– Франческа! Прошу тебя!
– Оставь меня! – крикнула она, вырвав руку, и бросилась к двери. Ей хотелось убежать.
– Нет, Франческа!
Патрик догнал ее у выхода. Ни за что нельзя упустить ее, надо все объяснить, поговорить с ней. Но Франческа вырывалась что было сил, пытаясь освободиться. Она ударила его в подбородок, и он от неожиданности выпустил ее руку. Франческа побежала. Но он бегал быстрее и не дал ей уйти далеко.
– Франческа! – выдохнул он, прижав ее к себе.
Она отчаянно сопротивлялась.
– Ну перестань же, Франческа, Бога ради, перестань!
Он еще сильнее прижал ее к груди. Она была на грани истерики.
– Прекрати! – крикнул он и, схватив ее за плечи, тряхнул, чтобы привести в чувство. В ту же секунду она успокоилась и прекратила сопротивление. Она стояла, глядя в землю полными слез глазами, а он держал ее в объятиях.
– Прошу тебя, Франческа, послушай меня! Хорошо?
Он сцепил руки, так что вырваться она уже не смогла бы, и с силой прижал к себе. Ее близость закружила ему голову.
– Франческа, я люблю тебя, – только и сказал он, и повторял эти слова снова и снова. – Люблю тебя, поверь мне, люблю, люблю.
Дейв вышел вслед за ними и остановился на тротуаре. Все произошло так стремительно, что он не мог понять, что же ему, собственно, делать. Услышав слова Патрика, он повернул назад. Ему тут не место. Дейв вошел в дверь и смотрел сквозь стекло, чтобы в случае необходимости прийти Франческе на помощь.
– Франческа, выслушай меня, пожалуйста! – Патрик все уговаривал ее, хотя она давно перестала пытаться убежать от него. Но он боялся, что она исчезнет, опять исчезнет из его жизни. – Пожалуйста, выслушай и скажи же что-нибудь, пожалуйста.
Наконец она кивнула. Она была в таком смятении, что не знала, как себя вести, и проще всего было послушаться.
Он немного ослабил объятия и взглянул ей в лицо. Он знал это лицо очень хорошо; память о нем нисколько не поблекла за эти месяцы. Он тихонько взял ее за подбородок. Она вздрогнула.
– Я не хочу вспоминать то, что случилось, – ровным голосом сказала она. – По крайней мере сейчас.
– Хорошо. – Он боялся встретиться с ней глазами, в которых всегда можно было читать как по книге. – Может, вернемся в бар? – Он с трудом понимал, что происходит, ему хотелось лишь одного – не выпускать ее из своих рук. Впервые за время разлуки он почувствовал себя вновь живым.
– Вернемся, – слабо проговорила она.
Они вошли в бар, он подвел ее к стойке. Патрик протянул руку Дейву.
– Патрик Девлин, – назвался он.
Дейв вздрогнул, услышав это имя.
Ну конечно, кто же еще это мог быть, конечно, это он.
– Дейв Йейтс, – ответил он, пристально вглядываясь в лицо Патрика.
Мужчины обменялись рукопожатием, но без всякой теплоты. Патрик повернулся к Франческе.
– Ты здесь живешь, Франческа?
– Нет, мы живем в Ньюкасле, – ответила она без всякого умысла, но Патрик подметил, что она сказала «мы», и его больно кольнуло в сердце.
– Мы с Фрэнки вместе работаем, – пояснил Дейв, заметив, как помрачнел бедняга Патрик. – Приехали в Лондон на Неделю высокой моды показывать свою коллекцию. Завтра должно произойти это знаменательное событие, если только кто-нибудь захочет бросить взгляд на дело наших рук.
– Понятно, – с явным облегчением отозвался Патрик. – А почему, собственно, вы в этом сомневаетесь?
– Возникла проблема с прессой. Я слегка наказал одного пронырливого хлыща из «Фэшн ревью», который вздумал учить меня жить, и он подбил своих устроить нам обструкцию. Говнюк долбаный!
Дейв прервал свой монолог, чтобы хлебнуть из стакана, и заметил, что Патрик почти не слушает его. Он ничего не видел вокруг, кроме Франчески.
– Ты работаешь в модном бизнесе?
Она, не глядя, кивнула. Ее смятение не проходило; сердце и разум работали вразнобой, и она никак не могла решить, кого ей слушаться.
– Это самая светлая личность среди женщин после Коко Шанель, – вмешался Дейв. Он понимал замешательство Франчески и ободряюще сжал ей руку. Вообще-то им пора было уходить, но этот Девлин выглядит таким несчастным. – И я не шучу, – продолжил Дейв, чтобы загладить неловкое молчание. – Вот почему я тревожусь за судьбу коллекции. Она, может быть, самая лучшая из всех, а из-за этих чертовых журналюг все труды того и гляди пойдут псу под хвост. Уж лучше бы мы сидели в Ньюкасле и не высовывались!
Дейв сам не заметил, как начал почти кричать, и кое-кто даже обернулся.
– Неужели этот ваш «говнюк» настолько влиятелен, что все пляшут под его дудку?
– Дело в том, что он считается знатоком. На Неделю высокой моды в Лондон съезжаются сотни модельеров, и каждый жаждет внимания прессы, и, к примеру, даже я, не последний человек в нашем деле, еще ни разу не удостаивался чести попасть в обзор Конрана или Кэтрин Хэмнет. Большинство журналистов сами ни фига в моде не смыслят и ловят информацию из уст посвященных. А самым авторитетным считается мнение нашего друга Эдди Марса.
– Вот оно что! Теперь ясно.
– Если чертов Эдди Марс брякнет, что наша коллекция – хлам, никто даже плюнуть в нашу сторону не захочет. Мы даже еще не успели ни с кем, кроме него, встретиться, а теперь он не поленился всем объявить, что нечего на нас терять время. А эти писаки и рады – можно лишний раз не утруждаться. Нас списали со счетов. – Дейв щелкнул пальцами. – Вот так вот! Мода – дерьмовый бизнес, Патрик, сегодня ты на коне, а завтра весь в дерьме, забыт и никому не нужен. – Дейв отхлебнул пива, чтобы промочить пересохшее горло. – Извините, – спохватился он. – Я, может, сгустил краски, просто выпал чертовски неудачный день.
– Похоже, действительно вам не повезло. Не могу ли я чем помочь?
– Вряд ли. Вы ведь не журналист, нет?
– Нет. Я занимаюсь политикой.
Дейв заметил, как при этих словах Франческа напряглась.
– Я раньше медициной занимался, но позволил сестре уговорить меня влезть в политику. Появился такой шанс, и я им воспользовался. Но, верно, ошибся. Не нравится мне это дело.
Патрик говорил, обращаясь к Дейву, но слова его предназначались Франческе.
Дейв опять почувствовал себя лишним, будто присутствовал при чьем-то очень личном, очень интимном разговоре.
– Даже не знаю, как это все произошло, – продолжал Патрик. Он смотрел теперь прямо на Франческу, и она ответила ему взглядом. – Не знаю, что на меня нашло, какая дурь. С тех пор дня не прошло, чтобы я не сожалел об этом, да что там дня – ни единой секунды.
Франческа молчала. Патрику показалось, что она молчит целую вечность. Потом сказала:
– Дейв, давай уйдем. – Она произнесла эти слова каким-то детским голосом, высоким, задыхающимся. И добавила: – Пожалуйста.