Читать интересную книгу Начало жизни - Елена Серебровская

Маша ощутила острую ненависть к этой непрошенной помощнице, «открывающей глаза» ее матери. Старая сплетница!

«Неужели так будет и со мной? — с ужасом думала Маша. — Я полюблю и выйду замуж, а он спустя несколько лет разлюбит, начнет бегать к другим (она уже слышала и запомнила это ходячее выражение)… Что ж делать? Прощать? Умолять вернуться? Нет! Неужели это обязательно — охлаждение и измена!»

Глядя на улицу в окно, она не раз наблюдала смешную сцену: двое немолодых супругов выводили гулять своих крупных псов — овчарок. Собаки были симпатичные и, вероятно, жили в дружбе. Супруги же всякий раз бранились на улице, не стесняясь посторонних.

— Вы извели меня своими скандалами, вы мелочная, ничтожная женщина! — громко говорил мужчина, переходя от своей спутницы на другую сторону улицы.

— Я не встречала более изолгавшегося, более фальшивого человека! — громко вторила ему женщина через всю улицу.

А собаки дружно сходились на середине мостовой, весело обнюхивались, играли, бегали вместе.

Маша не раз наблюдала ссоры этих двух людей, забывающих, что на них смотрят, что над ними смеются. Идут и мучают друг друга. Неужели это бывает со всеми — охлаждение, измены?

Становилось так горько на душе, так обидно и тоскливо, точно кто-то уже разлюбил и тебя, разлюбил и бросил. «Нет, я всё устрою не так».

Пришел отец с работы. Он обедал, как ни в чем не бывало. Мама подавала обед, словно ничего не случилось. «Оба молчат и лгут, — подумала Маша, — делают вид, что всё хорошо. Подойти бы к нему и спросить прямо: «Ты любишь маму? И если да, то кто приходил к тебе летом, когда нас не было?»

Ей очень хотелось спросить об этом отца напрямик. Боялась, что может случиться взрыв, неприятность. Лучше пусть тише… Но он разговаривал за столом так спокойно, словно совесть его была абсолютна чиста. А может, она и чиста, может, это всё тети Полины сплетни?

Маша села за уроки. Дверь в кабинет отца была прикрыта неплотно. Родители разговаривали вполголоса. Им было о чем поговорить — только вчера отец делал доклад на ученом совете:

— Представляешь, с какой миной он меня поздравил? Сам руку жмет, а рожа кислая, надеялся, что разгромят меня. Ну, а я мужик, шел напрямик, всё называл своими именами.

— Конечно, сторонники твои еще молодые, их голоса не решали.

— У меня и новые появились. У нас новая сотрудница, очень способная баба, кандидат наук… Тоже присутствовала, вопрос мне подкинула выигрышный, — знала, что́ спрашивать. Летом она меня даже консультировала — диссертация у нее о новых сортах пшеницы.

— У нее шляпка с цветами? — спросила мама совсем тихо.

— Не помню, кажется. Да, с цветами, синенькими такими. А почему это тебя интересует?

— Так просто.

Отец рассмеялся:

— Как там у Шекспира: «ревность это чудовище с зелеными глазами»? В самом деле, эта особа премилая. Ну и отхватил себе Авдей жену! И ученое звание, и умница, и собой хороша.

— Она… жена Авдея?

Дальше слов не было слышно, а только какие-то неясные звуки, вздохи, не поймешь. Наверно, отец целовал маму, а она старалась не расплакаться от радости, что всё в порядке, что муж честен перед ней, а тетя Поля — глупая сплетница.

Поправляя растрепанную прическу, мама вышла в столовую, чтобы узнать, что там за шум. К своему удивлению она увидела свою взрослую донку кружащейся на месте, вокруг собственной оси… Маша, увидя мать, остановилась, покачиваясь от приятного головокружения, кинулась к матери и стала обнимать и целовать ее.

— Что ты, Машенька, что с тобой? — спросила мама, радостно улыбаясь.

— Так просто… Настроение хорошее!

И она, припрыгивая, побежала убирать комнату.

Почтальон принес почту. Маша с жадностью набросилась на «Ленинские искры» и прочла все четыре полосы. Из газеты она узнала нечто такое, что заставило ее бегом ринуться к телефону. Делегаты пионерского слета, происходившего в Берлине, приехали в Ленинград! На вокзале их встречали пионеры и комсомольцы города с цветами…

— Редакция? Говорит ваш деткор из Петроградского района Мария Лоза. Я хотела узнать насчет делегатов слета… Где бы на них посмотреть?

— Приезжай сегодня пораньше, получишь билет на встречу с ними, — ответили из редакции. Маша немедленно отправилась за билетом.

Вот они, делегаты слета!

В просторном зале почти все места заполнены детьми в красных галстуках. Все они — в белых рубашках или блузках, в синих или черных трусах или юбчонках. И никак не разберешь, которые свои, ленинградские, которые — иностранцы. Только маленьких монголов можно сразу отличить по разрезу глаз, а белолицые ребята — пойми, откуда они!

Волнуясь, проходит Маша между рядов, ищет свободное место. Вон в седьмом ряду третий от прохода стул не занят. А кто соседи?

Проход тесный, Маша задевает сидящих и просит извинения. Ей улыбается в ответ девочка, чуть похожая на нее, такая же высоконькая, круглолицая, беленькая, только косичек нет — острижена коротко. С другой стороны сидит мальчик вроде Севки, чуть постарше, и вертит в руке блокнот в зеленой обложке. Не наш блокнот, у нас не такие! Этот — гость, наверное.

— Ты кто? — приветливо спрашивает Маша мальчика, — ты немец? Француз? Англичанин?

Мальчик щурится от смеха и на каждый вопрос отрицательно качает головой. Наконец, не выдерживает:

— Я свой, ленинградский… Вот он — англичанин, — мальчик показывает на соседа слева, худенького, черноглазого, в такой же рубашке с короткими рукавами, как и на нем самом. — Он мне блокнот подарил… Его зовут Хайгет Джек. Яша по-нашему.

Маша жмет Джеку руку. Пробует заговорить с ним по-немецки, но Джек не знает иностранных языков. Он застенчиво улыбается, потом достает носовой платок и вытирает нос. Он не знает, как быть, как объясниться. Переводчика поблизости нет.

Маша пытается разговаривать руками, жестами. Становится легче: этот язык Джек понимает не хуже нас. Маша просит его написать ей в блокнот свой адрес, чтобы потом послать ему письмо. Хайгет охотно пишет, очень разборчиво и понятно, хотя в адресе многовато цифр. Ну ничего, у них, значит, так принято.

Соседка справа тоже интересует Машу, но не охота опростоволоситься второй раз. Вдруг она — тоже своя, ленинградская! Опять этот паренек слева расхохочется!

— А ты здешняя? — спрашивает Маша по-русски. Девочка улыбается ей и отвечает: «Дойчланд».

Немка! Ну, значит с ней удастся поговорить. Маша припоминает всё, чему ее выучила Елизавета Францевна, и начинается беседа. Девочка из Гамбурга, это портовый город. Ее отец работает грузчиком в порту. У нее есть еще старший брат, но он не работает, хотя очень хотел бы. Работы не найти сейчас. Брат безработный.

Девочку зовут Фрида Риттин. И хотя она разговаривает по-немецки, она не кажется Маше чужой, как и сосед слева. Девочка с готовностью тоже записывает в блокнот свой адрес, а себе просит записать Машин. Они хорошо понимают друг друга. Фрида рассказывает, как она ехала в Галле, а пришлось переезжать в Берлин, и какие были красивые демонстрации, а гости — делегаты слета все ехали на грузовиках, потому что полицейпрезидент Цергибель запретил им участвовать в демонстрациях, так как они… не знают берлинских правил уличного движения. И они ехали, а не шли, и Цергибель уже ничего не мог поделать. Потом она рассказывает, как интересно было в Москве, и что она видела Ленина в мавзолее. Ей, наверно, придется дома целую неделю рассказывать.

Звенит звонок. На трибуну выходят по очереди маленькие французы, итальянцы, американцы, немцы. Они говорят коротко. Они все передают приветы ленинградским пионерам. И немножко рассказывают о себе и о своих странах. Там живется не легко. Некоторые из них редко едят дома досыта, на слете даже прибавили в весе…

Выступления переводятся на русский, а Маша старательно переводит их своей соседке на немецкий язык. Фрида благодарно пожимает руку Маше.