Читать интересную книгу Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир - Михаил Воробьёв

На этой стадии поведение людей регулировалось не только обычаями, но и сознательно создаваемыми правилами, которые в дальнейшем благодаря медленным темпам развития жизни превращались в обычаи [Королев, Мушкина, 1963, с. 20]. Хорошим примером этого положения служит ситуация в Ематай, изложенная в «Вэй чжи» (см. гл. 5). Важнейшим средством придания этим обычаям и правилам авторитета стало сакральное их оформление. Материальная возможность создания влиятельной прослойки, могущей добиться такого оформления, обеспечивалась тем же высоким продуктом и концентрацией солидной его доли в руках сильных семейств. Раннее укрепление жречества в Ямато и последующая сакральная власть государя в экономическом отношении стали возможны благодаря обильным жертвоприношениям сильных семейств в расчете на получение еще большего избыточного продукта следующего урожая [Берзин, 1966, с. 62].

Укрепление родовых общин, соединенных с рабовладением, относят ко II–III вв. [Конрад, 1974 (I), с. 368]. Вожди общин на пути укрепления своей власти и расширения влияния сталкивались с внутренним и внешним противодействием, что толкало их на создание племенных и общеплеменных объединений (Ематай. Ямато). Но процесс этот подчинялся известным законам. Размеры племени определялись в конечном счете размерами и числом входящих в него кланов. Первое зависело от хозяйственной, второе— от военной целесообразности. Нарушение оптимальных показателей вело либо к отпочкованию (дочерних, или малых, кланов), либо к поглощению мелких кланов крупными.

К концу первобытнообщинного строя на островах сложилась многоступенчатая система кланов и племен, дальнейшее развитие которой к классовому обществу должно было происходить по одному из двух путей: от обычного племенного союза из равноправных общин или от племенного союза с неравноправными племенами [Берзин, 1966, с. 64–69]. От выбора пути зависела структура будущего классового общества в стране (более жесткая при выборе второго пути). По какому же пути пошли японские племена? На первый взгляд кажется, что ответ прост. В гл. 5 говорилось о неравномерном развитии общин и кланов — коренных и пришлых, о выделении сильных («благородных») кланов (Мононобэ, Сога и др.), о завоеваниях, переселениях и добровольных подчинениях как средствах присоединения одними кланами и племенами других. Все эти явления скорее характерны для второго пути. Однако разделение между кланами шло не столько по принципу «военные — производственные», сколько по линии «сильные — слабые» (производственные корпорации — бэ — не являлись кланами). Подчинение слабых родов и племен сильным не приводило к порабощению или дискриминации первых. Наиболее ранние из известных племен и союзов племен — владения федераций Ематай— не обнаруживают явных проявлений неравенства. Хотя в Ямато появлялись предпосылки для развития по второму пути (узурпация власти кланами Мононобэ, Сога), но в конечном счете власть этих кланов рухнула и на решающей стадии возобладали тенденции первого пути. Союзы возникли в земледельческих районах (север Кюсю, Кинай, Киби, Идзуми) и распоряжались значительным фондом избыточного продукта.

Лишь часть этого продукта могла использоваться в хозяйстве, значительная доля шла на военные и сакральные нужды, проходя через руки вождей, военачальников и жрецов. Это положение укрепляло их власть и позволяло уже в III–IV вв. вести значительные завоевательные походы, отдавшие в распоряжение режима Ямато всю центральную и западную части о-ва Хонсю, часть о-ва Кюсю и, возможно, юго-западную оконечность Корейского полуострова.

В это время наметилось изменение в социально-экономическом строе страны. Расширение власти стало зависеть не только от увеличения клана, но и от частных владений (тадокоро, миякэ). В V–VI вв. в Ямато наблюдались два типа социально-экономических отношений: ранний, первобытнообщинный с элементами патриархального рабства, и более поздний, рабовладельческий с элементами прежней кровнородственной общины. Наиболее остра столкновение между этими двумя типами отношений проявилось в борьбе кланов Мононобэ и Сога во второй половине VII в. [Конрад, 1974(1), с. 369–370].

Выбор пути от общеплеменного союза к классовому обществу, победа одного из двух перечисленных типов социально-экономических отношений (или, может быть, рождение третьего типа) — все это упиралось в критическую фазу смены формаций, т. е. в переходный период. Разумеется, надо оговориться. Победа первобытнообщинных отношений в исторической перспективе может быть либо временной, либо длительной. В первом случае она затормаживает развитие рабовладельческого строя, не позволяя ему вырасти в формацию, в последнем — на неопределенно долгий срок продлевает существование первобытнообщинных отношений (существуют племена, так и не вышедшие за рамки таких отношений). Победа же рабовладельческих отношений означает наступление соответствующей формации.

Важным признаком переходной ступени является противоречивость ее собственной структуры, временный характер синтеза разнородных социальных структур, генетически принадлежащих разным формациям. Для первобытнообщинного строя переходная ступень характеризуется рождением социальных элементов возникающего общества при относительном сохранении общинно-патронимического типа социальных связей. Причем появление нового (например, классовых отношений) представляется разделением на противоположности элементов предшествующей системы (появление знатных и несвободных в недрах первобытного коллектива вадзин). Переходная ступень особенно чувствительна к среде и природным условиям. На переходной стадии зависимость конкретных форм хозяйственного и социального развития достигает максимума [Андреев, 1972, с. 59, 62, 63, 66].

Сказанное относится и к переходу Японии от первобытнообщинной формации к следующей. Общая оценка возможности развития древней и раннесредневековой Японии по пути рабовладения не раз давалась в советской историографии (см. гл. 1). Еще в 1957 г. Н. И. Конрад разъяснял, что развитию рабовладельческих отношений в Японии препятствовали: сохранение земледелия в руках общинников, невозможность создания крупных рабовладельческих латифундий в гористой стране, ограниченность источников пополнения рабской силы [Всемирная история, 1957, с. 53]. В дальнейшем некоторые из этих положений были развиты и дополнены другими. Быстрое истощение внутренних ресурсов пополнения рабской силы сопровождалось все растущей недоступностью ресурсов внешних (Корея). Социально-этнический состав контингентов рабов постепенно тоже становился неблагоприятным для Ямато. Местные рабы (яцуко) комплектовались частично из сородичей, частично из иноплеменников и были малочисленны. Заморские переселенцы по крови были чужды японцам, но в культурном отношении превосходили жителей архипелага. Они долго сохраняли свою социальную структуру, жили компактными поселками (томо- бэ, каки-бэ), и, хотя считались зависимыми, их статус напоминал привилегированное полурабство (см. [Конрад, 1974(1), с. 372]) [61]. К перечисленному можно добавить и такие факторы, как мощное влияние феодального Китая, этническая сплоченность населения Ямато, отсутствие по соседству, в пределах, до которых простирались внешние связи Ямато, рабовладельческих государств, неразвитость денежного хозяйства, значительная прочность общины и т. п. В том или ином сочетании они образуют набор факторов, объясняющих отсутствие рабовладельческой формации в других государствах. Отдельные факторы могут отличаться иной характеристикой, не нарушая при этом итогового результата; например, высокий уровень производительных сил в древней Руси не помешал ей миновать рабства [Мавродин, 1971, с. 64].

При всей убедительности этой аргументации, если ею ограничиться, то минование рабовладельческой формации и переход к формации феодальной в Японии выглядит как частный и исключительный случай. В действительности это не так. В теоретическом плане «из всех формаций рабовладельческая является единственной, где в период развитого рабовладельческого общества воспроизводство рабочей силы невозможно в самой рабовладельческой стране, а осуществляется за счет ввоза рабов из других стран» [Мейман, Сказкин, 1960, с. 82]. Невозможно себе представить страну, рабская экономика которой целиком или хотя бы в основной своей части держалась на рабстве за долги да за преступления. Поскольку при любой форме рабовладения производственных рабов должно быть немало, ситуация противоречит законам социального и этнического развития. К сказанному надо добавить, что все рабы должны обходиться достаточно дешево, чтобы в условиях невысокой производительности труда стать рентабельными. Относительно дешевы, однако, были лишь рабы-пленники. Но, даже имея доступный внешний рынок пополнения рабов (а Япония в VI–VII вв. его утратила), рабовладельческое государство должно было обладать достаточно высоким уровнем развития производства, общественного разделения труда, товарного хозяйства, торговли (первые два показания в Ямато были весьма средними, последние два — низкими). Не удивительно поэтому, что рабовладельческая формация в принципе могла утвердиться лишь в немногих сильных государствах, живущих за счет более слабых соседей. К таким государствам Ямато не принадлежало.