мужчины не двигались, будто ничего не слышали и не видели. Голос Грауса всё настойчивее приказывал им вплотную подойти к стенам Лайда и активировать взрывчатку, но напрягая последние силы воли, солдаты сдерживались и стояли на коленях. Капли пота стекали по их лицам, от напряжения Пьер и Адел мелко дрожали.
— Двадцать секунд! — снова вскричал неизвестный на стене. — Кем бы вы ни были, вас ждёт смерть, если не повернёте. Ну же!
Пьер и Адел не шевелились. Им стоило неимоверных усилий не подчиниться голосу Инстерниса, гулко звучавшему в сознании. Лишь чудом им удалось заставить себя остановиться, когда осознание близкой гибели стало совсем невыносимым.
— Проклятье! — раздался всё тот же голос. — Спуститесь и проверьте их! Что? Не положено? Кому ты рассказываешь, идиот! Я лучше тебя знаю наши порядки! Да, возможно, они солдаты Дексарда, но, чёрт возьми, я не пристрелю их, пока не удостоверюсь! Можешь доложить начальству!
Несколькими минутами позже городские ворота открылись. Пьер и Адел, заметив это, едва были способны держаться в сознании. Из города вышел небольшой отряд. Члены его, вооружённые винтовками, подошли к вражеским солдатам, которые теперь дрожали так сильно, что могло создаться впечатление, что они бьются в судорогах.
— Болезные какие-то, — сказал один из воинов. — Проверьте, что у них в сумках. Если ничего подозрительного, отпустим их.
Кто-то подошёл к полуживым друзьям, и вдруг вскричал:
— Здесь взрывчатка! Чёрт побери, пристрелить их?
— Не вздумай, вскричал другой солдат! Там есть счётчик? Что? Проверь!
Несчастному солдату ничего не оставалось, кроме как снова подойти и осмотреть содержимое заплечных сумок.
— Есть, — изрёк он после нескольких секунд тишины. — Правда, они не активированы.
— Тогда оставьте сумки и приведите этих двоих, — последовал приказ. — Кажется, им плохо, и они не могут сделать того, что им было приказано. Заберём их и допросим.
— Это ловушка! — воспротивился кто-то из отряда. — Если возьмём их, можем подставиться.
— Возможно, ты прав, — согласился командующий. — Но у нас может появиться шанс узнать больше о вражеской армии. К тому же, в чём смысл такой ловушки? Заслать шпионов, притворившихся больными неудачниками-подрывниками? Как-то странно. Помимо прочего, они не эовины, хотя и есть в их сознании что-то, что меня настораживает. Возможно, на них наложен блок. Решено, мы…
***
— Что ж, дорогой Найкри, кажется, наш обманный манёвр не сработал. Как бы я ни был силён, но эти ребятишки не могут сделать и шагу. Раз так, нам предстоит напасть сейчас, — Инстернис прошёл к выходу из тента.
— Прикажите, — добавил он, — выпустить птиц. Я думал, ложным взрывом у городских стен мы сможем посеять панику, но раз мы потерпели неудачу, нам стоит как можно скорее ударить. Лайд падёт, как и множество других городов, в этом я уверен. Но действовать нужно решительно!
Ⅸ
— Значит, вы считаете, что Машина пришла в движение… — Реза обернулась к человеку в стальной броне. — Просчитать траекторию возможно?
— Разумеется, если повстанцы резко не повернут, — послышался глухой голос из под железной маски.
Девушка сложила руки за спиной и прошла два шага по сетчатой металлической площадке, вмонтированной в верхнюю часть шагохода. Громадная паукообразная машина гудела, и из её сопел, расположенных над кабиной, вырывался густой дым.
— И где же, милый, она окажется, например, завтра? Я бы хотела перехватить её до того, как повстанцы ринутся в Лайд, — Тиен приблизилась к солдату и обвила руками его стальную шею. Её пальцы белые, словно снег, заскользили по холодному металлу.
— Боюсь, к тому моменту будет поздно, — прогудел воин. Та помрачнела и отпустила его.
— Сфорце это не понравится… — негромко произнесла она. — Если бы я могла стереть память каждому, кто увидит Машину… Но, конечно, найдётся кто-нибудь, кто выживет и успеет сбежать. Хорошо, что хоть вы, безмозглые солдаты, ничего и никому не расскажете.
— Так что вы прикажете?
— Выдвигаться к Лайду, как можно скорее! Мне всё равно, что о нас станет известно. В данном случае, тайна не так важна, как оружие, что мы можем потерять. Если это произойдёт, то в дело придётся вступать Эйриху, а это едва ли входит в его планы. Его терпение поистине необъятно, и если он ждал так долго, то сейчас открывать карты явно рановато.
***
Город, ставший последним серьёзным препятствием для войска Дексарда на пути к столице Арпсохора, пылал. Птицы чёрными стаями носились в воздухе, желая до последнего человека истребить жителей Лайда. Некоторые из эовранов сгорали в языках пламени, танцующих над крышами домов, некоторые поднимались выше и оттуда своими воплями разрушали и без того покорёженные дома и башни. Центральная улица города в первые минуты нападения превратилась в адский канал, в котором бушевали газ и огонь. Многие дома стояли, объятые жаром, в их стенах зияли дыры, пробитые осколками первого взрыва. Ночное небо поминутно озарялось новыми вспышками сгорающего газа, и звёзды блекли от этого света.
Инстернис Граус наблюдал за падением Лайда издалека. Его глаза сверкали, и сердце занималось от наслаждения безумием нынешней ночи. В руках этого человека сосредоточилась невероятная мощь, и он опьянел от неё. Эовин не думал о мучениях арпсохорцев, не боялся с минуты на минуту послать в пекло собственных солдат: сейчас для него не существовало ни сожаления, ни совести, ни страха, лишь неуёмное стремление продлить мгновения безграничного могущества.
Полк, которым он руководил, стоял далеко позади него, скрытый от глаз гипотетических наблюдателей густыми кронами старых сосен. Солдаты тоже смотрели на полыхающий Лайд, и настроение между ними было неопределённым. Одни воины разделяли чувства своего командира — радостно смеялись, не отрывая глаз от города, другие же, напротив, видели в происходящем самую страшную бойню за всю историю недолгой войны и потому стояли мрачные и подавленные. Их не впечатлял вид смерти, не впечатлял вражеской город, истлевающий от жара, так как, несмотря на безусловность этой победы, она досталась войску Дексарда едва ли честно.
«Мы даже пальцем не пошевелили, не произвели ни единого выстрела, и вот оно — результат налицо — город пал», — думали солдаты. Они почти не держали строй и позволяли себе переглядываться и перебрасываться тихими фразами. Да и был ли смысл соблюдать дисциплину, когда сам командующий полком смеялся, будто сумасшедший, глядя на то, как где-то вдали гибнут люди?
— Он безумец… — сам себе сказал Бертрам Найкри, стоя от эовина на довольно приличном расстоянии. — Только безумец может смеяться, глядя на то, как в буре огня, сметающей всё на своём пути — и бетон, и сталь — умирают живые существа. Даже во время войны у нас должно быть