Она колебалась, и Себастьян сам взял у нее из рук сумочку, достал из нее ноты и протянул их Генделю.
– Не это, – воскликнула она, заметив, что это именно тот лист, на котором она делала заметки во время концерта.
Но было уже поздно. Гендель увидел ноты и стал вчитываться в них внимательно, мрачнея все больше и больше.
– Что это такое? – спросил он, тыча в ноты пальцем.
– Это… это записи, которые я делала во время исполнения оратории. – Она задержала дыхание. Только бы он не подумал, что она хотела украсть его музыку.
Он смотрел на ее торопливые записи.
– Вы переменили это на хор.
Она кивнула.
– Простите мою наглость, сэр, но мне показалось, что хор здесь более уместен.
Ей хотелось бежать от тяжелого взгляда Генделя, но после всего, что произошло, она не могла не злиться. Даже если она хотела сделать для себя аранжировку его музыки, ему до этого какое дело? Он и не узнал бы об этом, если бы Себастьян не дал ему наугад именно этот лист. Какое право имел Гендель так на нее смотреть, особенно после того, как отказался помочь лорду Кенту?
Она сложила руки на груди и сказала, забыв про осторожность:
– Вы же знаете, сэр, что за народ мы, композиторы. Мы любим потешить себя новыми аранжировками. Но, уверяю вас, у меня и в мыслях не было воровать вашу музыку. – Вздернув подбородок, она добавила самоуверенно: – Если вам будет угодно, можете воспользоваться моим вариантом.
Он удивленно взглянул на нее, но она не стала дожидаться его ответа. Ей надоело доказывать всем, на что она способна. Пусть думает, что ему будет угодно. Он мужчина и все равно поступит так, как пожелает.
Поэтому, собрав остатки гордости, она повернулась и вышла из комнаты.
21
Все сидевшие в карете, направлявшейся в Веверли, хранили молчание. После встречи с Генделем никто не проронил ни слова. Да и о чем говорить, думала Корделия.
Она боялась поднять глаза на своих спутников, боялась увидеть их расстроенные лица. Она сделала все, что могла, и все же чувствовала себя виноватой. Быть может, объясни она Генделю, как помог ей лорд Кент… Или скажи она ему…
Нет, все было бы бесполезно, уверяла она себя. Гендель заботился лишь о своем будущем; что станет с ней или с лордом Кентом, его не волновало. И разве она имела право винить его в этом?
– Ты хочешь сразу же отправиться домой? – спросил лорд Кент леди Джудит.
Его вопрос оторвал леди Джудит от горьких мыслей.
– Нет. Мы же обещали всем, что вернемся к позднему ужину и расскажем про концерт. Мне не хочется их разочаровывать.
– Я не чувствую в себе сил улыбаться и веселить присутствующих, притворяясь, будто все в порядке. Ведь издательству моему конец, – буркнул лорд Кент.
Леди Джудит не стала обращать на его ворчание внимания и повернулась к Корделии.
– А вы, мисс Шалстоун, будете ужинать?
Как бы ей хотелось отказаться! Но отец и Гонорина должны услышать всю историю.
– Наверное, да.
Себастьян молчал, но она чувствовала на себе его взгляд. Она вдруг подумала о том, что ничто уже не задерживает ее в Лондоне. Отец и Гонорина ждут, что она уедет вместе с ними; что ж, завтра – прекрасный день для отъезда.
Эта мысль терзала ее сердце. И грусть ее не уменьшилась при виде всей компании, встречавшей их на пороге дома с нетерпеливыми вопросами. Она избегала смотреть на Гонорину, и подруга ее сразу же догадалась, что что-то не так. Она не стала мучить ее расспросами, а просто обняла за талию и притянула к себе.
Все направились в столовую, но Себастьян пошел к лестнице.
Леди Джудит остановилась и повернулась к нему.
– Куда ты, Себастьян? Ты что, не пойдешь с нами? Даже твой брат изъявил желание поужинать со всеми.
Себастьян покачал головой.
– Я присоединюсь к вам позже. – Он загадочно посмотрел на Корделию. – Мне надо заняться кое-какими делами у себя в кабинете.
Леди Джудит пожала плечами и проследовала за девочками в столовую, а Корделия разочарованно взглянула на Себастьяна. Это ее последний вечер, а он даже не хочет провести его с ней. Она с трудом сдержала слезы. Наверняка он расстроился из-за того, что ей не удалось уговорить Генделя. Корделия вздохнула. Что ж, с этим она ничего не может поделать.
Ужин прошел напряженно. Слава Богу, леди Джудит сама вела беседу и смогла рассказать о том, что произошло, никого в этом не виня. Но это не принесло Корделии облегчения. Она страдала из-за отсутствия Себастьяна и осуждала себя за это.
Подали вторую перемену блюд, и тут в гостиную вошел мальчик-слуга, тихо подошел к Корделии и передал ей записку. Прочитав ее, она некоторое время смотрела на листок, не веря своим глазам.
«Приходи! – было написано размашистым мужским почерком. Она никогда не видела почерка Себастьяна, но сразу поняла, что записка от него. – Я буду ждать тебя в своем кабинете. Нам надо поговорить».
Мальчик вышел сразу же, так что у нее даже не было возможности послать с ним отказ. Корделия смяла в руке записку.
Она обвела глазами присутствующих. Заметили ли они, что мальчик передал ей записку? Кажется, нет. Все наперебой расспрашивали Ричарда о том, что случилось в театре. Самое мудрое, что она могла сделать, – это остаться за столом.
«Приходи!»
Это слово жгло ей сердце. Он написал: «Нам надо поговорить», но только ли это имел он в виду? Если он хочет предложить ей свою любовь, она должна отказать ему, иначе грош цена ее решениям. Если он снова начнет уговаривать ее стать его любовницей, она – увы! – согласится, а это будет непростительным шагом.
Но ей так хотелось в последний раз увидеться с ним наедине. Нет, ей надо пойти хотя бы затем, чтобы сказать ему, чтобы он оставил свои домогания, иначе он будет преследовать ее до самого ее отъезда. Не дай Бог, он проникнет ночью в ее спальню! Что ж, она должна увидеть его и положить конец этой истории.
И, не раздумывая дольше, она поднялась из-за стола.
– Прошу… прошу меня извинить. – Все обернулись к ней. – Оказывается, я слишком устала. Пожалуй, мне лучше лечь пораньше.
«Обратного пути нет», – подумала она, торопливо выходя из столовой. Она могла еще подняться в свою комнату и действительно лечь спать, но знала, что не сделает этого. Боялась она лишь того, что кто-то может обратить внимание на то, что за ужином нет их обоих – ее и Себастьяна.
Чтобы убедиться, что за ней никто не последовал, она подождала некоторое время у двери столовой. Ведь Гонорина вполне могла догадаться, куда она отправилась. Но никто не вышел, и она немного успокоилась. Слава Богу, ее уход никому не показался подозрительным.
И она пошла вверх по лестнице.
На самом деле обстоятельства ее ухода заметил один человек – Джудит. Когда в комнату вошел мальчик с запиской, Джудит как раз смотрела на мисс Шалстоун, слушая лишь вполуха, как Ричард излагает собравшимся свою версию вечерних событий.