со мной? – сквозь тембр его красивого голоса я услышала, что мелодия замедлилась, музыканты начали играть вальс, и зал наполнился танцующими парами.
Вручила бокал официанту, Давид подцепил мою ледяную руку и сжал, накрывая своими горячими пальцами.
– Ты не хочешь со мной разговаривать или есть другая причина твоего молчания?
Страх.
Растерянность.
Переполнившее сердце смятение.
– Ты велел мне сделать аборт, – произнесла затравлено и тут же потупилась, потому что на нас начинали оборачиваться. Видимо мы являли собой очень интересную парочку.
Впервые за вечер пожалела, что моя спина обнажена, ведь прикосновение пальцев Самсонова бьет по нервам как провода в двести двадцать.
Давид опустил взгляд.
– Если на чистоту, на твоем месте я не стал бы с собой танцевать и даже не смотрел бы в свою сторону после тех слов.
Я кивнула, подтверждая верное направление его мыслей.
– Но ты танцуешь.
Крыть мне было нечем, и я прибегла ко лжи.
– Я хорошо воспитана, – произнесла с теперь уже удавшейся улыбкой, правда та не коснулась глаз.
– Я не могу без тебя, – одна фраза и броня, что я старательно выстраивала вокруг себя треснула. Сжала его плечо пальцами и невольно подняла голову, мгновенно уходя в омут этих карих глаз по самую макушку. Давид не лгал. Знала это по севшему голосу, по отсутствию маски на всегда холодном и собранном лице, по сбившемуся пульсу, который в унисон с моим прорубал в груди дыру. – Это не повод прощать мне мои слова и спускать с рук то дерьмо, что я творил, но это факт. Я люблю тебя.
Мои ноги дрожали и словно чувствуя это Давид теснее прижал меня к себе, не позволяя упасть или пошатнуться.
– И если ты когда-то решишь меня простить, я каждую гребаную секунду своей жалкой жизни буду доказывать тебе, что ты не прогадала.
Не могла ничего сказать. Лишь хлопала глазами и молчала, не чувствуя ничего, кроме сошедшего с ума пульса и его грохота в ушах.
Зал взревел аплодисментами и это отрезвило. Повернулась в сторону сцены, на которой стоял отец. Тот улыбался нам и махнул рукой, приглашая подняться, но думаю, он звал Давида, а не меня, и я при желании не смогла бы сделать и шага поэтому опустила руки и проигнорировав напряженный взгляд Самсонова кивнула.
– Иди, он ждет тебя.
Давид счел это за ответ и мгновенно натянул на лицо маску равнодушия. Мне стало холодно.
Его руки опустились и мой персональный ад оставил меня в одиночестве среди сотен гостей.
А я попыталась сделать вдох, но не смогла. Смотрела в спину единственному мужчине, которого когда-либо любила и умирала от невозможности найти в себе силы простить его.
Голова кружилась.
Было нечем дышать…
– Ты чего такая бледная? – Ангелина взяла меня за руку и с тревогой заглянула в глаза.
– Переволновалась, ничего страшного, – ответила пересохшими губами и сжала руку невестки, которая смягчилась, услышав мое заверение.
– Отец объявит всем, что Давид его сын, – она заговорила, а я перевела взгляд на сцену, на которой стоял Самсонов рядом с моим папой. – Арман смягчился, они с Давидом даже перекинулись парой фраз перед началом банкета.
– Прекрасно, – ответила раздраженно. Не знаю, что меня в этой ситуации бесило больше: тот факт, что близкие приняли Давида в семью, или же то, что он так легко отступился после своего признания и не стал меня добиваться.
– Дашь ему второй шанс? – Ангелина смотрела на сцену.
– А ты бы дала? – спросила, в глубине души зная ответ на вопрос, который меня мучил.
– Я же замужем за твоим братом, – она повела плечом, подчеркивая очевидное, и я потупилась.
Вечер продолжался, отец, как и собирался, объявил всему миру о том, что Давид его сын.
Бесконечным вопросам и хаосу в зале не было конца, лишь когда эта мини пресс-конференция завершилась, и всех пригласили к ужину, гости немного успокоились.
Меня не тошнило, но кусок в горло не лез. Давид больше ко мне не подходил, а я как последняя мазохистка высидела весь прием до конца, издали наблюдая за Самсоновым, который танцевал с Ангелиной, потом со своей теткой, а после кружил в медленных танцах других девушек, выбирая как специально незамужних и красивых.
После завершающего вечер вальса, который Самсонов провел с миловидной блондинкой, виснувшей на его шее как маленькая обезьянка, гости засобирались домой, и я решив, что с меня хватит направилась наверх.
Переоделась и набросила серебристый шелковый халат, собираясь заглянуть к детям.
Время перевалило за полночь, они наверняка спят, но проверить не помешает.
Голоса внизу стихали, гости разъезжались, остались самые стойкие, которые расположились в гостиной внизу, и я выскочила из комнаты и зашагала по коридору в сторону детской.
Подошла к лестнице, собираясь пройти мимо, но застыла, заметив на ступенях знакомую фигуру.
– Почему ты не с гостями? – спросила, глядя как Давид поднимается по ступеням мне навстречу. Он поднял голову, и прошелся взглядом по моей фигуре в тонком шелке.
– Хотел пожелать тебе спокойной ночи, – произнес спокойно и поднялся, ровняясь со мной.
Он на ступени ниже, я на площадке второго этажа.
Его рубашка расстегнута, галстук развязан. Слишком красив, чтобы быть настоящим. Внутри меня поднялась волна трепета, но ее тут же погасили воспоминания о проклятых словах.
– Что ж, спокойной ночи, – сказала без эмоций и Самсонов сверкнул взглядом.
Подцепил мою талию, притягивая ближе и коснулся губ в легком поцелуе-касании. Моя голова закружилась, будто я весь вечер прикладывалась к бокалу, и я вцепилась в лацканы его пиджака, прикрывая глаза. Самсонов отстранился.
– Спокойной ночи… – резанул по нервам своим ласковым шепотом, и грустная улыбка тронула его губы. – На самом деле я пришел не за этим…