— Фу, Маша, где ты такую мерзость нашла? — картинно возмутился Павел. — Мы же едим!
— А это вам за приколы, подковырки и стеб. Будете знать потом!
— Но мы же по дружбе, не обижайся ты! — примирительно заявил Павел, — А все эти ваши приметы и суеверия — фигня все, и про кошку тоже фигня.
— Фигня-то фигня, — не унимался Олег, — но как это объяснить человеку убежденному и свято верящему в свою правоту?
— Фсё равно фигня, потому что фигня! — шепеляво захихикал Павел. — А вообще, самая несчастливая примета это когда черная кошка разобьет зеркало пустым ведром в пятницу тринадцатого.
— А вообще, — передразнил я Павла, посмотрев на таймер в нижнем углу соседнего монитора, — не оскорбляй чувства верующих и суеверующих. Это небезопасно!
— То же самое можно сказать и про неверующих, — буркнул Павел.
— У неверующих чувств меньше, их вообще почти нет, поэтому каждый обидеть может, причем безбоязненно, — снова съязвил я. — Ведь известно, что у любого верующего человека, абсолютно всякого, есть потаенные секреты, личные тайны, предания или непонятные истории, приключившиеся с ним вчера, этой весной или в глубокой молодости. И молчат люди об этих событиях только потому, чтобы не прослыть сумасшедшими или не получить клеймо врунов или фантазеров.
— Какой ты у нас умный, что дальше ехать некуда. Или просто циничный? — проворчал Олег. — А ведь когда-то выдавал себя за романтика.
— Нет ни одного романтика, — веско сказал я, тыкая пальцем Олегу в грудь, — который с возрастом не стал бы циником. Только вот этот цинизм, благоприобретенный в процессе старения, теперь воспринимается окружающими в качестве жизненной мудрости. Понял?
Олег понял, но промолчал. На том и порешили. Кофе давно уже выпили, а рабочий день все никак не заканчивался.
Вот тогда-то я для себя и уяснил то, что, наверное, знал давным-давно, только не мог внятно сформулировать. Наш мир, такой устойчивый и конкретный, всеми людьми воспринимается по-своему, и выглядит для всех совершенно по-разному.
Знал бы я, сколь примитивно-наивными были тогдашние мои взгляды. Как у той черной кошки из рассказа Олега. Кстати, мои кураторы ни кошку, ни собаку завести на маяке так и не разрешили, сколько я ни просил. Это будто бы могло нарушить хрупкую экологию острова. Ага, так я вам и поверил.
Мое пребывание на маяке закончилось неожиданно и вдруг. Однажды, когда я уже вполне приспособился к жизни на островке, и потерял счет дням, пришел сигнал. Я давным-давно забыл, как он должен звучать, поэтому в первый момент испугался. Вместо того, чтобы сидеть тихо и не рыпаться, как в свое время советовал мой предшественник, я сразу же выскочил на опоясывающий маяк балкон. Там навстречу мне шел, пошатываясь, до смерти перепуганный молодой человек лет двадцати — двадцати двух. Парень выглядел потрясенным до основания нервов, и казалось, сейчас потеряет остатки сознания. Думаю, что в свое время, я на его месте тоже смотрелся не лучшим образом.
— Вас ист дас? — парень еле слышно изрек известную всем фразу, сразу же практически определив свою национальную принадлежность. Немец? Австриец? Германоговорящий швейцарец? Хотя, какая нафиг разница?
— Ду ю спик инглиш? — вместо ответа с надеждой спросил я, поскольку язык Гёте и Моцарта изучал в очень средней школе, делал это лениво и все уже давно позабыл.
— О, йес! — обрадовался условный немец.
Кое-как мы разговорились. Звали его Йохим, фамилия — Берген, и он действительно оказался немцем из Гамбурга. Беседа получилась скупая, но чрезвычайно эмоциональная. Разговор наш пришлось бы воспроизводить в пересказе, ведь говорили мы на весьма плохом английском. Изъяснялись, скажем так. Диалог наш, как можно понять, был странен и коряв, ибо язык Черчилля и принца Уэльского ни для кого из нас родным не являлся, знали мы его с ошибками и говорили с чудовищными акцентами. Вряд ли житель туманного Альбиона понял бы тут хоть что-то. Зато Иохим объяснялся вполне для меня доходчиво, и даже мою речь, судя по всему, понимал прилично. Что, в общем-то, и требовалось. Лишь иногда он просил меня повторить некоторые слова и фразы.
Напоследок Иохим получил от меня тот самый амулет из серого металла, что в свое время на мою шею повесил Иван.
Возвращение домой запомнилось плохо и как-то конспективно. Урывками. Я выполнил все необходимые формальности, положенные по проекту и сдал дела. В назначенное время прилетел вертолет и забрал меня. Уже на борту мне выдали документы, паспорт на мое имя с визами трех государств, карточку Master Card, распечатки «электронных билетов» и тощую пачку американских долларов десятками. Как оказалось, лететь мне предстояло с двумя пересадками и в каждом аэропорту приходилось получать соответствующий посадочный документ. Только один эпизод не давал мне покоя. Помню, когда мы летели над морем, и островок с маяком еще даже и не собирался скрываться за горизонтом, как вдруг вертолет влетел в непроницаемую пелену тумана. Я был готов поклясться, что ни перед взлетом, ни во время полета никакого тумана и в помине не было. Однако на моих сопровождающих это не произвело сколько-нибудь заметного впечатления — все молчали, делая вид, что все оно так и надо. Видимо летчик ориентировался по приборам, потому, что ни солнца, ни неба, ни воды различить не удавалось — одно только молочно-белое пространство кругом. Из тумана мы выскочили неожиданно и вдруг, вокруг снова наблюдалось синее море, голубое небо и яркое солнце. Но никакого маяка позади, как я не всматривался, разглядеть так и не удалось.
Все дальнейшее прошло спокойно и безо всяких приключений. Вертолетом меня доставили в Лорд-Хоув-Айленд, где я почти сразу пересел на борт до Сиднея.
В сиднейском аэропорту оказалось шумно и бестолково, причем я так и не понял, зачем мне надо было иметь австралийскую визу: никто нигде, ни разу ее не спросил. Ну и ладно, все ж таки лучше так, чем наоборот. Я прошел к какой-то стойке и показал свои бумажки. Как выяснилось, ждать предстояло еще часов пять.
Возвращался я каким-то окружным путем через Дубай. Хорошо хоть не через Каир — был и такой рейс. Каирский аэропорт — это что-то. Как вспомню, так вздрогну — жуткая дыра. Никогда не забуду, как однажды летел оттуда с тургруппой. Один из наших перед выходом из отеля так крепко надрался, что практически утратил человеческий облик. Приставал к попутчикам с идиотскими вопросами, смеялся не по делу, курил где нельзя, а в аэропорту вдруг стал проверять документы у ожидающих вылета незнакомых пассажиров. Что интересно — они ему их показывали! А потом этот кадр начал приставать к стюардессам, хватал девушек за задницы (и это на Арабских Авиалиниях!), скандалил с соседями по креслам, несколько раз заставил пересаживаться какого-то китайца, короче — оттянулся парень по полной программе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});