Она следила, как Келли трижды на прежней стремительной скорости проплывала вдоль дорожки, и затем вылезла из воды – высокая, тонкая как тростинка, блестя капельками воды на коже, тяжело поводя плечами и вздымая грудь от усталости, в золотистом купальном костюме, одном из тех, что Кэтрин хранила специально для гостей, как яркое солнышко. Закинутые назад волосы темной соломой прикрывали спину, в них посверкивали рыже-красные искорки.
Вдалеке от входной двери послышался звонок. Кэтрин повернулась, нахмурилась. Сегодня днем она никого не ждет. Кто же это, без приглашения? Она вернулась в большую гостиную, выглянула в облицованный мрамором холл, как раз когда миссис Варгас открывала входную дверь, и замерла. В глаза ей бросилась серебристо-седая грива, которая могла принадлежать лишь одному человеку – ее сыну Гилу. Секундой позже раздался голос Гила, который осведомился о Натали. За его спиной стоял Клей.
– Впустите гостей, миссис Варгас, – распорядилась Кэтрин и прошла, часто постукивая палкой, к входной двери.
Кивком отослав домоправительницу, она взглянула в лицо сыну, заметив настороженно-опасливое выражение его глаз.
– Вы пришли увидеться с Натали. Разумно ли это? Его бровь вопросительно изогнулась.
– Думаю, это долг вежливости. Мы пришли выразить соболезнования и предложить помощь.
– Разумеется, – не сразу ответила Кэтрин.
– Как баронесса? – осведомился Клей.
– От первоначального шока, в который ввергло ее известие о гибели мужа, она оправилась, – отвечала Кэтрин. – Время довершит остальное.
– Ты сообщишь ей, что мы здесь? – спросил Гил. В глазах его был вызов, но враждебность он постарался запрятать поглубже. Кэтрин хотелось сказать ему, что напрасно он так старается, но он бы все равно не поверил ей, как не поверил в тот вечер, когда она принимала гостей.
– Она в библиотеке. – Мгновение она постояла, тяжело опершись на палку, потом, повернувшись, пошла впереди, слыша за собой их шаги: мелкие, торопливые – одного, неспешные, размеренные – другого. И все же в чем-то они схожи.
Как утверждает это пошлое речение? «Яблоко от яблони…» Однако Гил ничуть не похож на отца, ее дорогого Клейтона. Честолюбие, желание преуспеть любой ценой Гил взял от нее. И передал это своему сыну вместе с хитростью и коварством. Но у обоих есть качества, которые могли бы считаться положительными, не будь они так извращены. Может, Гил прав? Может, во всем виновата она?
Вздохнув про себя, она остановилась возле двери в библиотеку. Затем легонько постучала и вошла. Натали сидела в кресле с подголовником возле негорящего камина, как бы в поисках живительного тепла. Взгляд ее был устремлен в почерневшие каминные недра, лицо было бледно и осунулось, а рука слабо сжимала пачку переданных по факсу сообщений.
– Натали, – окликнула ее от дверей Кэтрин и заметила, как та испуганно повернулась и как рассеянность ее тут же сменилась замешательством, – к вам визитеры.
– Визитеры? – Она неловко встала и смутилась еще больше, даже покраснев от смущения при виде Клея и Гила Ратледжей, дожидавшихся в холле возле открытой двери. – Я… – Она не знала, куда деть бумаги, потом, положив их, отвернулась, пальцем коснулась губ, прижала руку к горлу: – Пусть войдут, пожалуйста!
Посторонившись, Кэтрин впустила пришедших, она медлила уйти, краем глаза наблюдая, как первым подошел к Натали Гил, как сжал ее руки и поднял их к своей груди, бормоча слова сочувствия. Но глаза Натали устремились к Клею. Кэтрин вышла, намеренно оставив дверь открытой.
Дальше по коридору, совсем рядом с библиотекой, располагался музыкальный салон. Бросив взгляд на рояль черного дерева, Кэтрин медленно приблизилась к инструменту. Опустившись на жесткий табурет, она провела рукой по гладкой черной крышке, скрывавшей клавиши.
Вспомнив долгие часы музыкальных упражнений, которыми занимались оба ее сына, она слабо улыбнулась. Уже много лет никто не играл на этом инструменте. Неудивительно, если он расстроен. «Но Джонатану это было бы все равно», – подумала Кэтрин, и улыбка ее стала шире, ласковее, и в ней появилась даже некоторая проказливость. Бедному мальчику слон на ухо наступил, он совершенно не слышал фальшивых нот. И как безжалостно дразнил его за это Гил! Вот он был куда музыкальнее, и инструментом овладел шутя и играя.
– Не желает ли мадам чаю с печеньями? – вклинился в ее воспоминания голос домоправительницы и, прерывая их поток, возвратил ее к действительности.
– Спасибо, это будет замечательно. – Вскинув руку, чтобы отпустить домоправительницу, она уронила руку на колени. Едва дотронувшись до платья, рука стала беспокойно теребить материю.
Взгляд Кэтрин остановился – вновь помрачневший, беспокойный, на лице появились морщины замешательства и озабоченности. Надо положить конец сомнениям. Расспросить их, припереть к стенке прямым вопросом, но в душе ее не было уверенности, она боялась, что не сможет отличить правду от лжи.
Как ненавидела она наступавшую старость! Ненавидела это тело, ставшее таким слабым, мозг, неспособный сосредоточиться, глаза, которые в настоящем то и дело различали образы прошлого.
Из библиотеки до нее доносились голоса, неясные, приглушенные. В общем гуле Кэтрин ухитрилась выделить голос Гила. Мгновение спустя из коридора послышались шаги. Это были шаги Гила. Даже спустя многие годы она безошибочно узнавала его быструю решительную походку. Вечно-то он спешит, стремится поскорее достигнуть цели!
Шаги приближались, и она вдруг подумала, что он хочет поговорить с ней. Внезапная надежда заставила ее встать с места. И надежда эта была в голосе, когда, услышав шаги уже у самой двери, она окликнула его:
– Гил?
Шаги замерли, и он заглянул в комнату. Раздражение, мелькнувшее на его лице, словно подкосило Кэтрин.
– Ты не против, если я воспользуюсь телефоном в большой гостиной? Мне надо позвонить по важному делу.
– По важному делу? – переспросила она и нелюбезно буркнула: – Какое удобство для Натали и Клея!
Увидав, как гневно вспыхнули его щеки, Кэтрин поняла, что догадка ее оказалась правильной. «Важное дело» было не чем иным, как уловкой, чтобы оставить Клея наедине с Натали. Догадливость ее не доставила ей удовольствия, она резко, в сердцах отвернулась. Гил вновь заспешил по коридору по направлению к большой гостиной.
Как только Гил покинул библиотеку, Натали направилась к камину и уставилась в почерневшую дыру, опустив голову, спиной к Клею, как бы отстранившись от него. Невидимая преграда между ними, которую она таким образом воздвигла, почти не давала Клею возможности читать ее мысли. Единственное, на что ему оставалось надеяться, что преграда эта окажется хрупкой.