только что промыли желудок. Он слопал тряпку, на которую домработница пролила куриный бульон. Он обожает куриный бульон. Вот только, бедный мой котик, тряпка, даже из стопроцентного хлопка, плохо переваривается.
Делмер и правда неважно выглядел. Женевьева порадовалась: по крайней мере, в кои-то веки он не будет гоняться за кошками. Беттина и Гортензия заключили про себя, что у собаки, спутавшей тряпку с курицей, наверняка не все в порядке с головой. А Энид подумала, что он ни в чем не виноват, бедненький, с такой-то хозяйкой, которая называет его «котиком»…
– Чаю, тетя Лукреция? – предложила Гортензия.
– Почему бы нет. Кто эти дети? – поинтересовалась тетя, метнув взгляд на кузенов.
– Ты не узнаешь их? Гарри и Дезире!
– О… Конечно.
Она одарила их своей самой щедрой растяжкой губ – невозможно было назвать это улыбкой. Потом вытянула длинные пальцы с длиннющими ногтями и, точно щупальца, запустила их в курчавые волосы Гарри.
– Бесспорно, Африка, – заключила она. – Их мать… откуда там она?
– Из Габона, – ответила Дезире.
– Ты можешь спросить их самих, тетя, – сказала Женевьева. – Они умеют разговаривать.
– Их отец, – продолжала тетя, не слушая, – брат вашей матери, всегда был сумасбро…
– Чай готов!
Гортензия подала ей чашку. Тетя Лукреция помешала чай ложкой, сидя боком на краешке дивана.
– Я узнала, что у вас жилец…
– Он съехал, – отрезала Шарли.
– Тем лучше. Это неприлично. Одинокий мужчина в доме, где живут одни женщины!
– Я не женщина, – возразила Энид. – Я девочка.
– И я не женщина, – подхватил Гарри. – Я мальчик.
– И у нас есть Роберто, он мужского пола, – добавила Женевьева.
– Роберто?.. – повторила тетя.
– Наш кот.
Тетя Лукреция почесала нос, как будто одно только слово «кот» вызывало у нее аллергию. Вздохнув, она спустила палантин с Делмером на подушку, чтобы удобнее было открыть сумочку.
– Я привезла вам чек. Плюс еще один. Но с условием: больше никогда никаких посторонних в доме, понятно? Обещаете? Я за вас отвечаю.
Шарли отвернулась. Тетя Лукреция протянула ей два чека с победоносным видом, который она усиленно скрывала… скрывала так явно, что он был еще очевиднее.
Ценой большого усилия Шарли взяла чеки, сложила их и сунула в карман.
– Ты не посмотришь?
Шарли послушно достала их и посмотрела. Потом встала, положила чеки на столик и быстро вышла из комнаты. Было слышно, как она бегом поднимается по Макарони.
– Что это с ней? – удивилась тетя.
– Э-э… от волнения, – сказала Гортензия.
– Эти деньги избавят ее хотя бы от одной заботы, – пришла на выручку Женевьева.
Они знали, что деньги не имеют никакого отношения к внезапному бегству старшей сестры. Это разговор о жильце… Тетя Лукреция повернула нож в свежей ране. Повисла долгая пауза.
Никто не заметил, что Делмер, хоть и лежал тряпочкой, вдруг поднял ухо, потом другое. Собачьи глаза устремились на окно, где двигались две тени… Энид тоже увидела их. Ингрид и Роберто! Они сбежали из кладовой!
Неожиданно бодро Делмер перескочил через хозяйку, опрокинув на ходу чашку с чаем. Тетя взвизгнула и показала руку.
– Я ошпарилась!
– Надо срочно полить холодной водой.
Втроем они отвели ее, дрожащую с головы до ног, в кухню. Она вовсе не ошпарилась, все впитал палантин. Гортензия открыла кран и пустила воду.
Что вызвало эвакуацию из сливного отверстия…
– Тараканы! – завопила тетя, выронив полотенце.
Рядом, воспользовавшись открытой дверью, Ингрид ловко загнала Делмера в угол. Бедняга оказался прижатым к буфету.
Майкрофт, принимавший Миледи в ее новом доме, тоже прогуливался поблизости. Кошки не знали, куда кидаться. Собака! Крысы! Вот так праздник! Это уж слишком! Они оставили Делмера, который тотчас же снова стал преследователем, и промчались между ног столпившихся у раковины людей.
Тетя Лукреция надрывалась так, будто увидела Кинг-Конга. Гарри между тем не растерялся. Он взял с сушки пищевой контейнер и выхватил из раковины трех тараканов. Безошибочно опознав среди них Розетту, он закрыл крышку.
В гостиной тетя Лукреция пыхтела, прижимая руку то к сердцу, то к горлу, то к животу.
– Поверить не могу! Я… я видела… видела…
– Кошек, – любезно подсказала Беттина.
– Нет, нет… я видела… кр…
Тут пришел Гарри с пищевым контейнером. Он открыл его и показал содержимое тете, которая снова завопила.
– Розетта, Бернадетта, Жоржетта, – вежливо представил мальчик.
– Это… это… – задыхалась тетя.
Она схватила Делмера за шкирку, когда он нырнул под стол в погоне за своими смертными врагами.
Крепко держа его, тетя Лукреция попыталась перевести дыхание.
– Эти… эти… твари разносят чуму! Менингит! Аллергию…
Она поводила длиннющим пальцем перед носом Гарри, вылитая Стервелла со своим огромным палантином на руке.
– Я не останусь здесь ни минуты! Иначе это падет на меня! Адовы муки! Адовы муки!
Неизвестно почему, Гарри не нашел ничего лучше, чем рассмеяться ей в лицо.
Кипя от возмущения и страха, тетя Лукреция выбежала из дома и скатилась с крыльца с Делмером под мышкой.
Встревоженная суматохой внизу, Шарли появилась как раз вовремя, чтобы увидеть отъезжающий «твинго».
Они смотрели вслед машине, выстроившись в ряд на ступеньках крыльца: Шарли, Женевьева, Дезире, Беттина, Энид, Гортензия, Гарри, Роберто, Ингрид. И Розетта, Жоржетта, Бернадетта в поставленном на перила контейнере.
– Эй? – пробормотала Беттина, сдерживая подступающий смех. – Что за зеленые пучки торчат из багажника?
– Кажется, это?..
– Порей, – невозмутимо заявила Дезире. – Последний. Все, больше не осталось.
– Смешная она, тетя Лукреция, – вдруг сказал Гарри. – Очень смешная. Особенно когда говорила про адовы пуки.
Женевьева
Лето
Пролог
Первые летние дни, последние школьные дни
Шарли опустила руку в пирамиду куриных наггетсов, взяла два, дала один Женевьеве, надкусила второй.
– С вас пол-евро, – спокойно сообщил Жан-Рашид за прилавком.
– Что? Эту курицу, что ли, кормили икрой?
– Материнским молоком, – так же спокойно ответила Изильда, вместе с Жан-Рашидом державшая ларек «Куриные наггетсы» на школьном празднике.
В синем небе проплыла желтая лодка, и ее тень легла на лица Шарли и Женевьевы.
Они сдержали отчаянное желание бежать со всех ног. Говорить с летающей лодкой им совершенно не хотелось. Тем более что это была шляпка мадам Буэн, матери всем известной ученицы.
– Шарлотта Верделен! И Женевьева! – воскликнул ее сиреневый рот под желтой шляпой-лодкой.
– Э-э… о, добрый день.
Школьный газон был хаосом стрелковых стендов, утиной охоты, морковного варенья в банках, веселья учителей и гулянья учеников, бесед экспромтом. После лицея Женевьевы, коллежа Гортензии и Беттины Шарли, пожалуй, уже достали эти праздники окончания учебного года. Слава богу, школа Энид будет последней.
– Мы ждем выхода