чувство уважения к врагу. В конце концов, мы находимся на их земле, но это… Нет, пора в отставку. Больше я не собираюсь быть участником подобных боен.
— Найкри! — весело вскричал Инстернис, и у старика ёкнуло сердце.
«Неужели услышал…» — испуганно оглядевшись, подумал Бертрам.
— Ну же, подойдите! — не переставая смеяться, кричал Граус, и оттого его голос звучал гротескно и пугающе.
Всё-таки старик приблизился.
— Посмотри, мой друг, — нежно проговорил специальный офицер. — Эти несчастные не успели ничего понять, как вдруг Лайд взлетел на воздух. По-моему, мы встали на совершенно новую ступень ведения войны. Столица будет в восторге, как вы думаете?
Найкри молчал.
— А, впрочем, неважно. Мне безразлично, что обо мне думает правительство. Я лишь эовин, не достойный высокого положения. Но здесь я ваш безусловный бог, и, честно говоря, это чертовски мне нравится. Скажи, старик, отречёшься ли ты от своих недавних мыслей и присоединишься ко мне, или же бросишь своих солдат в самый разгар войны? — Инстернис выглядел весёлым и расслабленным, но в его глазах, то и дело, мелькал гневный огонёк.
— Я не пойду за вами. Передам полномочия и удалюсь, — чувствуя, как от страха его ноги подкашиваются, прохрипел Бертрам. — Я не могу принять ваших методов. Послать двух молодых людей, пусть и провинившихся, на верную смерть — это чудовищно!
— Разве? — Граусам приподнял левую бровь. — Не думал, что вы такой человеколюбец. Неужели вам не всё равно?
— Я сказал своё слово, — повторил Найкри. — Как только всё закончится, мне придётся послать донесение в столицу и снять с себя полномочия. Подождите немного, и меня не станет.
Инстернис усмехнулся. Обернувшись и подойдя к старику, он прошептал:
— Ты сам выбрал свою судьбу. Тебя не станет сейчас.
Старик в ужасе взглянул на Грауса и перед смертью заметил лишь одно — глаза эовина стали иссиня-чёрными.
— Врача! Немедленно! — возопил Инстернис, обернувшись в сторону леса. Раздались ответные крики солдат, и через несколько минут к покойному полковнику из густых лесных зарослей выбежал человек в форме полевого врача. Осмотрев тело, он вздохнул и сказал:
— Полковник мёртв. Вы были здесь… Скажите, что случилось?
— Он стал задыхаться, а потом упал. Бедный старик… — как можно печальнее промолвил Инстернис.
— Да. Пока точно сказать не могу, но это мог быть сердечный приступ, — заметил врач. — Что теперь? Вы, конечно, фактически командующий, но, может быть, послать сообщение в столицу?
Граусам, подавив усмешку, кивнул.
— Я так и сделаю. Только закончим текущую операцию, а далее я обязательно доложу об этом прискорбном случае. В конце концов, армия много потеряет с уходом Найкри — он был первоклассным командиром.
Разобравшись с врачом, Инстернис вернулся к прерванному занятию — наблюдению. Его взгляд, холодный и спокойный, снова заскользил по почерневшим стенам Лайда, по центральным воротам, разбитым взрывной волной, по чудом державшимся обугленным крышам. До его ушей доносились вопли пламени, смешавшиеся с людскими криками, и губы безумного эовина растягивались в улыбке. Всё шло как нельзя лучше, строго по плану. Город практически пал, солдаты, охранявшие его, пока не давали о себе знать, а значит, путь к столице утром, скорее всего, окажется свободен. За этими приятными мыслями, Инстернис не заметил, как наступил рассвет. Небо подёрнулось бежевой дымкой, и воздух, кажется, стал ещё холоднее. Солдаты уже порядком устали стоять на месте, а потому обрадовались, когда Граус приказал им продвигаться к городу.
— Будьте осторожны. Вы видите, что огонь не стих. Кроме того, я отзываю воронов, а потому, если в городе есть выжившие, вы будете сражаться с ними, не полагаясь на дополнительную поддержку, — сказал мужчина, и солдаты тотчас пришли в движение — взяв в руки оружие, мужчины нестройными рядами двинулись к Лайду. Под ногами хрустел снег, и к этому моменту, небо стало наполняться бледной голубизной. Вокруг было тихо, лишь где-то за городскими стенами слышались звуки разрушения — трещал огонь, осыпался камень.
— Всем быть начеку! — прокричал один из командующих. — Не думаю, что там кто-то остался после этого ада, но расслабляться нельзя. От жителей такого города можно ожидать чего угодно.
— Так точно! — послышалось с разных сторон, и воины Дексарда продолжили своё шествие. Вскоре они проникли в Лайд через разбитые центральные врата и неспешно двинулись по окраинным улицам, на тот случай, если где-то на центральной сохранился запас горючей жидкости. Все понимали: одно неосторожное движение, и они погибнут так же, как жители города-крепости. Поле боя было непредсказуемо, огонь перекидывался с крыши на крышу, поглощал здание за зданием, а потому каждый метр пути мог таить внезапную опасность.
Но Инстернису было всё равно. Он желал лишь одного: как можно скорее освободить путь для основных сил Дексарда и, разумеется, первому из всех подобраться к столице. Нет, Граус не жаждал славы, не стремился выслужиться, не искал ни положения, ни денег. Вместо этого он хотел вновь ощутить пьянящее чувство безраздельной власти, какое испытывал уже второй раз за всю жизнь. Этрин был лишь жалкой прелюдией, Лайд подарил Инстернису уже более яркие впечатления, подстегнул его извращённое воображение, и теперь эовин предвкушал то наслаждение, какое он получит, штурмуя столицу. Потому он и забывал о вверенных ему солдатах, и гнал их, едва ли испытывая угрызения совести. Он по-прежнему стоял у опушки леса, на крутом возвышении, мысленно призывая эовранов. Птицы, изрядно потрёпанные жаром, покорно летели на зов. Сначала Инстернис пытался считать их, но вскоре понял, что львиная доля его сил не вернулась, и прекратил.
«Даже столь могущественные создания не могут спастись от смерти. Что ж, об этом надлежит помнить», — подумал он и снова устремил взгляд к полыхающим развалинам Лайда. Солдаты уже скрылись из виду, а потому Граусу пришлось прислушиваться к их мыслям. Почти каждый воин ощущал смутный страх, большинство желали вернуться, оставшиеся же, напротив, — поражали своей решительностью. Эта безумная отвага понравилась Инстернису, и он решил по завершению операции наградить наиболее смелых солдат.
— Если, конечно, хоть кто-нибудь вернётся, — ухмыльнулся мужчина.
В таком состоянии он пробыл около двух часов. За это время на опушке установили радиоприёмник, так что эовин мог, более-менее, следить за ситуацией. То и дело, из аппарата с множеством проводов, торчавших из его корпуса, раздавались голоса старших офицеров, командующих продвижением по вражеской крепости. Сетчатый динамик гудел, связь часто прерывалась, но в целом обстановку Граус уяснил.
— Кажется, сопротивление всё-таки есть, — промолвил он. — Жаль, что на таком расстоянии я не могу точно сказать, где оно находится.
Внезапно в динамиках послышались звуки стрельбы и грозные крики солдат. Инстернис насторожился, но через двадцать минут, связь возобновилась, и