни называли «ведьмоискательницами». Но летом 1918 года «помешанный финн» сделался и вовсе «сумасшедшим». Правда, ранней весной оказалось, что он заслуживает прозвища «мудрый финн», но позднее…

Весной 1918 года кузнеца-финна позвал к себе начальник уезда. Он пожал ему руку, предложил сесть, дал закурить, а потом неожиданно спросил:

— Не хотите ли поехать домой, в Финляндию?

— Лучше сегодня, чем завтра, — ответил Кестикало.

— Это можно сделать, — сказал начальник уезда.

Потом он многословно объяснил Кестикало, что в Финляндии теперь господствуют «красные бандиты», которых надо прогнать из «страны тысячи озер» или — еще лучше — утопить в одном из озер. Но для этого необходимо, чтобы каждый «честный», «патриотически настроенный» финн принял участие в этом деле. Правительство Австро-Венгрии, верный друг финского народа, готово не только вернуть финским военнопленным, живущим на территории монархии, свободу, но взять на свой счет их поездку домой и выплатить вперед трехмесячное жалованье всем тем, кто захочет участвовать в борьбе против «красных бандитов».

Чем дружелюбнее говорил начальник уезда, тем разочарованнее становилось лицо Кестикало.

— Одним словом, вы отправляетесь через два-три дня, не так ли? — спросил начальник.

— Ни через два-три дня, ни через два-три года! — ответил Кестикало.

Начальник уезда подумал сначала, что ослышался или что Кестикало плохо понимает венгерский язык, но когда тот повторил свой ответ, то не оставалось больше никаких сомнений, что кузнец из Верецке не желает принимать участия в уничтожении «красных бандитов».

— Если не поедешь, — заговорил начальник совсем другим тоном, увидев, что полюбовно ему не сговориться с упрямым кузнецом, — если добровольно не вступишь в финскую армию, я тебя, мерзавец, арестую и даю честное слово, что ты издохнешь с голоду в моем подвале и крысы будут лакомиться мясом с твоих костей, подлый предатель своего отечества!

А так как ни красивые слова, ни угрозы не могли заставить Кестикало согласиться на вступление в финскую белую гвардию, то начальник уезда посадил его под арест. Финн, наверное, погиб бы в подвале начальника Верецкинского уезда, если бы управляющий Кавашши снова не пришел ему на помощь.

За полтора месяца до неожиданного предложения начальника уезда Кестикало затеял большое дело: он решил создать электростанцию с использованием водной энергии ручья. Ручей принадлежал графу, а потому для установки электростанции необходимо было заручиться разрешением от Кавашши. Управляющий Кавашши это разрешение дал, но с условием, что электричество будет принадлежать полностью имению. Ни одной такой электростанции в Подкарпатском крае в то время еще не было. Кавашши не только взял на себя расходы по постройке станции, но достал даже разрешение на поездку Кестикало в Мункач для покупки необходимых для постройки станции материалов.

Три дня провел Кестикало в Мункаче. Жил он у секретаря профсоюза швейников Моргенштерна. О чем три ночи подряд почти до рассвета говорил кузнец из Верецке с мункачским портным — оба умалчивали. Финн покупал материалы в Мункаче, а Моргенштерн везде рассказывал анекдоты о своем госте.

— Представляешь себе, когда финн из Верецке вышел из вагона, какой-то носильщик принял его кулак за чемодан и хотел взвалить его себе на спину.

Моргенштерн знал даже номер носильщика. Слушатели долго смеялись над анекдотом, и никому в голову не приходило спросить, откуда Кестикало знаком с Моргенштерном и почему кузнец-финн останавливался в Мункаче у еврея-портного.

К счастью Кестикало, в момент его ареста электростанция была готова только наполовину.

Кавашши словно влюбился в это затеянное финном чудесное предприятие, стоившее ему почти гроши (большая часть материала была получена из графского имения, а значительная часть работы произведена бесплатно) и за которое по окончании стройки он имел возможность подать живущему в Вене графу внушительный счет. Поэтому Кавашши обратил внимание начальника уезда на то, что если финн из Верецке погибнет, то от этого финская белая гвардия сильнее не станет, а графское имение понесет большую потерю. Начальник уезда, управлявший народом от имени государства или от имени комитата, без всякого сопротивления уступил управляющему и освободил Кестикало, который просидел, таким образом, в темном и сыром подвале, без еды и питья, всего-навсего три дня. Когда он вышел оттуда, то был немного бледен, но в общем здоров и даже весел.

Месяц спустя Кестикало бежал из Верецке. Жандармы прифронтовой полосы поймали его где-то далеко, около Львова. Когда его привезли обратно в Верецке и доставили в имение Шенборна, он был похож на скелет. Его левая нога была сломана прикладом. Правда, затем нога срослась, но Кестикало остался на всю жизнь хромым.

Узнав, что Кестикало не захотел воевать, народ стал называть его «мудрым финном», но когда выяснилось, что Кестикало сам пешком отправился туда, куда не соглашался ехать поездом, с хорошим паспортом, за большие деньги, ему дали прозвище «сумасшедший финн».

Напрасно Аксюша пыталась защищать своего мужа:

— Юха не хотел служить белым. Он хотел пойти к красным.

Разве это не понятно?

Но именно этого тогда никто не понимал. Ведь красный и белый — это же только цвета!

Все же нашлось несколько человек, которые задумались над происшедшим. Если такой умный человек, как «сумасшедший финн», не желает ехать к белым, даже когда его посылают, и стремится к красным, даже когда его удерживают силой, — значит, существует какая-то разница между красными и белыми.

Такого мнения придерживался, по всей вероятности, также и Тамаш Эсе, посетивший в августе 1918 года «сумасшедшего финна». Все знали не только то, что Эсе является потомком легендарного полководца Ракоци Тамаша Эсе, но и то, что бывший тарпинский староста, ставший затем батраком, — опасный социалист, который за последние десять лет четыре с половиной года провел в тюрьмах.

Спустя несколько дней после посещения Эсе начальник уезда опять арестовал Кестикало. Электрическая станция была уже готова, так что судьба кузнеца больше не интересовала управляющего Кавашши.

В уездной тюрьме Кестикало просидел только один день, оттуда его перевезли в унгварскую военную тюрьму. Тюрьма была заполнена до отказа самыми разнообразными людьми, так что общества разбойников с большой дороги не приходилось долго искать; если же кому-либо нравилось делить досуг с изменниками родины, то среди них можно было даже выбирать по своему усмотрению. Но такому числу людей не соответствовало количество пищи. Хотя палач работал не покладая рук, он не мог покончить с таким количеством заключенных. Другое дело — голод… Но Кестикало избег обоих видов смерти. Его дело не дошло до суда, так как судьи были завалены работой. Таким образом, Кестикало не попал в руки палача и избежал голодной смерти, потому что заключенных, находившихся в одной камере с ним, снабжала продуктами с воли женщина по имени Маруся Петрушевич.