Пока он этот «маневр» видел лишь в одном: в боевой подготовке каждого офицера и каждого солдата, в их готовности к боям в сложнейшей обстановке, в умении и боевом искусстве каждого.
Николай Иванович предложил три темы для занятий: «Прорыв сильно укрепленной и глубоко эшелонированной полосы обороны противника», «Оборона приграничного укрепленного района Восточной Пруссии», «Прорыв обороны в условиях укрепленного района».
Он требовал от командиров корпусов и командиров дивизий, чтобы учения проходили в обстановке, приближенной к реальности.
Действия армейской разведки на территории Восточной Пруссии были крайне затруднены. Если под Суходровкой удалось раздобыть почти точное начертание системы обороны, если и дальше помогали добывать разведданные партизаны и местные жители, то теперь на эту помощь рассчитывать не приходилось.
Авиационная разведка кое-что обнаружила, хотя и с большими трудностями. Система же обороны оставалась невскрытой, поэтому построить боевую подготовку было очень сложно. Общих мест в обучении войск Крылов не любил. Во время учений он ставил перед войсками самые неожиданные задачи, быть может, и более трудные, чем они окажутся на самом деле. Его опыт обороны и здесь пригодился.
С передовых немецких позиций доносились возгласы в репродуктор на ломаном русском языке: «Всех до единого, кто посягнет на землю Великой Германии, ждет смерть!», «Каждый клочок немецкой земли — могила для тебя, русский Иван!»
В эти дни был найден приказ командующего группой армий «Центр» генерала Моделя. «Солдаты! — писал Модель в приказе. — Противник стоит у границ Восточной Пруссии. Необходимо, чтобы каждый проникся требованием момента. Танкобоязнь, боязнь окружения, беспрерывный отход и тому подобное являются понятием слабых духом и проявлением трусости, которая не должна иметь места в сердце немецкого солдата. Вспомним о нашем былом превосходстве. Трусам не место в наших рядах. Кто колеблется, тот погиб!»
Стало быть, немцы колеблются, стало быть, есть танкобоязнь и главное есть, боязнь окружения...
6
Со дня на день ждали директивы фронта. Наконец в начале октября в расположение 5-й армии прибыл И. Д. Черняховский. Выслушав доклад начальника штаба армии Прихидько об укреплениях противника, он отправился с командармом в войска.
Был он на этот раз сдержан, тревожен. Подробно расспрашивал комдивов и о расположении войск противника, и о готовности их дивизий к тяжелым боям. Но этим не ограничился. Поехал на передний край. С НП рот и батальонов внимательно вглядывался в позиции противника.
К вечеру Черняховский и Крылов возвратились на КП армии. Командующий фронтом попросил Прихидько расстелить карту оперативной обстановки и стал рассуждать вслух:
— Здесь ничего в лоб не возьмешь. Каждый шаг потребует своего решения — обходного маневра, блокировки и обмана противника...
Бросил карандаш на карту и выпрямился.
— Знаю, Николай Иванович, что тебе чужда амбициозность и никогда ты самолюбивые мотивы не ставил выше дела... Вижу, в полосе твоей армии обстановка неблагоприятная. Прорывать оборону дорогое дело. А вот в расположении армии Людникова на Таураге, несмотря на то, что укрепления не менее мощные, разведаны они точнее. Там оборону не прорывать, а уничтожать артиллерией и бомбовыми ударами. Вам правым флангом следует подключиться к наступлению армии Людникова. Нанесете удар в направлении Вобалишки и Нанове с задачей выйти и здесь на Шептуне. Этим вы сразу оттянете силы противника от направления главного удара Людникова. Это поможет ему осуществить прорыв. Здесь, в воротах в Пруссию, главное — сосредоточение огромного перевеса в силах над противником на узком участке фронта. Поэтому вам надлежит основные силы корпусов Казарцева и Перекрестова перебросить в полосу наступления одиннадцатой гвардейской. Вам, Николай Иванович, может показаться, что я распыляю армию, но это делается ради концентрации удара. Там, где планировалось ранее наступление корпусов Казарцева и Перекрестова, надо будет поставить сорок пятый стрелковый. Его задача — оборона!
Крылов понял замысел командующего фронтом. В создавшейся обстановке это решение, пожалуй, было единственно возможным. Сужение полос наступления. Огромная концентрация артиллерийского удара во взаимодействии с ударом авиационным, доведенная до предела плотность войск.
Черняховский собрал командиров корпусов и дивизий. Объяснил им задачу, указав на разницу в планировании операции «Багратион» и Восточно-Прусской. Здесь нет условий, чтобы создать внезапность для противника или найти какой-либо неожиданный маневр. Черняховский предупреждал, что здесь надо предусмотреть неожиданности, которые подготовит противник, и быть к ним готовым, а потому держать все силы в кулаке и уделить особое внимание вводу в действие танковых и противотанковых резервов.
Черняховский поставил задачу к 8 октября командирам дивизий и их штабам перейти на наблюдательные пункты и внимательно следить за всем, что происходит в полосе обороны противника.
Крылов и начальник штаба Прихидько на основании указаний комфронта готовили передислокацию войск, но нервное напряжение у Николая Ивановича не спадало.
Раны кровоточили, он скрывал это от своих товарищей. Об этом знал только его водитель Ковтун, но и Ковтун увидел, что молчать далее нельзя.
К 14 октября войска фронта завершили перегруппировку, наступление было назначено на 15 октября.
Утром Николай Иванович с трудом поднялся. Ковтун несколько раз делал ему перевязки. Боли доводили до потери сознания. Ковтун осмелился предложить командарму пригласить врача. Крылов запретил ему об этом даже упоминать. А к вечеру приехали врачи, присланные командующим фронтом. Крылов попытался уйти от осмотра, но раздался звонок Черняховского, и тоном, не терпящим возражений, Иван Данилович приказал командарму пройти осмотр.
— Э-э, товарищ генерал-полковник, — говорил хирург, — я от вас никак такого не ожидал... Вот-вот начнется сепсис! В Москву, и немедля!
7
Москва. Серебряный переулок. Центральный военный госпиталь. Здесь Николай Иванович Крылов провел два долгих, тягостных месяца. Ему сделали сложную операцию и извлекли осколок немецкого снаряда, который стал причиной тяжелого осложнения. Крылова мучила слабость, долго не проходили боли. Но, несмотря на это, он не замкнулся в себе. Был приветлив, шутил с лечащим врачом Александрой Петровной Анохиной, с сестрами и нянечками. И постоянно просил их приносить газеты, где он пристально искал сообщения с 3-го Белорусского фронта. Но их не было. И это больше, чем собственное состояние, тревожило Крылова. Но вот наконец заботливая Анна Петровна вошла в палату, сияя улыбкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});