— И чего этот царевич хочет от Египта? — подозрительно спросил Анхури.
— Он хочет, чтобы мы посадили его на трон, — ответил Рамсес. — Царевич явился в Аварис с весьма заманчивым предложением.
Снова заговорил Пасер:
— Царевич Урхи предложил вернуть нам земли, которые хетты отняли у фараона-еретика.
— Все земли? — не удержался Аша.
— Все, — подтвердил Рамсес.
Аша покачал головой.
— Откуда нам знать, что он не передумает? Вспомните Кадеш. Хеттам нельзя доверять!
— Мы можем прийти на земли хеттов и попасть в западню, — согласился Рамсес. — Окажется, что царевича никто не лишал трона. Нас разобьют, и Египту придет конец.
— Вряд ли Урхи настолько коварен, — сказала я. — Он никогда не водил войско в сражение. Стоит послушать, что говорят о нем во дворце слуги-хетты. Они повторяют толки, принесенные путешественниками, и называют его славным и хорошим, но только царевичем, а царем — никогда. Кто из египтян осмелился бы назвать Рамсеса царевичем?
Все молчали.
— Если Рамсес отправится с ним в Хеттское царство, Египет получит большую выгоду; Урхи не посмеет нарушить обещание. И он не воин. Однако если царевич недостаточно умен, то корону он сохранить не сможет.
Визири согласно кивали. Египет поможет Урхи вернуть трон, но если он снова его потеряет — к чему тогда все наши усилия?
— А как же перемирие? — спросил Аша. — Если царевич останется здесь, как поступит Хаттусили?
— Он вполне может нарушить перемирие, заключенное его братом, — заявил визирь Небамон.
— Хетты уже не так сильны, — возразил Пасер. — После смерти Еретика — пока они захватывали наши земли на севере — ассирийцы захватили Митанни.
— А теперь ассирийцам и этого мало, — задумчиво сказал Рамсес.
— Теперь они двинутся на запад, — согласился Пасер, — на города, принадлежащие хеттам. Имея у себя за спиной Ассирию, Хаттусили не может позволить себе враждовать с Египтом.
Рамсес откинулся назад и закрыл глаза. Полководцы ждали, пока он примет решение.
— Мы пошлем Хаттусили договор, — медленно начал фараон. — Подписанный мирный договор между Египтом и Хеттским царством. И обязательство предоставить военную помощь в случае ассирийского вторжения. Хетты — наши враги, но сейчас Ассирия — более серьезная угроза.
— Если Хаттусили подпишет договор, — добавил Пасер, — мы пообещаем ему помощь в случае голода.
— А в обмен на это, — воодушевился Рамсес, — они откроют нам путь к своим портам. И в Кадеш.
Визирь Небамон недоверчиво заметил:
— Ни одна держава не заключала с врагом подобного соглашения.
Рамсес выпрямился.
— Значит, мы будем первыми.
До самого рассвета советники сидели в тронном зале, обсуждая условия договора, но к утру нас осталось трое — Рамсес, Пасер и я. В храме завершилась утренняя служба, и Уосерит принесла нам свежих плодов.
— Расскажите мне про договор, — попросила она, но Рамсес так устал, что и разговаривать не хотел.
— Договор даст Хаттусили возможность сохранить мир и укрепить свой трон, — сказала я. — Если он не захочет подписать, то ему грозит война и с Египтом, и с Ассирией. У нас же еще остается царевич…
Пасер устало улыбнулся.
— Фараон Рамсес ищет новые политические пути. Если Хаттусили не подпишет, мы предложим такой же договор Ассирии.
— Речь идет не только о военной помощи, — добавила я. — Если какой-нибудь преступник решится бежать и спрятаться в стране хеттов, они должны будут выслать его в Египет. А если хеттский преступник перебежит к нам, мы тоже вышлем его обратно.
Уосерит увидела на папирусе мое имя и посмотрела на меня. Моя подпись стоит на официальном документе! Получается, что я — царица, хоть меня еще не объявили главной женой. Мне хотелось танцевать, кричать об этой новости из каждого окна, но нужно было хранить молчание. Пока Хаттусили не подписал договор, все следует держать в тайне. Зато если он подпишет, весь двор узнает, что на договоре есть моя подпись.
— Вам не помешает поспать, — сказала Уосерит с неподдельной радостью в голосе. — Ночь у вас была трудная… Хотя и очень плодотворная.
— Да, если хетты согласятся, — вздохнул Рамсес, щурясь от рассветных лучей.
Мы последовали совету Уосерит и отправились в мои покои.
Утреннее солнце уже припекало, и льняные простыни показались восхитительно прохладными. Я спросила Рамсеса, не следует ли нам пойти в тронный зал, но он ответил:
— Никого не желаю сейчас видеть… разве что гонца с новостями от хеттов. И тебя.
Рамсес нежно погладил меня по щеке, но тут в двери постучали, и он убрал руку.
— Нефертари! — позвали из-за дверей. Стук не прекращался. — Нефертари, открой! — кричали за дверьми.
Я узнала голос Исет и взглянула на Рамсеса.
— Что же она делает?! — воскликнул он.
— Не знаю. — Я распахнула дверь.
От ярости Исет даже не заметила Рамсеса.
— Это правда? — набросилась она на меня, и я сразу поняла: Рахотеп ей все рассказал. — Рамсес и вправду поставил твое имя на письме, которое послали хеттам?
Я не успела ответить, как Рамсес выступил вперед и ответил:
— Да.
Исет отпрянула.
— Ты же обещал! — прошептала она.
— Исет…
Рамсес протянул руку, пытаясь ее успокоить, но она злобно затрясла головой.
— Нет! Ты обещал… Мне следовало знать, что ты нарушишь обещание — ради нее!
— Я никогда не нарушал обещаний!
На крики Исет у моих покоев собралась небольшая толпа: останавливались проходившие мимо придворные, у стен замерли слуги.
— Нарушил! — не унималась Исет, не двигаясь с места. — В нашу первую ночь ты обещал любить меня больше, чем других. Ты обещал! — вопила она, и глаза у нее сделались безумные. — Ты меня обнимал и…
— Исет!
— И уверял, что нет другой такой прекрасной и соблазнительной женщины. Говорил, что народ меня любит! Но на письме не мое имя, а имя Нефертари!
Рамсес посмотрел на меня — как я отреагирую? Ведь теперь о письме узнают все придворные.
— Иди к себе, — велел он Исет. — Иди к царевичу и успокойся.
— Я не могу успокоиться! — взвизгнула она. — Ты оскорбил меня в присутствии всего двора!
Исет огляделась и вдруг сообразила, что здесь и вправду собрался весь двор. На шум явился и Рахотеп. Он шагнул к Исет, собираясь увести ее.
— Не трогай меня! — крикнула она. — Ты тоже уговаривал его так сделать! Ты притворялся, что на моей стороне, а сам старался возвысить Нефертари!
— Никто ее не старался возвысить, — веско сказал Рамсес. — Нефертари сама себя возвысила. И потому, когда кончатся празднества, она станет царицей.