Читать интересную книгу Холодный дом (главы I-XXX) - Чарльз Диккенс

- Мне думается, - говорит он, чуть меняя позу, чтобы плавным округлым движением поднести стакан к губам, - что я единственный из живых людей (да и мертвых тоже), кому удалось заставить вас потратить деньги на трубку.

- Пожалуй! -соглашается старик. - Сказать правду, я никого не приглашаю в гости, мистер Джордж, и никого не угощаю. Не могу себе этого позволить. Но раз уж вы, хоть и вежливо, настояли на трубке...

- Дело не в том, сколько она стоит, - это мелочь. Просто мне пришла блажь вытянуть из вас хоть это. Получить хоть что-нибудь за свои деньги.

- Ха! Вы предусмотрительны, сэр, вы предусмотрительны! - восклицает дедушка Смоллуид, потирая ноги.

- Очень. И всегда был. - Пых! - Вот вам неоспоримое доказательство моей предусмотрительности, - я нашел дорогу сюда. - Пых! - И еще одно - я сделался тем, кем являюсь теперь. - Пых! - Я славлюсь своей предусмотрительностью, - говорит мистер Джордж, спокойно продолжая курить. Она-то меня и вывела в люди.

- Не унывайте, сэр. Вы еще можете выйти в люди.

Мистер Джордж смеется и делает глоток.

- Может быть, у вас есть родственники, которые согласятся уплатить этот должок, - спрашивает дедушка Смоллуид, и в глазах его зажигаются огоньки, а может, среди них найдутся два-три кредитоспособных человека, которые поручатся за вас, так, чтобы я мог уговорить своего приятеля в Сити дать вам новый заем? Мой приятель в Сити удовольствуется двумя кредитоспособными поручителями. Неужели у вас нет таких родственников, мистер Джордж?

Продолжая курить, мистер Джордж отвечает на это с невозмутимым видом:

- Ежели бы они и были, я все равно не стал бы их беспокоить. В юности я и так причинил немало беспокойства своей родне. Может быть, это и хорошо, когда блудный сын, в лучшие свои годы только прожигавший жизнь, наконец раскаивается, возвращается к порядочным людям, которые не могли им гордиться, и живет на их счет; но это не в моем духе. Если уж ты ушел из дому, то, по-моему, лучший вид покаяния - держаться подальше от своих.

- Но естественная привязанность, мистер Джордж? - возражает дедушка Смоллуид.

- К двум кредитоспособным поручителям, а? - говорит мистер Джордж, покачивая головой и спокойно покуривая. - Нет. Это тоже не в моем духе.

Дедушка Смоллуид, после того как его в последний раз встряхнули, мало-помалу соскальзывал с кресла, а теперь превратился в узел тряпья, из которого раздается голос, зовущий Джуди. Эта гурия появляется, привычно встряхивает его, и старец приказывает ей остаться в комнате, ибо он, по-видимому, остерегается докучать гостю просьбами о помощи.

- Да! - начинает приведенный в порядок дедушка Смоллуид. - Если бы вам удалось разыскать капитана, мистер Джордж, - это бы вас поставило на ноги. Помните, как вы в первый раз пришли сюда, прочитав наши объявления в газетах, - когда я говорю наши, я имею в виду объявления моего приятеля в Сити и еще двух-трех человек, которые таким же образом помещают свои капиталы и так со мной дружны, что изредка помогают мне в моей нужде, - вот если бы вы тогда услужили нам, мистер Джордж, это поставило бы вас на ноги.

- Я бы не прочь стать на ноги, как вы выражаетесь, - говорит мистер Джордж, продолжая курить, однако уже несколько утратив спокойствие духа, ибо с той минуты, как Джуди вошла и стала за стулом дедушки, он до некоторой степени находится во власти каких-то чар, - но, конечно, не очарования, - и не в силах оторвать глаза от нее, - я бы не прочь стать на ноги, однако, в общем, я рад, что это не удалось.

- Почему же, мистер Джордж? Почему, скажите, ради... ради ведьмы? спрашивает дедушка Смоллуид, явно раздраженный.

(Слово "ведьма", вероятно, вырвалось у него потому, что взгляд его упал на спящую миссис Смоллуид.)

- По двум причинам, почтенный.

- Какие же это две причины, мистер Джордж? Какие, скажите, ради...

- Нашего приятеля в Сити? - доканчивает его фразу мистер Джордж, спокойно отпивая из стакана.

- Да, если хотите. Какие причины?

- Во-первых, - отвечает мистер Джордж, по-прежнему не отрывая глаз от Джуди, словно она так стара и так похожа на дедушку, что безразлично, к кому из них обоих обращаться, - вы, джентльмены, меня провели. Вы писали в объявлениях, что мистер Хоудон (или капитан Хоудон, если верить поговорке: "Капитан - капитаном и останется") может узнать от вас нечто для него полезное.

- Ну? - резким, пронзительным голосом понукает его старик.

- Вот вам и ну! - говорит мистер Джордж, не переставая курить. - Не велика польза, когда тебя сажают в тюрьму по приговору лондонских торговцев, а ведь так оно и было бы, явись он к вам.

- Почем вы знаете? Богатые родственники могли бы уплатить его долги целиком или хоть частично. Не мы провели его, а он - нас. Он задолжал нам кучу денег. Я скорей задушу его, чем прощу ему долг. Как вспомнишь про него... - рычит старик, растопырив бессильные пальцы, - так бы и задушил его сию же минуту.

Во внезапном порыве ярости он запускает подушкой в безобидную миссис Смоллуид, но подушка, никого не задев, пролетает мимо, ее кресла.

- Я и сам знаю, - отзывается кавалерист, на мгновение вынимая трубку изо рта и переводя глаза, следившие за полетом подушки, на головку трубки, которая едва курится, - я и сам знаю, что он сорил деньгами и промотался. Я долгое время был с ним, когда он во весь опор мчался к разорению. Болен он был или здоров, богат или беден, я всегда находился при нем. Вот этой самой рукой я удержал его однажды, когда он уже прошел через все, разбил все в своей жизни... и поднес пистолет к виску.

- Жалко, что не выстрелил! - говорит благожелательный старец. - Жалко, что голова его не разлетелась на столько кусков, сколько фунтов он задолжал!

- Случись так, от нее бы, конечно, только пыль осталась, - холодно отзывается кавалерист. - Так или иначе, когда-то у него было все молодость, надежды, красота; потом не осталось ничего, и хорошо, что я не смог его разыскать тогда и принести ему столь большую "пользу". Это причина номер один.

- Надеюсь, причина номер два так же уважительна? - рычит старик.

- Нет. Вторая причина более эгоистическая. Чтобы его разыскать, мне самому пришлось бы попасть на тот свет. Он теперь там.

- Почем вы знаете, что он на том свете?

- Потому что на этом его нет.

- А почем вы знаете, что на этом его нет?

- Не теряйте терпения, как потеряли деньги, - советует мистер Джордж, невозмутимо выбивая пепел из трубки. - Он давным-давно утонул. В этом я уверен. Он упал за борт корабля. Не знаю только - нарочно или случайно. Может, ваш приятель в Сити знает... А вы не помните этого мотива, мистер Смоллуид? - добавляет он и насвистывает мотив, отбивая такт пустой трубкой по столу.

- Мотив! - повторяет старик. - Нет. Тут у нас никаких мотивов не поют.

- Это похоронный марш из "Саула" *. Под этот марш хоронят военных, и лучше всего закончить наш разговор этой музыкой. А теперь, если ваша прелестная внучка, - простите, мисс, - соблаговолит прибрать эту трубку, вам не придется тратиться на новую, когда я опять приду сюда через два месяца. Добрый вечер, мистер Смоллуид!

- Любезный друг!

Старик протягивает ему обе руки.

- Значит, вы думаете, что ваш приятель в Сити жестоко прижмет меня, если я не уплачу процентов в срок? - спрашивает кавалерист, глядя на него сверху вниз, словно великан на карлика.

- Боюсь, что так, любезный друг, - отвечает старик, глядя на него снизу вверх, словно карлик на великана.

Мистер Джордж смеется, бросает последний взгляд на мистера Смоллуида, делает прощальный поклон в сторону презирающей его Джуди и выходит из гостиной такой походкой, что чудится, будто он гремит саблей и прочими металлическими предметами кавалерийского обмундирования.

- Проклятый плут! - рычит престарелый джентльмен, скорчив отвратительную рожу в сторону закрывшейся двери. - Но я скручу тебя, собаку! Я тебя скручу!

Прорычав эти доброжелательные слова, мистер Смоллуид воспаряет духом в те увлекательные области мышления, которые для него открыты его воспитанием и деятельностью; и вот опять он и миссис Смоллуид недвижно проводят часы своего заката, словно два бессменных часовых, забытых, как уже было сказано, Черным Разводящим - Смертью.

Пока чета неотлучно находится на своем посту, мистер Джордж тяжелой поступью шагает по улицам с молодецким видом, но очень серьезным выражением лица. Уже восемь часов вечера, и сумерки наступают быстро. Он останавливается у моста Ватерлоо *, читает афишу и решает пойти в цирк Астли *. Там он восторгается лошадьми и цирковым искусством, критическим оком разглядывает оружие; недоволен фехтовальными номерами, так как фехтующие не умеют обращаться с рапирой; зато растроган до глубины души чувствительными сценами. Когда же под конец император Татарии, поднявшись на колесницу, улетает, милостиво благословляя соединившихся влюбленных британским флагом, ресницы мистера Джорджа увлажняются от душевного волнения.

Но вот представление окончилось, и мистер Джордж, снова перейдя по мосту через реку, направляется к тому расположенному между Хэймаркетом * и Лестер-сквером * прелюбопытному кварталу, где в изобилии встречаются невзрачные гостиницы и невзрачные иностранцы, помещения для игры в мяч, боксеры, учителя фехтования, телохранители, лавки старинного фарфора, игорные дома, выставки и всякий разношерстный люд, потрепанный жизнью и не желающий привлекать к себе внимания. Забравшись в самую глубь этого околотка, он входит во двор, потом в длинный, выбеленный крытый проход и приближается к большому кирпичному строению, которое состоит лишь из голых стен, пола, стропил и кровли с прорезанными в ней окнами верхнего света и на фасаде которого, - если только можно сказать, что у этого строения есть фасад, - написано: "Галерея-Тир Джорджа, стрельба в цель и прочее".