и мы уберемся…
– Добро пожаловать, – спокойно произнес ныне действующий монарх. То есть тэрн-арх.
Да, в политике я полный ноль. В отношениях, кажется, тоже – ну или Ленор слишком долго уверяла меня в обратном, потому что не увидеть на каменном лице Люциана никаких эмоций сейчас для меня оказалось… больно? Правда, когда он повернулся к отцу, чтобы что-то сказать, в его глазах все же отразилась ярость. Поклясться могу, что если бы тэрн-архом был он, Валентайна выставили бы после появления в таком виде.
Правда, сказать Люциан так ничего и не успел: сначала отец остановил его жестом, затем подошла следующая пара. На нас с Валентайном продолжали глазеть, но уже не так пристально, после оказанного Ферганом приема гости расслабились, по залу вновь потекли голоса и шорох платьев.
– Рискованно, – приблизившаяся к нам Эстре выглядела роскошно. В ярко-синем платье, с украшениями, должно быть стоящими целое состояние, и чуть ли не единственная в этом зале с высокой прической.
Она отделилась от своей семьи: отец и мать смотрели на нее с явным неодобрением после того, как она подошла к нам поздороваться. Лика же на нас не смотрела вообще. Я краем глаза выхватила семью Драконовых, а вот Макса пока не было видно, хотя он точно был приглашен. Лично хвастался мне приглашением.
– Это моя правда, Амильена, – холодно ответил Валентайн.
– Я знаю. Сожалею, что у меня не хватило сил, чтобы противостоять отцу в прошлом.
Мне было дико присутствовать при этом разговоре. Я в нем точно была третьей лишней, но у меня сейчас не было никакой ревности, просто нервозность, или, если говорить откровенно, дикий мандраж. Я чувствовала себя стоящей на лезвии в туфельках с очень тонкой подошвой, и когда она разойдется, от какого малейшего движения, я даже представить себе не могла.
– Прошлое в прошлом, – скупо отозвался Валентайн, давая понять, что разговор окончен.
– Удели мне совсем чуть-чуть времени, – попросила она. – Пожалуйста.
– Я с удовольствием вас оставлю… – начала было я, но ладонь архимага легла на мою талию.
– Все, что ты хотела мне сказать, ты можешь сказать при Ленор.
По лицу ее прошла судорога, а мне захотелось пнуть Валентайна в колено. Больно. Вот чисто из женской солидарности – он хоть представляет, чего стоит вот так подойти, признать свои ошибки при новой девице, тесно к нему прижатой? Сейчас этой девицей была я, и, хотя его ладонь все еще жгла мою кожу, я каким-то образом умудрилась чуть отодвинуться. Попроситься в дамскую комнату не успела, потому что объявили Женевьев, и зал снова затих.
Да, официально Анадоррские были приглашены, но в том, что их не будет, не сомневался никто, потому что это было… ну даже не знаю, как пригласить Капулетти к Монтекки и думать, что они будут устраивать обнимашки. До смерти Ромео и Джульетты, разумеется.
Кажется, в этот раз даже музыканты сбились, а Люциан уже отошел от трона и направился к ней навстречу. Анадоррская была одна, и в своем жемчужно-светлом платье она выглядела как невеста. Возможно, именно поэтому то, что я услышала дальше, не стало для меня новостью. Они вместе приблизились к трону с проекцией Фергана, и Люциан произнес:
– Отец, позволь тебе представить мою будущую супругу. Женевьев Анадоррскую.
Я сама не поняла толком, что почувствовала в тот момент, когда Люциан надел ей на палец кольцо. Просто сердце пропустило удар, потому что в этот момент я на удивление отчетливо вспомнила, как он делал предложение мне. Так ярко и невыносимо остро, словно это было вчера.
Глава 38
Люциан Драгон
Женевьев отказалась в тот день вместе покупать кольцо. Сказала, что нужно выбрать момент, когда у отца не будет времени опомниться, равно как и у Фергана. Люциан с ней согласился, вот только сейчас представлял на ее месте совсем другую девушку. Ту, что облила его дорнар-скар во время его предложения, ту, вместе с которой его сердце рухнуло вниз с высоты Академии. Ту, что до сих пор занимала его мысли, чувства, заполняла собой всю его жизнь, и, наверное, так и будет до конца его дней. Сейчас с трудом верилось в то, что такие чувства когда-нибудь притупятся и, хотя притупляется все, Люциан не мог представить себе момент, что однажды посмотрит на нее и ничего не почувствует.
Наверное, это и есть любовь, но если это она и есть, это очень странная штука.
Ему стоило немалых усилий держать лицо, ставшее маской, когда они с Альгором шли к нему и к отцу. Особенно после того, что выкинул Альгор, нарядившись в наследника темного эрда. Отец почему-то стерпел, но выяснить подробности не представлялось возможным. Гости прибывали в таком количестве, что оставалось лишь отвечать на приветствия. Сезар и София, которая Соня, опаздывали, что было совершенно непохоже на брата.
Потом появилась Женевьев, шокировав всех собравшихся ничуть не меньше, чем Лена с Альгором, и все, теперь обратного пути уже не было. Хотя лицо отца едва не исказилось от гнева, или это просто проекция ослабла от новостей, кто его знает, Ферган произнес:
– Я рад, что ты наконец-то сделал достойный выбор, сын.
Рад он, как же. Его корежило, как неисправное заклинание с напутанными узлами, но по какой-то причине Ферган даже эту новость воспринял спокойно. Оставалось только догадываться, почему. Всю свою наивность Люциан оставил в прошлом учебном году, отец ничего не делает просто так. Но если он ничего не делает просто так, что он задумал?
Объявили первый танец, и они с Женевьев влились в кружение танцующих. От Люциана не укрылся взгляд, которым проекция обменялась с Керуаном, и цепляющее позвоночник ощущение чего-то крайне неприятного стало еще острее.
– Мы все сделали правильно, – негромко произнесла Женевьев.
Вести ее было легко и просто, она настолько знала каждое движение, что даже если бы он спотыкался на каждом шагу, эта женщина вытянула бы танец сама.
– Знаю. Дело в другом.
– О чем ты?
– Отец что-то задумал.
– С чего ты взял?
– Я слишком хорошо его знаю. Он был в ярости, когда я представил тебя будущей тэрн-архой, но никак не отреагировал. Точнее, отреагировал слишком спокойно.
– Возможно, он тоже не хочет этого конфликта.
– Отец помешан на силе, на власти, у него нет понятия «конфликт, в который не стоит углубляться», у него есть причины этого не делать именно сегодня. Значит, есть что-то более важное.
– Люциан, – Женевьев заглянула ему в глаза, – мы с тобой просчитывали самые худшие варианты, но к такому не готовились. Возможно, ты просто не веришь