3. Природе достаточно изменить любую малость в существующем порядке вещей, чтобы погубить смертных. Так что когда придет время и это станет необходимо, рок приведет в действие сразу много причин. Ибо подобная перемена не обойдется без сотрясения всего мира, как полагают некоторые, в частности, Фабиан[373].
4. Вначале льются непомерные дожди, и печальное небо без единого проблеска солнца покрыто облаками, и беспросветный туман, и тьма, сгустившаяся из влаги, которую никогда не высушивают ветры. Этого достаточно, чтобы испортить посевы, чтобы гнилые колосья поднимались из земли без зерна. Затем на месте всего, что было посажено человеческой рукой и сгнило, по всем полям всходит болотная трава.
5. Вскоре доходит очередь до растений покрепче: деревья падают с подмытыми корнями, мягкая, растекающаяся почва не удерживает больше ни лозу, ни кустарник. Не держатся даже травы в лугах, так любившие влагу. Наступает мучительный голод, и руки протягиваются за старинным пропитанием: обтрясают желуди с дубов, отыскивают каждое дерево, случайно оставшееся стоять, застрянув в ущелье меж двух плотно сдвинутых скал.
6. Покосились и текут крыши домов, вода льет внутрь, оползают фундаменты, вода повсюду стоит выше уровня почвы. Напрасно пытаются укреплять шатающиеся строения: всякая опора втыкается в склизкую землю, похожую больше на ил; в ней ничего не держится.
7. Все больше туч скапливается и прорывается дождем, тают снега, столетиями собиравшиеся в горах, и вот наконец с самых высоких вершин скатывается бешеный поток, срывая едва держащиеся на корню леса, раскатывая в мелкую гальку скалы с ослабевшими скрепами, смывая деревни и унося пастухов, смешавшихся со стадами; разбив в щепки небольшие дома, захваченные мимоходом, он слепо обрушивается на большие города, увлекая за собой стены, падающие и давящие людей — а те не знают, что и вопить: «Обвал!» или «Наводнение!» — до того одновременно явилась опасность быть раздавленными и утонуть. Двигаясь дальше и по пути вбирая в себя другие потоки, он опустошает тут и там все равнинные области; в конце концов, запруженный трупами — ибо человеческие племена поставляют для этого обильный материал, — он разливается во все стороны.
8. А реки — и по природе-то своей неукротимые, а теперь еще подгоняемые бурями, они покинули свои русла. Как ты думаешь, на что будут похожи Родан, Рейн, Данубий, у которых и в обычное время течение бурное, когда, разлившись, они выйдут из берегов и, раздирая почву, одновременно станут прокладывать себе новое русло?
9. С какой головокружительной силой катятся вперед эти реки! Рейн течет по полям и лугам, но даже простор не может его утихомирить: широчайшие воды свои он гонит, как в тесном ущелье. Дунай подмывает не только подножия и склоны гор, он добирается до вершин горных хребтов, смывая и унося с собой горные отроги, рухнувшие скалы, даже целые области предгорий, расшатав их основание и оторвав от материка; после этого он не может найти выхода, ибо сам преградил себе все пути, и течет по кругу, замыкая в свое кольцо огромные просторы со многими странами и городами!
10. Тем временем дожди все идут, небо все тяжелее, и из одной беды мало-помалу рождается другая. То, что раньше было туманом, теперь ночь, кромешная и страшная от вспышек жуткого света. Ибо молнии сверкают одна за другой, грозы сотрясают море, начинающее расти от притока новых рек и уже самому себе тесное. Вот оно уже переходит границу и все дальше отодвигает свои берега; однако потоки мешают ему выходить из берегов и гонят прибой назад. Впрочем, большая их часть, задержанная узким устьем, разливается стоячими водами, превращая поля в одно сплошное озеро.
11. Уже все, насколько хватает глаз, покрыто водой; все холмы скрылись в пучине, и глубина повсюду бездонная. Вброд можно идти только на вершинах самых высоких горных хребтов; к этим возвышенностям бежали с детьми и женами люди, гоня перед собою стада. Прервано сообщение между несчастными, невозможен переход друг к другу, ибо все, что чуть пониже — залито волнами.
12. За самые высокие вершины цеплялись остатки человеческого рода; у доведенных до крайности людей было лишь одно утешение: испуг перешел в отупение. Потрясение не оставило места страху, и даже боль их покинула: ибо она теряет свою силу в том, кто настолько несчастен, что уже не чувствует горя.
13. И вот, наподобие островов торчат из воды
Бывшие горы, число Киклад разбросанных множа[374],
как превосходно выразился одареннейший из поэтов. Он же сказал, сообразно величию события:
Все было море одно, и не было брега у моря[375].
Если бы еще он не испортил такой полет вдохновения и грандиозность материала неуместными ребячествами:
Волк плывет меж овец, волна льва рыжего тащит[376].
14. Едва ли достойно трезвого человека изощряться в остроумии по поводу поглощенного водой земного шара. Он поведал о неимоверном и точно отобразил размеры смятения в следующих словах:
Вот по широким полям, разливаясь, несутся потоки… И уже скрыты от глаз погруженные доверху башни[377].
Это великолепно; если бы только он оставил в покое волков и барашков! Да и можно ли плавать в потопе, в этом всепоглощающем водовороте? Разве не тонул весь скот в той же волне, которая смывала его с берега?
15. Теперь ты можешь вообразить себе надлежащие размеры происходящего: вся земля погребена под водой и само небо обрушивается на землю. Удержи перед глазами эту картину. Подумай: земной шар плывет, — и ты будешь знать то, что нужно знать о потопе.
Глава XXVIII
1. Однако вернемся к нашему предмету. Некоторые полагают, что бесконечные ливни могут причинить земле много вреда, однако не могут совершенно затопить ее: чтобы сокрушить великое, нужен великий удар. Дождь испортит посевы, град побьет плоды, реки вспухнут и поднимутся, но останутся в своих берегах.
2. Есть и такая точка зрения: на землю двинется море — это и послужит причиной столь великого бедствия. Ни потоки, ни ливни, ни реки не могут причинить достаточно зла, чтобы вызвать такое грандиозное крушение. Когда настанет день погибели и суждена будет перемена человеческому роду, тогда, я согласен, зарядят беспрерывные дожди и ливни без передышки; прегражден будет выход аквилону и австру с его сухим дыханием, и тучи и потоки будут течь обильно и беспрепятственно. Это уже великое бедствие:
В поле хлеба полегли; погибшими видя надежды, Плачет селянин: пропал труд целого года напрасный[378].
3. Но это не предел: нужно, чтобы земля не попорчена была, а сгинула вовсе. Так что все это — только прелюдия; вслед за нею начнут расти моря, но не так, как обычно: прибой перейдет черту, дальше которой не достигали волны в самый сильный шторм. Затем они покатят к берегу неимоверной величины волну; в спину ее будут подгонять ветры, поднимая еще выше; и разобьется она о сушу в таком месте, откуда давным-давно не видать прежней полосы прибоя. Так дважды и трижды будет переноситься берег в глубь суши, морская пучина вторгнется в чужую область, как бы отодвинув границы ей дозволенного, и, словно наконец ничто ему не препятствует, на землю двинется вал, вышедший из самых сокровенных морских недр.