Вот тогда я и решил, что хватит. Больше я не позволю ей ни разу испытать подобное. Иначе что я, в конце концов, за мужчина, если позволяю, чтобы с моей женщиной происходило такое. Вся эта ее маска для всех «я такая сильная и ни в ком не нуждаюсь» не более чем притворство. Сильной ей приходилось быть просто потому, что по-настоящему опереться не на кого было. Но теперь у нее есть я, и больше изображать супердевушку ей не нужно. И если для того, чтобы она поняла это, мне нужно давить и преодолевать ее дикое упрямство, то так тому и быть. Хватит игр! Отныне я — тот, кто стоит между всем миром и моей женщиной, как это и положено законом более древним, чем все когда-либо придуманные людьми. И даже если сейчас ей это не нравится, то придется с этим смириться. Если чересчур умная головушка Юлали втягивает ее в неприятности для ее задницы, то я буду тем, кто это пресечет. И рано или поздно она с этим сумеет ужиться.
Я хотел сказать ей об этом, когда она выспится и хоть немного вернет себе силы. Но так уж вышло, что разговор случился сразу. Я ожидал более яростного сопротивления от Юлали, взрыва, гнева. Но после первой вспышки она словно схлопнулась, отгораживаясь от меня толстенными стенами из обжигающего холода. И после того тепла, что появилось между нами в последнее время, это было даже хуже, чем истерика или откровенная агрессия. Я знал, что делать с ее гневом, упрямством, вспышками ярости. Это были чувства, эмоции. Но что делать с этим ледяным безмолвием и звенящей пустотой, я совершенно не мог понять. Мой волк трясся и клацал зубами, замерзая в том бесконечном потоке мороза, что исходил от его пары. Теперь-то он не бушевал, а только смиренно скулил, не зная, как вести себя с этим. Я и сам был в замешательстве. Я ожидал спора, борьбы, скандала, в котором каждый из нас будет отстаивать свое мнение и выскажется до конца.
Но ничего подобного не было. Прошли сутки, но Юлали не бунтовала, а просто игнорировала мои попытки общаться. Лишь только следила за каждым моим движением тяжелым, пристальным взглядом. Таким, каким следят за врагом, представляющим смертельную опасность. Словно ждала нападения в любую секунду. Было в этом что-то жуткое и дикое, когда любимый человек не сводит с тебя глаз, в которых читается ожидание любой подлости. Это буквально душило меня, выворачивало наизнанку. Я был уверен, что поступаю верно, ведь я хочу защитить мою женщину от чего бы то ни было. Это, наверное, самое правильное решение, что я принял за всю свою жизнь. Но почему же от него и не пахнет радостью, и с каждой проходящей минутой мне кажется, что Юлали удаляется от меня со все нарастающей скоростью. Уже сейчас складывалось ощущение, что я вижу ее сквозь толстенное стекло, не пропускающее ни единого звука или запаха, и чем дальше, тем толще и непрозрачней оно становится. И не имеет значения, что мы могли лежать в постели и я прижимал к себе ее тело как можно крепче. В моих руках была замерзшая скульптура, от близости которой все внутри превращалось в ледяную крошку с острыми режущими краями.
Пролежав без сна рядом с ней первую ночь и промаявшись так весь день, я реально хреново отработал субботнее шоу. Я был так плох, как, наверное, никогда даже в самом начале, когда только учился делать трюки. Никто, понятно, мне не сказал ничего, но я и сам это видел в глазах окружающих. Видение Юлали, безмолвно следящей за мной, как за тварью, способной причинить ей боль, жгло в груди, словно вместо сердца у меня был кусок раскаленного докрасна камня. Швырнув шлем в руки техника, я понесся в трейлер, намереваясь сделать хоть что-то, что сдвинет с мертвой точки все это дерьмо.
Микаэль поднялся мне навстречу. Он не выглядел счастливым от того, что ему приходится быть надзирателем для Юлали, но сейчас мне было на это плевать. Посмотрев на меня, он ретировался, оставляя нас одних. Жена сидела в зоне гостиной со своим ноутбуком на коленях. Стоило мне войти, и она вперила в меня снова свой настороженный взгляд.
Не желая больше ни минуты терпеть это подвешенное состояние, я забрал гаджет и бросил его в другое кресло. Намерение добиться от моей женщины хоть какой-то реакции, кроме полного игнора, заставило меня схватить ее за руку и вытащить из кресла. Вжав ее в себя, я ощутил голодные спазмы своего истосковавшегося по ее теплу тела. Это было уже просто невыносимо — ощущать ее так близко, прикасаться, спать в одной постели и не иметь возможности дотянуться по-настоящему.
— Юлали, пожалуйста, поговори со мной, — пробормотал я, запрокидывая ее голову и подставляя жестко сжатые губы под свой жаждущий рот.
— Говорю, — ответила она охрипшим от долгого молчания голосом, в котором льда было больше, чем в Антарктиде.
Но моему сознанию вдруг стало все равно. Это хриплое звучание, которое я так часто слышал, когда она извивалась и сгорала подо мной, словно сорвало во мне все ограничения, выпустив зверский голод на свободу. Я хотел ее, Господи прости, как же сильно я ее хотел. Прямо сейчас, сию же секунду. Прижать ее к постели, ощутить каждым сантиметром кожи, ворваться во влажную глубину, чтобы хоть так ощутить, что она здесь и по-прежнему принадлежит мне. Пусть борется со мной, сопротивляется, я буду изводить ее, пытать ласками, пока не сдастся и не станет опять взрывающим мой мозг сосредоточием живого желания.
— Северин, нет, — тихо говорит Юлали. Но я не хочу этому верить, просто потому что не могу остановиться.
Резкими движениями я избавил нас обоих от одежды и отнес Юлали в постель. Знаю, мои поцелуи больше похожи на укусы, но я с ума схожу от того, настолько нуждаюсь в ней. Меня трясет и скручивает от этой нестерпимой потребности. Вкус ее кожи, запах каждого уголка тела, тепло и ощущение ее близости… Это никакая не зависимость, не болезненное пристрастие. Это просто основа выживания. Я не горю. Любой пожар, каким бы жарким и разрушительным он ни был, имеет свойство погаснуть, когда иссякнет топливо. То, что я чувствую к этой женщине, несоизмеримо больше, чем дикая страсть. Я не знаю этому определений. Но это то, что не заканчивается, не проходит, не иссякает.
Я поднимаю глаза, желая увидеть, что Юлали хоть немного ощущает то же, что и я. И наталкиваюсь на тот самый взгляд. Нет, теперь он все же другой. Так, словно она получила подтверждение всему худшему, что ожидала от меня. И это как мощнейший удар в грудь, способный остановить сердце.
— Думаешь, это всегда будет срабатывать? — Ее губы дрожат. — Что сможешь сделать что угодно, заставить меня, согнуть, принудить, заставить отказаться от собственной жизни, а потом просто раздвинуть мне ноги, и я все прощу только ради того, чтобы ты трахал меня регулярно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});