не сделала ничего из того, чего я от тебя ожидала.
– Ты права, мам. Я такое разочарование, верно? Потому что я лучше буду работать волонтером в собачьем приюте, чем останусь дома корчить из себя степфордскую жену[15]. Или потому что я лучше пойду за покупками в комиссионку, чем надену то дерьмо, которое носишь ты и все твои претенциозные подруги. Или, может быть, я разочаровываю, потому что не хочу выходить замуж за парня, который использовал меня три года, пока ему было скучно. Прости, я больше не хочу быть его вариантом, мама, я устала от того, что вы оба заставляете меня чувствовать, что я недостаточно хороша. Я действительно покончила со всеми, кто заставляет меня так себя чувствовать.
– Стиви, я…
Мама не может продолжать, потому что Зандерс быстро подходит и закрывает ноутбук.
– Что ты делаешь?! – Я все еще взвинчена, энергия так и течет по моим жилам. Я хочу продолжить. Хочу высказать все, что когда-либо было у меня на уме. Понятия не имею, откуда это берется, но сейчас я не могу остановиться.
– Останавливаю ее. – Зандерс говорит спокойно и сосредоточенно. – Ты сказала то, что тебе нужно было сказать, и, насколько я могу судить, я бы не хотел слышать ничего, что она могла бы возразить. Пока она не научится говорить с тобой, она не будет с тобой разговаривать. По крайней мере, не в моем доме.
Я делаю несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Или, по крайней мере, пытаясь это сделать.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.
– Она такая стерва.
Из его груди вырывается смех.
– Да, она такая. Но ты в порядке?
Я делаю долгий глубокий вдох:
– Да, в общем да. Это было приятно.
– Черт возьми, да. Молодец, детка.
Я хотела бы сказать, что не знаю, откуда взялась эта новообретенная уверенность, но это было бы ложью. Она возникла благодаря почти двухметровому хоккеисту в татуировках и золотых украшениях, который не дает мне забыть о том, чего я сто́ю.
– Я просто хочу, чтобы она приняла меня такой, какая я есть, и тот факт, что ее одобрение или его отсутствие так сильно меня беспокоит, приводит в бешенство.
– Не хочу читать тебе нравоучения, Ви, но правильные люди, те, кто заслуживает того, чтобы присутствовать в твоей жизни, примут тебя именно такой, какая ты есть. Это то, чему я быстро научился в последнее время.
Я склоняю голову набок, выражение моего лица смягчается, недавний гнев рассеивается.
– Я принимаю тебя таким, какой ты есть.
Он морщит нос, а потом садится рядом и, спихнув меня со стула, усаживает к себе на колени.
– Я знаю. – Слова сопровождаются быстрым поцелуем. – И я принимаю тебя, но что более важно, в какой-то момент тебе нужно будет самой принять себя.
Тьфу, ну что за мужчина.
– Хорошо, мистер «Почти десять лет терапии». – Я утыкаюсь ему в шею, мой голос приглушен его кожей. – Я действительно принимаю себя.
Он отстраняется, заставляя меня посмотреть в его карие глаза.
– Правда?
Кивнув, я тихо добавляю:
– Вообще-то, да. Я начала признавать, что моя фигура отличается от фигур девушек, с которыми я росла, и это нормально. И я приняла свои вьющиеся волосы, хотя всегда хотела, чтобы они были другими. Я просто провела много времени с людьми, которые заставляли меня чувствовать, что я недостаточно хороша или выгляжу не так, как они хотят, что я не думала, что мне это может нравиться. Но я начинаю понимать.
Зандерс смотрит на меня, и на его губах появляется мягкая, гордая улыбка.
– Не все время, – продолжаю я. – Бывает много дней, когда я все еще чувствую дискомфорт, но раньше это было каждый день. Теперь это не так.
Он убирает с моего лица беспорядок, который я предпочитаю называть своей утренней прической.
– Это уже прогресс, Ви.
– Прогресс, – соглашаюсь я.
– Однажды, я надеюсь, ты сможешь в полной мере оценить тело, в котором живешь, потому что, милая, оно обжигающе горячее, и мой член никогда не был так счастлив.
– Господи, – я со смехом откидываюсь назад, – ты неисправим.
– Ты одержима мной. Признайся. – Он покрывает поцелуями мою шею и щеку. – И, кстати, у меня новый номер, так что я сообщу тебе его позже, хорошо?
– Из-за твоей матери?
Выражение лица Зандерса становится пустым и застывшим, но потом он кивает в знак подтверждения.
– Хочешь поговорить о вчерашнем?
– На самом деле нет.
Я одариваю его понимающей улыбкой:
– Хорошо.
Зандерс колеблется, вглядываясь в мое лицо, а потом глубоко вздыхает.
– У меня случилась паническая атака, потому что я был зол на нее за все. За то, что позвонила мне, за то, что бросила меня, когда я был подростком, за то, что попыталась вернуться в мою жизнь из-за моих денег. Такие приступы у меня бывают нечасто, но если я действительно расстроен и не могу ясно мыслить, иногда меня накрывает.
Я по-прежнему обнимаю его за шею.
– Тебя это пугает? – осторожно спрашивает он. – Может, мне стоит успокоиться и не рассказывать тебе абсолютно все. Это для тебя чересчур.
Я в замешательстве сдвигаю брови:
– Что? Нет, конечно, нет. Я думаю, что это, вероятно, самая привлекательная черта в тебе – твоя открытость по отношению к своему психическому здоровью.
– Привлекательнее, чем мое горячее тело или, как ты неоднократно стонала прошлой ночью, мой отмеченный наградами член? – Его улыбка не могла бы быть более самодовольной.
– Почти так же привлекательна, как и твоя скромная личность, – невозмутимо отвечаю я. – И твоя мама – сущий кошмар, Зи.
– Как и твоя.
Я кладу голову ему на плечо.
– Посмотри на нас, – поддразниваю я. – Травма сближает.
Его тело вздрагивает подо мной в беззвучном смехе.
– Вчера я понял, что, кажется, злюсь на нее за то, что она причинила боль моему отцу, и, честно говоря, я никогда раньше не думал об этом с его точки зрения.
– Ты с ним разговаривал?
Зандерс качает головой:
– Не разговаривал с самого Рождества. Не пойми меня неправильно, я все еще зол на него, но не так сильно, как я думал. Я был эгоистом, думая, что пострадал только я, а ведь от него ушла жена. Даже сейчас, говоря это, я не могу разобраться в своих чувствах.
Я слегка почесываю кожу под его изрядно всклокоченными волосами.
– Прогресс, – повторяю я его предыдущие слова.
Карие глаза сияют пониманием.
– Прогресс. – Он прячет лицо у меня на шее. – Что ты думаешь насчет того, чтобы, возможно, прийти на мои игры?
– Зи, – поддразниваю я, отстраняя его лицо и заставляя посмотреть на меня. – Так официально. Ты предлагаешь мне стать твоей постоянной девушкой?
– Да. – Он целует меня в губы.
– Ты действительно думаешь, что это хорошая идея? Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел.
– Может, и нет, но у меня никогда не было никого, кто пришел бы поболеть за меня, кроме сестры, и это было бы здорово.
Меня переполняет понимание.
– Тогда я там буду.
– Да? – Он прямо лучится надеждой.
– Да, но