— Отряд Ра попал в окружение, — тревожно сообщил Ибенра. — Убито больше двух тысяч воинов.
— Давайте уходить, — умоляла Исет. — Нужно бежать, пока нас не поубивали.
Она направилась к своему шатру, но Ибенра загородил ей дорогу.
— Если ты отправишься одна, тебя схватят враги. Мы снимемся с лагеря, когда решит царевна Нефертари.
— Да вы посмотрите! — Исет с безумным видом указывала в долину.
— Вражеское войско еще далеко, — объяснила я. — Если мы пойдем в Дамаск, лучше не станет. Туда два дня пути.
Исет побледнела, а я спокойно добавила:
— Скоро придет Аша. Если мы уйдем, Рамсес останется без припасов и попадет в окружение.
В надежде увидеть победное знамя Рамсеса, мы ждали, пока солнце поднимется выше, но хетты все приближались.
— Его разобьют! — истерически кричала Исет, бегая по холму. — Разве вы не понимаете? Его одурачили эти двое! Он погибнет, а вместе с ним и мы! Не нужно ждать Ашу!
Я посмотрела на Ибенра.
— У нас еще есть время?
— Только до полудня.
Исет умоляюще глядела на меня: если Аша и придет, он не успеет отрезать хеттский отряд, который быстро приближался к нам.
— Нужно идти, — сказала я. — Мы ждали столько, сколько могли.
Исет с глубоким облегчением закрыла глаза, а Ибенра коротко кивнул.
— Выступаем! — прокричал он, и вот, окруженные вооруженной стражей, конями, повозками с зерном, мы устремились с холма — к египетскому городу Дамаску.
Глава двадцать шестая
ТЯЖЕЛОЕ ОДЕЯНИЕ БОГА ПТАХА
Дамаск
Правитель Дамаска получил распоряжение поместить меня в самых лучших покоях. Исет, вне себя от страха, даже не жаловалась. Два дня она бродила по комнатам и заламывала руки, думая о том, какая ее ждет участь, если Рамсес погибнет. На третий день за ужином я села рядом с Исет. Она шарахнулась от меня, словно крыса от ястреба, но я успокаивающе, накрыла ее руку своей ладонью.
— Даже если хетты сюда придут, кого они, по-твоему, пощадят? Оглядись — здесь нет никого краше тебя.
Исет трусливо забегала взглядом по комнате.
— Рамсес не умрет. Хетты его не разобьют, — решительно заявила я.
— Откуда тебе знать?
Свет, падавший сквозь окна, хорошо освещал лицо Исет: даже опухшие и покрасневшие глаза ее не портили. Я говорила правду: она была красивее всех.
— Фараона берегут боги, — напомнила я. — Амон, и Ра, и Осирис, и Сехмет.
Я делала вид, что не сомневаюсь в нашем успехе и победа — только вопрос времени. И все же каждый день, не приносящий новостей, тянулся невыносимо медленно. Ночью над дворцом повисал пыльный жар пустыни, и мне казалось, что это тяжелые покрывала бога Птаха, супруга богини Сехмет, накрывают и душат город погребальной пеленой. Неизвестность томила, не давала спать, есть, даже дышать. Что происходит с Рамсесом под стенами Кадеша?
Пять дней мы жаждали хоть каких-нибудь известий, словно голодные кошки — корма. Ибенра в нетерпении встречал каждого приближающегося к городу всадника. В конце концов прибыл гонец с посланием от сражающихся. Правитель немедленно дал нам знать.
— Госпожа! — кричала Мерит. — Гонец!
Я и позабыла, что женщине бегать неприлично и что на мне нет парика. Ведь Рамсес со своим двадцатитысячным войском попал в окружение! Если его разобьют, он потеряет не только Кадеш, но и весь Египет. Рамсес рискнул, поставил на кон все.
Я вошла в тронный зал, и правитель, подав мне руку, подвел меня к одному из четырех стоявших на возвышении тронов, три из которых предназначались для фараона и двух его самых любимых жен. Я села рядом с Исет. Мы старались выглядеть уверенно, но вряд ли могли обмануть других.
Гонец переводил взгляд с Исет на меня и обратно.
— Объявлено перемирие! — возвестил он. — Перемирие между хеттами и Египтом.
— Перемирие? — спросил Ибенра, стоявший у возвышения. — Что ты такое говоришь?
— Хетты отступили к холмам, — ответил юноша. — А войско фараона с победой идет к Дамаску!
Исет обмякла на троне.
— Мы победили, — прошептала она. — Египет спасен.
— Египет, быть может, и спасен, — сказала я, — но фараон еще не победил. Перемирие — это не победа!
Как только Рамсес мог поверить лазутчикам! Он рискнул всем, желая выполнить завет отца, — повел двадцать тысяч воинов на север, к Кадешу, и даже не усомнился в рассказе нарочно сдавшихся в плен хеттов. Поверил выдумкам о том, что Муваталли, опытный воин, испугался молодого фараона и отступил.
— За кем остался Кадеш? — спросила я.
— За хеттами, царевна. Военачальники говорят, что могло быть куда хуже. Ходят слухи, что фараон уцелел благодаря тебе.
Правитель Дамаска и его сановники повернулись ко мне.
— Я же ничего не сделала.
— Сделала, госпожа. Три отряда, которые ты отправила вслед за отрядом Амона, дали фараону возможность подготовиться и перейти в наступление.
— Они и так должны были выйти…
Юноша покачал головой, словно отметая мои возражения.
— Тебя называют царицей-воительницей, госпожа. Даже хетты знают твое имя!
Вслед за гонцом мы приблизились к окну, из которого правитель всегда обращался к народу. За стенами города уже раздавался боевой клич: «Рамсес!» Затем прозвучал другой: «Царица-воительница!»
— Сколько же их? — прошептала я.
— Двенадцать тысяч, — сказал гонец.
Я повернулась к нему.
— Полегла треть войска?
Он опустил глаза.
— Да, госпожа. Зато погляди на этих!
Молодость не позволяла гонцу полностью осознать случившееся.
Войско приблизилось к воротам дворца, на солнце золотом сверкало оружие. Мы втиснулись в узкий проем окна. От Исет веяло ароматами лаванды и жасмина.
— Он вернулся! — крикнула я. — Вернулся!
Въезжая во двор, Рамсес торжествующе поднял меч. Его кожаные доспехи были в крови, корону немес он снял, и волосы свободно струились по спине. Фараон поднялся к нам по лестнице. Исет держалась позади; передо мной расступились стражники, и я бросилась к мужу.
— Нефертари! — воскликнул он. — Моя Нефертари!
Потом Рамсес крепко обнял Исет, и она зарыдала у него на груди, как рыдала каждый день после выступления из Авариса.
— Как же ты уцелел? — прошептала я, разглядывая мужа, не ранен ли.
— Только милостью Амона, — признал Рамсес. Он повернулся к народу, победным жестом вскинул руку и объявил: — Мы вернулись!
Толпа перед дворцом разразилась оглушительными ликующими криками, которые подхватили на улицах. Потом Рамсес пообещал людям мир, пообещал, что они смогут торговать в Эгейском море на территориях хеттов, и поклялся, что, несмотря на потерю Кадеша, Египет выстоит.