Франческа кивнула ему и выдавила улыбку. Ей не хотелось посвящать Джона в события прошедшего вечера, рассказывать о встрече с Патриком и о том, что это для нее значило: к чему волновать его, у него и так забот полон рот. Достаточно, что у нее голова шла кругом оттого, что все в ней всколыхнулось – прежняя боль, предательство и одиночество, но еще и загорелась искра радости, вспыхнувшая в момент, когда она увидела Патрика.
– Нервничаю немножко, вот и все, – ответила она Джону.
Он поцеловал ее в щеку.
– Все будет хорошо, – сказал он. – И ты будешь неотразима.
Он взял ее руки в свои. Ему самому было не по себе, но она еще больше нуждалась в поддержке.
– А теперь ступай позавтракай. Я сейчас покончу с делами и присоединюсь к тебе. Признайся все-таки, ты ничего себя чувствуешь?
Франческа размякла от его доброты и нежности и уже готова была сказать ему о том, как ей страшно и как потрясло ее свидание с Патриком. Но она лишь улыбнулась, на этот раз чуть оживленней, и сказала:
– Вполне нормально себя чувствую, Джон. Не беспокойся.
Она любила Джона и знала его гораздо лучше, чем он предполагал. И не стала тревожить его своими проблемами.
– Значит, увидимся за завтраком, – добавила она, дружески сжала его руку и направилась в обеденный зал.
В то утро они завтракали втроем. Стараясь одолеть и успокоить нервное возбуждение, заглушить мрачные предчувствия и страхи, они болтали, пытаясь казаться веселыми и беспечными. Завтрак продолжался недолго. У них еще было много дел в «Олимпии», и в полдевятого они уже туда отправились. Джон нанял такси до Кенсингтона, и машину нагрузили коробками с каталогами, пресс-релизами, «аптечкой первой помощи», укомплектованной ножницами, нитками, иголками, отделочными материалами, пуговицами, булавками, тесьмой, резинками и клеем. Так что, если возникнет необходимость, все будет под рукой.
Площадка, которую они забронировали для себя в «Олимпии», уже была полна народу и на ней кипела работа. Первыми их встретили три профессиональных костюмерши, которых пригласил для сотрудничества Джон, и Дейв тут же принялся проверять, насколько они освоились в его хозяйстве. Франческа стала контролировать кронштейны с моделями одежды, а Джон сверял по описи аксессуары. Когда вся предварительная работа подошла к концу, до начала показа оставалось два часа.
Вскоре появились манекенщицы, парикмахер и еще парочка каких-то личностей из числа профессиональных халявщиков. Все представили друг другу и проинструктировали, а затем началась подготовка к самой демонстрации. Площадка превратилась в один бурлящий котел.
В два часа, за полчаса до открытия, проверили освещение на подиуме, или, как тут говорили, на языке, звучание музыки, расставили кресла, разложили на них программки и пресс-релизы. Шум за кулисами усилился – костюмерши начали одевать манекенщиц, а те дали волю своим нервам. Не меньше нервничал и Дейв. Сотрудники фирмы Дэвида Йейтса заняли свои места и оттуда подавали советы.
До открытия оставалось пятнадцать минут.
– Ну как там? – встревоженно спросил Дейв Джона, зашедшего в закулисье из зала. Тот только пожал плечами.
– Плохо?
Джон кивнул.
Дейв сам вышел на подиум и увидел ряды пустых кресел. Его охватило отчаяние, и в сердце кольнуло ледяное предчувствие провала. Господи, столько трудов, такая блестящая коллекция, и все это пропадет втуне в пустом зале. Он сжал кулаки и повернул назад. Надо отменять показ, решил он. Нельзя же демонстрировать коллекцию перед пустыми стульями!
– Дейв!
Он обернулся.
– Что, народ запаздывает?
Навстречу ему по проходу шла Софи Энсон из «Телеграф». Дейв кинулся к ней и с чувством пожал ей руку.
– Рад тебя видеть, Софи!
Он тряс обеими руками ее руку и улыбался до ушей. Такого радушия ей не доводилось встречать уже много лет.
В зал вошли еще два репортера, один из них с фотографом. Софи Энсон приветливо улыбнулась ему и снова взглянула на Дейва.
– Я слыхала, «Нозерн лайф» собирается прислать целую бригаду фотографов. Видимо, ожидается нечто сногсшибательное! Представляю, как Эдди позеленеет от злости, когда его прогноз не оправдается!
Дейв рассмеялся вместе с ней и пробормотал что-то насчет права на ошибку. Тут он взглянул с подиума в зал и увидел, как словно по волшебству стали заполняться места. Он узнал Мэриел Хигсон из «Таймс» и фотографа из «Мейл», обратил внимание на суматоху, возникшую из-за телевизионщиков с камерами, продиравшихся сквозь толпу.
– Пока, Софи, увидимся после показа, я хочу познакомить тебя с моей партнершей, – сказал он.
– Буду рада.
Она прошла к своему месту и раскрыла каталог. Шум в зале становился все громче. Дейв спешил за кулисы.
– Джон, Фрэнки, Джон!
Они вдвоем стояли возле манекенщицы в топе с высоким воротом; Франческа что-то подшивала, а Джон держал подушечку с булавками и иголками и нитки.
– Идите-ка взгляните в зал! Я сам пришью, а вы бегите туда!
Он выхватил у Франчески иголку. Франческа вслед за Джоном поспешила к залу, посмотреть, как сходится публика. Через несколько минут они оба вернулись.
– Просто невероятно! Что случилось? Там даже телевизионная камера! – Джон смеялся, но в глазах у него блестели слезы, слезы радости. – Благодари Господа, Франческа. Спасибо тебе, Господи. – Он вытер глаза платком и улыбнулся Дейву. – Дейв, дорогой мой, тебе нужно срочно переодеться в тот замечательный костюм, который ты надел вчера, тебе ведь придется выходить на аплодисменты.
Дейв расхохотался и хлопнул Джона по спине.
– Давай все же погодим, пока меня позовут!
– Позовут, – ответил Джон. – Это я тебе гарантирую. Будут аплодировать, пока их не выгонят!
Он оказался прав. Вышли девушки-манекенщицы, демонстрировавшие первую часть коллекции, засверкали вспышки магния, заиграла музыка, манекенщицы стильно двигались, создавая вокруг себя вихрь красок и волшебных форм. Раздались аплодисменты. Затем последовала вторая часть, а костюмерши уже готовили к выходу первых манекенщиц, которым предстояло показать третью часть коллекции. Зазвучала совсем другая музыка, переменился свет, подиум утонул в ярких, сверкающих переливах красок. По залу опять прокатились аплодисменты. Так продолжалось и дальше.
Журналисты отдавали короткие команды своим фотографам, зал пульсировал в едином бешеном ритме с самой коллекцией, которая с каждой минутой становилась все более и более зажигательной. В задних рядах люди вставали, чтобы получше разглядеть детали, шум усиливался. Показ приближался к кульминационной точке.
Пришел черед вечерних костюмов – изящно выкроенных бархатных вещей, с ручной набивкой в духе восемнадцатого века, расшитых золотой или серебряной нитью. А потом вышли манекенщицы в тончайшем шелковом шифоне, почти совсем прозрачном, сквозь который виднелись элегантно выкроенные корсеты и шелковые чулки с вышитыми подвязками и подтяжками. Толпа ревела от восторга.