Читать интересную книгу Запах ночного неба (СИ) - Вилкс Энни

Келлфер был поражен его вопросом. А то, что он рассказал о связи эр-лливи и у Келлана выбило почву из-под ног.

Если Ингард видел именно ее, то Даор Карион не просто увлекся.

Эр-лливи была необратимой, вечной, ее нельзя было разорвать или перебросить. На свете существовали единицы связей, почти все они базировались на крови, о большинстве люди даже не догадывались, некоторые использовались или заострялись в темных ритуалах. Но эр-лливи была другой. Это переплетение связывало и тела, и души, и так крепко, что один из пары мог чувствовать боль другого и брать на себя его страдания и раны и так же мог делиться счастьем. Мир того, кто выбрал истинную связь, как ее называли на древнем языке, хоть и не ограничивался эр-лливи, но и более не существовал без пары. Ради общего счастья и благополучия такой человек мог превзойти собственные пределы. Эр-лливи меняла связанных людей: они становились сильнее, их возможности расширялись. И даже проклясть одного из пары было невозможно — проклятие теряло цель, растворяясь во внутреннем единстве двоих.

Рассказывая это, Келлфер впервые за все время, что Келлан его знал, был близок к слезам. Он не задал тогда отцу вопрос о связи — это было не нужно — Келлфер решил дать ей развернуться позже, после свадьбы, по какой-то причине рассудив, что матери Келлана она не понравится. Он считал это одним из страшнейших упущений за свою жизнь.

Если Ингард был прав, Даор Карион не отказался бы от Аланы.

И все же одно вселяло надежду: связь не возникла спонтанно между двумя родными душой и предназначенными друг другу людьми, как бывало обычно. Собственно, их духовного родства нельзя было и предположить: Алана светилась чистотой, а темнее Даора Кариона Келлан никого не знал. Это означало, что герцог, почувствовав возможность, дал эр-лливи распуститься, выбрал ее — а значит, Алана тоже должна была согласиться, чтобы связь вступила в полную силу.

Келлан старался не думать о том, что означала односторонняя связь с таким человеком, как герцог Карион.

«Она не выберет», — шептала Келлану призрачная, коварная надежда.

И, несмотря ни на что, образ прильнувшей к его плечу Аланы не мерк, и надежда светилась, то ли помогая Келлану, то ли изматывая его.

И змеиный крест теплел в тайном кармане камзола, у самой груди.

* * *

Что-то вырвало Келлана из сонного забытья, и это само по себе было странно.

Сначала он не понял, что произошло: наполовину съеденная тучами луна светила тихо, и воздух не дрожал, не было криков или других резких звуков — и все же сердце ударялось о ребра.

Келлан рывком поднялся с кресла — он заснул сидя, прямо в одежде, — и подошел к окну, всмотрелся в ночную даль. Заснеженные ели мирно покачивались где-то внизу. На улице никого не было.

Келлан оперся на подоконник и приложил горячий лоб к холодному стеклу. И тут осознал, что изменилось.

Звона защиты больше не было слышно.

Прежде чем шепчущий понял, что это значит, он уже услышал в своем разуме далекий голос Сина:

«Келлан, ты нужен в главном защищенном зале. По пути разбуди всех спящих наставников, до кого сможешь дозваться. У нас около получаса, пока не рухнет второй периметр, я не хочу устраивать панику, но они все должны быть в курсе и присматривать за послушниками».

«Остальные шепчущие?» — уточнил Келлан, не давая больше мыслям растекаться.

«Тех, кто будет отбивать атаку, я уже предупредил, они наготове с ночи. Остальных нужно собрать в большом зале главного корпуса».

И Син пропал.

Значит, Келлана как воина и не рассматривали. В этом чувствовалась рука отца.

Не давая себе и мига промедления, Келлан выбежал на лестницу, на ходу связываясь с наставниками. Большинство были на ногах и уже организовывали кто защиту, кто эвакуацию, но восьмерых ему пришлось разбудить — ощутить весь их страх — и передать слова Сина.

Когда Келлан оказался на улице, двор уже кипел движением. Послушники быстро шли, иногда переходя на бег, оглядывались, всматривались в хмурое пустое небо, испуганно переговаривались. Келлан ощущал волны страха, подхлестывающие детей, и походя тушил их, стараясь не дать ему обернуться паникой. Послушники последней трети вели себя спокойнее и на удивление хорошо организовывали младших. Мимо спокойно — и Келлан знал, чего ему стоило это внешнее спокойствие! — прошел Мирст, ведущий послушников за собой, а замыкала колонну только вчера покинувшая лазарет Олеанна. Она кивнула в направлении главного корпуса, а затем посмотрела на Келлана сияющими азартом глазами, и он ощутил, как воительнице не терпится вернуться к периметру.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Келлан, пошли, — услышал он голос отца.

Сейчас Келлфер почему-то совсем не выглядел устало. Келлан с удивлением смотрел на его суровое, но сияющее силой лицо и не мог понять, что произошло.

— Ты идешь в зал? — спросил он у отца.

— Син еще слаб, а на Ингарда надежды мало. Я буду организовывать оборону, и мне нужно поговорить с тобой до боя, — нетерпеливо ответил Келлфер.

— В чем дело?

Сейчас, перед лицом серьезной опасности, злость притухла. Келлан вдруг с болью подумал, что может видеть отца в последний раз — и тут же отбросил эту чудовищную мысль. В конце концов, он наблюдал Келлфера в бою всего раз, и этот случай коренным образом поменял его мнение о возможностях отца.

— Я могу быть ранен или убит, а если и нет, то постараюсь уйти с, надеюсь, отступающими пар-оольцами под иллюзией, — резанул по больному Келлфер. — В любом случае, я не могу позволить себе тратить силу. И мне нужна твоя помощь.

Они уже достигли дверей, и стоило им войти внутрь, Келлфер отвел Келлана к окну и неожиданно укрыл подоконник непроницаемой завесой. Келлан недоуменно посмотрел на отца: тому, чтобы создать сложный заговор, не потребовалось даже шептать. И казалось, это его совсем не вымотало.

— Что происходит?

Вместо ответа Келлфер вытащил из-за пазухи какой-то странный круглый плоский кулон, массивный, выглядящий как гнездо земляных и воздушных переплетений. Этот предмет не был похож ни на что, что Келлан видел раньше: безусловно, являясь артефактом, он не был статичен в своей форме: корявые, угловатые, унизанные длинными мягкими шипами белые и темно-бурые ветви все время перетекали, двигаясь — и все же форма оставалась прежней. За полупрозрачной материей змеино-древесных тел сиял белый огонек, не освещавший ни их, ни ладонь, на которой Келлфер держал амулет. Создавалось впечатление, что мерцающая звездочка одновременно и существовала, и не оставляла от своего существования следа. Отчего-то Келлану стало страшно — и одновременно тепло.

— Это маяк, Келлан. Никому не нужно знать о нем. Это демонический артефакт, который нужно поддерживать в рабочем состоянии кровью. Одна капля в сутки. Я хочу, чтобы ты питал его, пока меня не будет. Если он не примет твою кровь, я заберу его с собой, но тогда не смогу сражаться. Твои способности не так завязаны на силу, ты останешься мощным знатоком разума, даже если потеряешь ее часть.

— Объясни, — потребовал Келлан. Ему хотелось протянуть руку и коснуться сияния. — Ты связан с этим демоном?

— Нет. Другой демон много лет назад создал его.

— И ты доверяешь демону?

— Тому — да, — отрезал Келлфер. — Этот маяк ослабляет меня, когда я питаю его. Скорее всего, он немного ослабит и тебя, поэтому ты останешься здесь, с послушниками. Понял?

— Прошло время приказов, — отрезал Келлан. — Либо ты объясняешь, и я решаю, помогать ли, либо можешь на меня не рассчитывать.

Келлфер тяжело вздохнул. На скулах его заходили желваки.

Мимо проносились взволнованные послушники, не замечавшие мужчин. Глухо, словно через водную пелену, Келлан ощущал их страх, но этот страх отступал перед мерцанием белого огня сквозь живые ветви овеществленного заклятия.

— Этот маяк вернет твою мать, — наконец произнес Келлфер. — Когда она переродится, я узнаю. Он должен работать постоянно.