– это вин.п. или предложный п., а не дат.п. Терминологическая путаница поддерживается здесь еще и тем, что все падежи кроме им.п. тоже обычно называются косвенными. И потом, что значит в данном случае косвенность? «
Ловить рыбу» указывает, вероятно, скорее на косвенность, чем на прямоту, ведь «
доверять товарищу», «
радоваться успеху», «
вредить здоровью» – это те выражения, которые предполагают гораздо более прямое и непосредственное отношение к объекту, чем в таких выражениях как «
весить килограмм», «
чинить звонок» или «
колоть дрова». Но, конечно, и здесь дело не в терминологии. Дело здесь в том, что объект, оставаясь сам по себе пассивным, тем не менее уже одним фактом своего существования вызывает в окружающих его субъектах те или другие переживания и даже заставляет их так или иначе действовать. Объект активен здесь пока только как цель глагольного действия, более или менее отдаленная, или как причина, но только как причина невольная, активно никак не реализуемая, как такая цель, которая пока еще ставится только тем же субъектом глагольного действия. Но дат.п. в русском языке достигает выражения и более активных действий предмета. Собственно говоря, оставаясь в пределах дат.п., мы и в этих случаях все еще не имеем прямой активности объекта, а, скорее, только говорим об активности его состояний, переживаний или вообще претерпеваний. Активность здесь не сама субстанция объекта в том виде, как она активна в субъекте, когда он выступает в им.п. Активны здесь, скорее, состояния этой субстанции, те или иные ее внутренние свойства и качества, но не она сама. В таких выражениях как «
мне весело», «
мне скучно», «
мне холодно», «
Ивану померещилось», «
скотине привольно на лугу» – активен пока еще не сам объект предложения, но активно, скорее, его окружение. Однако этот объект, выраженный здесь в дат.п., почти уже готов стать подлинным субъектом. Ему пока не хватает самостоятельной субстанциальности, поскольку он здесь – нечто воспринимающее, претерпевающее и, тем самым, пассивное. Но по своему внутреннему состоянию этот объект здесь уже вполне активен и переживает эту активность вполне непосредственно. Поэтому дат.п. и можно назвать
непосредственно-потенциальным, непосредственно воспринимающим, не субстанциально, но акциденциально-активным.
В греческом языке можно наблюдать очень интересные переливы семантических оттенков дательного падежа иной раз такие тонкие, что грамматисты даже не имеют возможности зафиксировать их терминологически. Если распределить значение греческого дательного падежа в порядке нарастающей его смысловой активности, то наиболее пассивным дательным падежом придется считать такие падежи, как dat. loci, temporis, mensurae, modi. Когда грек понятие «В Пифоне» выражал просто дательным падежом без предлога от слова «Пифон», то, очевидно, это предполагает очень большую пассивность смыслового проявления этого Пифона. Дело сразу получает другой оборот, когда дательный падеж привлекается в греческом языке для выражения точки зрения, как напр., в выражении: «плывущим пятый день» в смысле «с точки зрения плывущих был пятый день». Еще более активность пробуждается в dat. respectivus, или dat. relationis, когда, напр., приписывается предмету какое-нибудь свойство «по природе», или «от природы». «Природа», поставленная здесь в дательном падеже, уже заметно действует, заметно проявляет себя. Далее идет dat. ethicus «вы у меня (дат. без предлога) не шумите». Еще шаг вперед, и – мы получаем дательный принадлежности, или dat. possessivus. «У меня есть деньги» содержит более сильный дательный падеж: «у меня» (дат. без предлога), чем в выражении «вы у меня не шумите». Дальнейшее усиление активности идет последовательно в падежах: dat. sociativus, instrumenti, causae, auctoris, и предикативный дательный в двойном дательном. В таком выражении как «я пользуюсь собакой в качестве сторожа», где слова «в качестве сторожа» передаются по-гречески простым дательным падежом без предлога, «сторожем», активность объекта, несомненно, выступает весьма сильно, содержа в себе уже элементы активности субъекта. Впрочем, подобного рода греческий дательный падеж семантически очень сложен, поскольку оттенки инструментальности целевого использования образа действия причинности и живого, более или менее самостоятельного действия, предикативности и еще чего-то другого переплетаются и сплавляются здесь в один неразличимый комплекс. Остается отбросить эту акциденциальную активность, эту потенциальную подверженность или воспринимаемость и заменить активностью самой субстанции, и – мы получаем уже активную субстанциальность, не потенциальную, но реальную активность, которая, вообще говоря, и выражена в т.н. род.п. и твор.п. Это не может быть независимой реальной активностью самого субъекта, поскольку таковую выражает особый падеж, т.е. падеж именительный. Во всех т.н. «косвенных» падежах речь все время идет не о самом субъекте (это – сфера им.п.), но только об объекте предложения. Однако здесь вся сущность дела в том и заключается, что этот объект из состояния полной пассивности через потенциальность приходит к своей полной активности, продолжая все время оставаться все же предметом действия, а не его субъектом.
Род.п. во всех языках очень сложен. Он содержит неисчислимое множество семантических оттенков, которые невозможно даже и обозреть, а тем более формулировать. Остается только, как везде, устанавливать некоторого рода вехи или узловые пункты на линии непрерывной семантической текучести этого падежа и с точки зрения истории этого падежа и с точки зрения его описательно или диалектически-построяемой системы. Самый термин «родительный падеж» тоже достаточно уродлив, т.к. остается неизвестным, кто тут родители и кто дети, и кто кого здесь порождает. Изучение фактического функционирования этого падежа в языках свидетельствует о том, что в основном это, действительно, есть падеж какого-то рода или родового понятия, соотнесенного с тем или другим его видовым представителем. Поэтому, если уже пользоваться понятием рода, то лучше было бы назвать его casus generalis, т.е. «родовой» падеж, но уже никак не casus genetivus, т.е. никак не «род.п.».
Эта родовая общность род.п. дает возможность выражать при его помощи объект уже и в качестве субъекта, более или менее активного, но не перестающего быть в то же самое время объектом, т.к. иначе это был бы уже просто им.п.
Прежде всего, в отличие от дат.п., где активность объекта доведена только до степени свойственных ему внутренних состояний, род.п. уже прямо выражает субъект, хотя оттенков этой субъективности в данном случае бесконечное количество. Род.п. говорит о лишении объекта, – «лишаться брата» и даже об его отсутствии, – «нет денег». В этих случаях объект в род.п. только с виду слабее объекта в дат.п. В тех выражениях, где род.п. указывает на лишение или отсутствие чего-нибудь негласно или бессознательно мыслится долженствование для предмета существовать, а его вот нет. Другими словами, род.п. в этих случаях уже говорит о реальности активного субъекта, хотя и мыслит его пока отрицательно. Этот субъект, выраженный род.п., может и впервые только создаваться, – «постройка здания»; достигаться,