Только для самой последней нашей нужды, когда уже Господь Бог паче надежды нашей (ибо и все мы были в отчаянии) свыше воспоможения нам даровал, что начинаемое тогда наше дело, то есть строение гукера, который по данной от меня пропорции строил сибирский плотник Савва Стародубцев, в действо происходить стало, и надежда к возвращению оттуда являться почала, то для перехода на нем до гавани Санкт-Петропавловской едва двадцать пять пудов муки уберечь могли, чтоб хотя и переехать есть на чем будет, и хлеба ничего не будет, голодною не помереть смертью и по отбытии с острова, которым провиантом все служители и переехали. И за таким крайним недостатком провианта, будучи на том острове, ели все непотребную и натуре человеческой противную пищу, что море давало, иногда бобровое и кошлоковое, а иногда котовое и нерпичье мясо, також и выкинутых из моря мертвых китов и сивучей, всю зиму и весну до мая месяца и мая несколько дней.
А потом, когда Бог дал в мае месяце морскую корову, которую еще как и промышляли и чем едва домыслились, и за великостию ее насилу вытащили и чуть было и людей не перетопила, то уже за великое благополучие поставили и за сладкую пищу мясо оной употребляли, и после их промышляли ж, понеже оных коров мясо приятнее нам есть было, нежели кошлоковое и прочих вышеозначенных зверей, ибо бобровое, хотя б дух и сносен был, но весьма жестко, как подошвенная кожа, сколько б ни варили, и разжевать неможно, но целыми кусками глотали; а кошлоковое, хотя того ж роду, токмо мягче, для того, что моложе, а котовое очень воняет, а нерпичье и наипаче того что при довольстве терпеть не можно одного духа, не токмо б есть.
А мы и то все ели, хотя мерзко и нездорово, того не разбирали, лишь бы только было, да и не токмо нерпичье, но и кишки из оной, которую упромышляли близко, не бросали, но также их ели. Токмо и такой скверной пищи не довольно было к пропитанию, понеже в близости не имелось, но весьма далеко была. А промышлять ходили не все, ибо служителей больных всегда много бывало, да которые и здоровыми числились, и те едва на ногах бродили, понеже и во всех была цинготная болезнь, однако ж и такие хотя чрез великую силу, а промышляли, сколько могли, на себя и на больных, которые уже ходить не могли. А как строить стали помянутое судно, к которому выбрано было из всех двенадцать человек, кои поздоровее, и отходить им от того строения для промысла уже не можно было, то оставшие и для них по очереди промышляли ж, и оттого и самим им пищи той недоставало, а и на кого принесут, и те недовольны ж были. И тако все кругом голодовали, и лежащие и бродящие, и которые служители померли — может быть, что не дожили века и от такого недовольства и от великого беспокойства.
К тому ж претяжкие и труды понесли (кроме ломки большого судна и строения малого и прочего), понеже и для промысла на пищу бобров, кошлотов, котов и нерпы ходили от жилища своего верст по десяти, и по пятнадцати, и по двадцати и больше, да и то неспособными местами, чрез высокие хребты и утесы каменные, и на себе приносили чрез такое дальнее расстояние по всякий день; а люди и те, кои и промышлять ходили, и без такого труда, как выше показано, не в состоянии здоровьем были, еще же они и дрова на себе ж про себя и про лежащих таскали верст по десяти и больше, ибо в близости и дровни каких несть. А время зимнее — студеное, и место пустое, не токмо изб или юрт, но и никаких лачужек нет, обогреться и приют найти негде и сделать не из чего, и валялись все в ямах, покрыты только парусами. И в таком бедном житье живот свой мучили не девять дней, но девять месяцев, и истинно сказать, жалостно было смотреть на всех, каковы были.
И ежели б тогда откуда-нибудь из посторонних персон господин какой от слуг своих, а командир от подкомандных своих, приехали туда и посмотрели б на всех, узнали ль бы, кто из них командир или прочие офицеры, или матрос, или плотник, или кто господин или слуга? Поистине сказать: никак не распознали б, но всех бы за равно почли — и офицера за плотника, и господина за слугу, понеже уже не было розни ни между кем и ни в чем, ни у слуги с господином, ни у подчиненного с командиром, ни в почтении, ни в работе, ни в пище, ни в одежде, понеже всякому и во всем до себя пришло.
И офицеры, и господа, лишь бы на ногах шатались, также по дрова и на промысел для пищи туда ж бродили и лямкою на себе таскали ж и с солдатами и со слугами в одних артелях были.
И за вышепоказанный служителей претерпенный смертный голод и претяжкие труды, по мнению моему, надлежит им за означенный недоданный указной провиант в гавань и за морской выдать деньгами: за муку, и за крупу, и за соль по два рубля за пуд, по чему экспедиционной провиант в казну до Камчатки обошелся, ибо и по оной цене дать им недорого будет, понеже и экспедиционной меньше двух рублей пуд в казну с провозом туда не обойдется, разве больше. А ежели б им по прибытии с острова на Камчатку выдать там провиантом, ибо они о том меня просили (что я и учинил бы, понеже на Камчатке при гаване Санкт-Петропавловской провиант, оставленный от вашего высокоблагородия, имелся, ежели б не воспрепятствовало мне рассуждение об экспедиции, что тогда оная еще в действии состояла, и ежели паки в вояж идти повелено будет и служители все по-прежнему на Камчатку соберутся, тогда оный провиант весьма возобновится паче денег, и лучше им дать по два рубля за пуд, нежели б тем провиантом, как я рассуждал по тогдашнему обстоятельству, ведая, с каким великим трудом и продолжением провиант на экспедицию туда завозится), то б они больше двух рублей за пуд получили, ибо на сторону меньше б трех рублей пуда не продали, каков бы дешев ни был.
А, напротив того, и сами они, во время голодования на острове, ежели б кто привез туда лодку хлебов и стали бы у них просить за одну ковригу по десяти рублей или больше, а у них бы, служителей, на столько иждивения имелось, то б, поистине, никто и по такой цене за ковригу пятифунтовую последнего своего иждивения без остатка отдать не пожалел бы, не токмо б по два рубля дать за пуд. Однако ж ежели ваше высокоблагородие по такой предложенной от меня цене по два рубля за пуд, без указа из Государственной Адмиралтейской коллегии дать сомневаться изволите, то хотя с убавкою по полтора рубля за пуд выдать ныне, дабы они, ежели им и по такой цене ныне не дать, а отписываться и о нем в Государственную Адмиралтейскую коллегию и ожидать указа, не остались и еще на продолжительное время в обиде, а о додаче уже к тому вдобавок по вышеобъявленному моему мнению (во исполнение двух рублей, по чему экспедиционной провиант с провозом до Камчатки по меньшей цене стал) еще по пятидесяти копеек за пуд предложить в милостивое рассмотрение Государственной Адмиралтейской коллегии и требовать указа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});