Конечно, в такой ситуации работа над новой Конституцией в регионах быстро заглохла. А осенью мы вновь встретились с открытой конфронтацией и явной подготовкой к импичменту президенту. Появились поправки к Конституции, автором которых стал Владимир Исаков.
Эта поправки, в случае их принятия, сделали бы президента ходульной фигурой, предназначенной лишь для награждений и других протокольных дел, а вся реальная власть и все влияние на работу правительства вновь сосредоточились бы в руках Верховного Совета. Готовился новый закон о средствах массовой информации, который ставил их в абсолютную зависимость от представительных органов власти. А самое главное, планировалась атака на правительство — оппозиция не смогла простить В.С.Черномырдину, что он так твердо встал на сторону президента во всех преобразованиях.
Мы знаем, что бюджет был утвержден Верховным Советом в таком объеме, при котором подводил страну практически к гиперинфляции. И тогда, примерно в ноябре-декабре, мог произойти социальный взрыв. Гиперинфляцию не выдерживала еще ни одна страна. Так что сюрприз Верховного Совета в виде непомерного бюджета ставил страну на грань катастрофы. В этой ситуации правительство, а с ним и президент оказались бы погребенными под бременем заведомо невыполнимого бюджета, зато Хасбулатов и депутаты выглядели бы истинными радетелями за народ, гневными обличителями «кремлевских правителей», неспособных защитить и накормить граждан.
Любой из этих ловко расставленных депутатами капканов был губителен для президента. Согласиться со всем предложенным — значило подписать смертный приговор институту президентства, реформам и демократии в России. Не согласиться — пойти против народных избранников, и они объявят президенту на съезде импичмент со всеми теми же пагубными последствиями для России. Такое иезуитское удушение президентской власти готовилось к зимнему съезду.
Весной 1993 года страна стала свидетельницей еще одной атаки, теперь уже со стороны А.Руцкого, который выскочил на Верховный Совет со своими 11 чемоданами компромата. Причем, как впоследствии оказалось, это были оперативные данные МВД, полученные от министра Ерина, которые требовали продолжения кропотливой работы, но никак не публичного оглашения. Последнее было только на руку подозреваемым и оппозиции: одним — чтобы уйти от ответственности, другим — для усиления давления на власть. Но принцип во всех действиях коммунистической оппозиции и оппозиционной верхушки власти был один: убедить людей любыми средствами, что они ошиблись на референдуме, выразив поддержку президенту и реформам.
Как выяснилось впоследствии, Борис Николаевич видел выход из положения в указе, которым распускал законодательный орган и принципиально менял структуру власти в России. Положение о том, что съезд народных депутатов Российской Федерации правомочен принять к своему рассмотрению и решить любой вопрос, отнесенный к ведению Российской Федерации, превращал в фикцию все полномочия президента.
Летом 1993 года — еще одно событие, которое наложило отпечаток ц на последующие дела. Думаю, что оно подтолкнуло президента к сентябрьскому решению. Речь идет об освобождении В.П.Баранникова от должности министра безопасности. А произошло все довольно случайно, если, конечно, не было разыграно Коржаковым и Барсуковым.
В один из июньских дней у меня в кабинете раздался звонок: Андрей Караулов, ведущий телепередачи «Момент истины», попросил о встрече, сказал, что есть предложение от Дмитрия Якубовского, который находится в Цюрихе и хочет передать документы, показывающие коррумпированность некоторых наших высших должностных лиц. Эти документы он может дать только доверенному лицу Бориса Николаевича или моему. Я спросил, о ком идет речь. Андрей ответил уклончиво, но одну фамилию назвал: Руцкой. Можете себе представить мое состояние — этот человек затерроризировал страну компроматами на высших должностных лиц, а сам, видимо, погряз тоже в каких-то делишках. Такое часто бывает — человек, спасая себя, атакует других. Недаром, видимо, считается, что лучшая оборона — нападение.
Встал вопрос, как организовать переправку документов. Обсудил это с Борисом Николаевичем. Договорились, что за документами слетает А.Н.Ильюшенко, который тогда возглавлял Контрольное управление Президента, а прикрытие организует М.И.Барсуков, руководивший Главным управлением охраны.
Через несколько дней звонок Ильюшенко из Цюриха:
— Сергей Александрович, мы еще несколько дней пробудем здесь, документов очень много — глаза разбегаются.
— Ну а на кого документы?
— Страшно сказать — есть и на Степанкова, и на Скокова, но лучше по телефону не говорить…
— Ну а на Руцкого есть?
— Говорят, есть, но мы пока не видели.
— Хорошо, работайте, мы ждем.
Через несколько дней — снова звонок:
— Нас нужно встретить и подстраховать охраной…
Я спрашиваю:
— Почему? Что случилось?
— По телефону сказать не можем, нам нужна охрана…
Михаил Иванович Барсуков организует встречу, и они сразу едут в Кремль. Встречаемся. Они выкладывают материалы — счета, чеки, накладные, показывающие, что в Москве и Цюрихе на жен В.П.Баранникова и А.Ф.Дунаева израсходованы фирмой «Сиабеко» значительные суммы, исчисляемые в сотнях тысяч долларов. Фирма «Сиабеко» принадлежала некоему Александру Бирштейну, человеку с запутанной биографией, чуть ли не нашего контрразведчика, который был в близких отношениях с Баранниковым и активно внедрялся в высшие круги российской власти. Но история с покупками казалась и неожиданной и невероятной настолько, что требовала самой тщательной проверки…
Какой-то нездоровый интерес ко всему происходящему проявили Барсуков и Коржаков. Судя по отдельным репликам, им давно хотелось бы отдалить Баранникова от президента. Тогда всем было хорошо известно, что у Баранникова с президентом очень тесные, доверительные отношения. Влияние Виктора Павловича на него было огромным. И казалось, ничто не могло поколебать этих отношений. Видимо, это очень не нравилось Коржакову и Барсукову, которые уже тогда делили людей на «наших» и «не наших». Похоже, Баранников стал чем-то им мешать. А может быть, хотели избавиться от него до октябрьских событий.
Они начали меня подталкивать доложить о материалах президенту. Я и сам понимал, что обязан это сделать. Но мне не хотелось ничего предпринимать до окончания Конституционного совещания, которое намечалось на 12 июля. Поэтому разговор я откладывал. Однако накануне совещания, когда я был на докладе у президента, он спросил о материалах, за которыми ездил Ильюшенко. И тут, конечно, пришлось доложить, что привезены материалы на… Баранникова. Президент побледнел и переспросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});