В то же время Святейший Синод рассылал циркуляры, в которых через духовенство внушалось русским людям, что Наполеон — враг церкви и друг евреев. «К вящему посрамлению церкви Христовой, — извещал Синод, — созвал он (Наполеон) во Франции иудейские синагоги, установил великий Синедрион еврейский — сей самый богопротивный собор, который некогда дерзнул осудить на распятие Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа — и теперь помышляет соединить иудеев, гневом Божием разрозненных по всему лицу земли, и устремить их па ниспровержение церкви Христовой и на провозглашение лжемессии в лице Наполеона». Таким образом, церковные власти пугали православных людей тем, что наполеоновский Синедрион задуман с целью восстановить иудейство, между тем как губернаторы должны были убеждать евреев, что Синедрион погубит иудейскую веру.
В этом трудном положении правительство снова решило узнать, путем опроса, мнения представителей еврейских общин о способах осуществления реформы 1804 года. Царский указ об этом опросе (19 февраля) составлен в очень мягком тоне: «Желая дать подданным нашим еврейского народа новое доказательство попечения нашего об их благосостоянии, мы признали за благо дозволить всем еврейским обществам в губерниях Виленской, Гродненской, Киевской, Минской, Подольской, Волынской, Витебской и Могилевской — избрать депутатов и представить через них начальникам губерний о способах, кои сами они признают более удобными к успешнейшему исполнению мер, в Положении 1804 года изображенных». Депутаты вызывались в губернские города для представления своих отзывов губернаторам. Скоро стали поступать отзывы этих депутатов, или «поверенных еврейских обществ». Отзывы не ограничились роковой 34-ю статьей о выселении из деревень, которую все депутаты просили либо отменить, либо отсрочить ее применение на ряд лет; были представлены существенные возражения и на другие статьи еврейской конституции. Депутаты просили об отмене двойных податей, взимавшихся с мелких торговцев, о расширении компетенции раввинского суда, о смягчении статей, устраняющих еврейский язык из актов, векселей и торговых книг; одни ходатайствовали об отсрочке закона о языке, как стеснительного для торговли, другие — о разрешении писать векселя по-еврейски (что было связано с раввинскою формою векселя — «иско»). Депутаты указывали также на трудность усвоения русского языка и грамоты в короткий срок раввинами и членами магистратов. Они соглашались на перемену одежды для членов магистрата и временно пребывающих вне черты оседлости, но при этом замечали, что предписанная немецкая одежда не к лицу евреям, которые по своему закону не бреют бороды и поэтому предпочли бы в таких случаях носить длинный русский сюртук. Что же касается законов о просвещении, то депутаты указали, что в общерусской начальной школе еврейские дети, не понимающие русского языка, не могут учиться, а потому целесообразнее, чтобы дети предварительно усваивали русский язык в своей родной школе, где они обучаются национальному языку и догматам веры».
Когда отзывы депутатов дошли через губернаторов в Петербург, политическое настроение там уже изменилось. В июле 1807 г. был заключен Тильзитский мир; между Наполеоном и Александром I установилось «сердечное соглашение», и России нечего было уже бояться «происков Бонапарта». Миновал страх перед заговором русских евреев вкупе с парижским Синедрионом, недавно распущенным, и вместе с тем исчезла официальная жалость к разоряемым евреям. Близился последний срок изгнания из деревень (1 января 1808 г.), и за два месяца до этого срока, 19 октября 1807 г., последовал крайне суровый царский указ на имя генерал-губернаторов западного края: «Обстоятельства, с войною сопряженные, могли затруднить и приостановить переселение евреев. Затруднения сии ныне, по пресечении войны, могут быть отвращены мерами постепенного и удобнейшего в переселении распорядка. По сим уважениям признали мы за благо постановить распорядок, коим бы переселение евреев, начинаясь с назначенного срока, без малейшего отлагательства и послабления было приведено в действо». «Распорядок» состоял в том, что выселение из деревень должно было производиться постепенно, в течение трех лет: одна треть подлежала выселению в 1808 г., другая треть — в 1809 г., последняя треть — в 1810 г. Для заведывания выселением были назначены комитеты при губернаторах; комитетам поручалось привлечь кагалы к денежной помощи выселяемым, т. е. тем, которых безжалостно разоряло правительство.
Начались ужасы изгнания. «Не выбиравшихся добровольно, гнали силою; многих беспощадно выпроваживали под конвоем крестьян и солдат. Их загоняли, точно скот, в местечки и города и оставляли там на площадях под открытым небом». Особенно жестокое изгнание евреев из деревень в ту пору произошло в Витебской губернии. Множество изгнанных подавало властям просьбы о переселении их в Новороссию, в земледельческие колонии, где уже устроилось несколько сот еврейских семейств; но запасы удобной земли и средств на переселение у казны истощились, и просьбы не удовлетворялись. Бедствия еврейского населения достигли таких размеров, что губернаторы начали посылать донесения в Петербург о невозможности исполнить указ о выселении без полного разорения тысяч семейств. И вот в конце декабря 1808 г. вышел новый указ: оставить евреев на прежних местах жительства впредь до особого повеления. В начале января 1809 г. был учрежден в Петербурге новый (счетом третий) комитет, для всестороннего рассмотрения вопроса об отвлечении евреев от сельского винного промысла к другим отраслям труда. В данной комитету царской инструкции была признана невозможность переселения евреев из деревень вследствие того, что «евреи по нищете их не имеют сами способов, оставив настоящие их жительства, устроиться и обзавестись в новых состояниях, а правительство равным образом не может принять на себя водворение всех их на новых местах»; поэтому нужно «изыскать меры, посредством коих евреи, быв удалены от единственного их промысла продажи вина по селам, деревням, постоялым дворам и шинкам, могли бы себе доставлять пропитание работою». При этом комитету поручалось также рассмотреть ранее поступившие записки еврейских депутатов.
Три года работал комитет, и результатом этих работ явился замечательный доклад его, поднесенный Александру I в марте 1812 года. В этом официальном документе, впервые после вышеупомянутой декларации Сперанского, было сказано слово правды по еврейскому вопросу. Евреев, говорит доклад, хотят удалить от сельского винного промысла, как вредного для населения; но ведь источник пьянства не в шинкарях, а в праве винокурения или пропинации, составляющем регалию помещиков и главную статью их дохода. Если удалить из деревень 60 тысяч шинкарей-евреев, на их место станут 60 тысяч шинкарей-крестьян, земледелие лишится десятков тысяч умелых работников, а евреи хорошими земледельцами сразу не станут, тем более что у казны нет ресурсов для такого внезапного превращения массы шинкарей в пахарей. Еврей в селе не обогащается на счет крестьянина: он обыкновенно беден и еле снискивает себе пропитание от питейного промысла и продажи крестьянам разных нужных им товаров; скупая у крестьянина хлеб на месте,