В тот же день, выйдя на трассу и остановив немецкую машину, шедшую в Минск с ящиками советской трофейной тушенки, Синягин приехал в город. Без особого труда разыскал отделение абвера и доложил о своем прибытии, кратко описав все, что с ним произошло. Он сообщил, что завербовал и сколотил группу из двух человек для действий в советском тылу. Дал вымышленные имена Макарову и Тане, придумал биографии и план их диверсионной деятельности. Взялся лично переправить их через линию фронта и попросил на время легковую машину. Капитан, который его принимал, связался с его начальством, и Синягин получил карт-бланш. Он взял под отчет пятьсот рейхсмарок на оперативные расходы и первым делом купил себе неброский дорожный костюм, новый галстук для Романа Михайловича, бутылку хорошего шнапса для Макарова и флакончик французских духов для Тани. Все это он нашел в спецмагазине для высших чинов вермахта, куда имели вход и офицеры абвера. Но самое главное, на следующее утро ему дали весьма помятую служебную «опель-олимпию» для того, чтобы он смог перебросить свою группу к линии фронта, а также пропуск для передвижения в полосе военных действий вермахта.
Синягин вернулся на «опеле» туда, откуда и прибыл. Надежно упрятав машину в лесном кустарнике, он возник перед обитателями лесного кордона, как удачливый охотник на немецкие авто. Подарки, выданные за трофеи, порадовали всех, а больше всего, наверное, Таню, которая никогда не знала запаха самых лучших духов в мире.
— Почти как «Красная Москва», — благодарно улыбнулась она Синягину.
— Завтра ночью едем в сторону Орши, а потом рванем на Смоленск, — делился планом поездки тот. — Бои идут уже на территории Смоленской области. Там перейдем линию фронта.
— Может, прямо на машине и в Москву прикатим? — недоверчиво усмехнулся Макаров. — Как-то все у тебя легко и просто. А если фрицы остановят?
— Я знаю, что им сказать, — коротко отрезал Синягин. — Это моя работа.
— Ну, ну… А пистолет-то я с собой прихвачу! — заметил майор. — В дороге пригодится.
Ранним утром они тепло распрощались со стариком и двинулись на Слуцк, Бобруйск и Могилев. От Могилева повернули на Оршу. Никто их не останавливал и не проверял. За ветровым стеклом их «опель-олимпии» алел треугольник спецпропуска, который хорошо знала полевая жандармерия. Макаров только диву давался, как легко и уверенно проезжал Синягин все блокпосты, каким запасливым он оказался, упрятав в багажник пару канистр с бензином и даже большой пакет с бутербродами. За двое суток добрались до Орши и даже дальше.
Никакой линии фронта за Смоленском не было. Немецкие и советские полки, батальоны, роты были перемешаны между селами и городками, как бело-черные фигуры в одной шахматной коробке. Немецкие части проникали намного восточнее русских, русские же вели бои, двигаясь с запада на восток, наносили удары и с севера, и с юга.
Съехав с проселка, Синягин спрятал машину в кустах вблизи проваленного деревянного мостика через неизвестную речушку.
— Дальше надо идти пешком, — сказал он, вылезая из машины.
— Тогда переодевайся в свою форму, — Макаров достал из багажника плотно упакованный сверток, где были уложены отстиранная от крови и зашитая Таней капитанская гимнастерка и синеверхая фуражка.
— Зачем? — удивился Синягин.
— Как «зачем»? Ты что, с нами не пойдешь?
— Ты нас бросаешь? — изумилась Таня.
— Я должен вернуться. Этого требует моя служба, — замялся Синягин.
— Служба службой, но ты хотя бы сдай нас на руки. Подтверди, что мы не праздношатающиеся, не дезертиры… — вертел его фуражку Макаров. — Ты все-таки из органов. Тебе поверят. А потом возвращайся куда тебе надо.
Таня смотрела на него умоляюще. Они оба не понимали, что он и так сделал для них невозможное. Конечно, оставлять их одних в этом лесу — значит, бросить на произвол судьбы. Могут и на немецкий патруль напороться. Тогда им точно — крышка… Такую дорогу зазря проделать. Синягин тяжело вздохнул и стал переодеваться в ненавистную форму…
Они перешли по разломанному мосту речушку и пошли по заливному лугу, держась поближе к опушке. Шли долго, часа три.
И там, где, по расчетам Синягина, должна была располагаться немецкая пехота, навстречу им вышла разведка советского стрелкового полка. Три бойца с карабинами во главе с вислоусым сержантом остановили их и стали расспрашивать, не встречали ли они по пути немцев и свободна ли деревня, которую они обогнули. Макаров осветил им ближнюю обстановку, после чего разведчики отвели «окруженцев» в тыл и передали своему ротному. Смертельно усталый старлей не выказал ни малейшей радости от встречи с соотечественниками, хотя Таня готова была броситься ему на шею от счастья — наконец-то у своих! Первым делом он потребовал документы. Таня протянула ему студенческий билет, Синягин — мастерски сработанное удостоверение НКВД…
— А вы почему без документов? — спросил старшой летчика.
— А мы в полет документы не берем, — сказал майор и добавил веское слово: — Не положено.
Ротный кликнул бойца — рослого рыжего малого с медалью «За отвагу» на выгоревшей гимнастерке и велел ему «отвести товарищей, куда надо».
«Куда надо» находилось в старом картофелехранилище, наполовину вкопанном в землю. В этом неказистом сооружении и должны были решиться судьбы всех троих. А судьбами вершил старший лейтенант кавказской наружности с сильным не то грузинским, не то азербайджанским говорком. Он сидел за опрокинутой кверху дном рассохшейся бочкой. «Вылитый Вакх, — отметил про себя Синягин. — Бог виноделия советского разлива». «Вакх» бегло оглядел вошедших и начал опрос с Татьяны.
— Вы кто?
— Я дочь генерала Коробова, Татьяна Коробова.
Сообщение это произвело на особиста сильное впечатление.
— Очень хорошо! — радостно оживился он. — Очень хорошо!
Ему хватило ума, чтобы не сообщить девушке, что ее отец, командующий 4-й армией, был расстрелян 22 июля. Узнает, когда прибудет на место, а то еще истерику закатит или сбежит по дороге.
Зазуммерил полевой телефон, стоявший на ящике рядом с бочкой. Старший лейтенант снял трубку:
— Мамедов слушает!.. Понял… Есть…
Разговор по проводу чем-то его озаботил, но лицо его скоро приняло выражение крайнего служебного довольства. Улов обещал быть неплохим. Шутка ли, задержал члена семьи врага народа. Однако надо было все запротоколировать, чтобы начальство знало, кто проявил бдительность и распорядительность. Он быстро набрасывал на бумажном листке вопросы и ответы:
— Откуда, куда и с какой целью идете?